И вместе с тем под влиянием революционных событий в России с середины 1906 года Плеханов, как отмечал Ленин, начинает по ряду вопросов отходить от меньшевиков. Его позицию в это время характеризует название статьи В. И. Ленина «Тактические колебания», в которой он разбирает № 6 «Дневника социал-демократа» Г. В. Плеханова. В нем была напечатана статья «Общее горе», о которой шла речь выше. Ленин показывает, что критика Плехановым половинчатости кадетов приближает его взгляды к взглядам большевиков. На Лондонском съезде Плеханов выступил против «организационного анархизма» меньшевиков, хотя предпочитал это делать на закрытых собраниях делегатов-меньшевиков, а не с трибуны съезда. Его еще многое связывало тогда с меньшевиками.
На съезде в качестве гостя присутствовал Максим Горький. Еще в 1906 году Плеханов с одобрением писал о пьесе Горького «Дети солнца», где он называл автора «знатоком народной психологии» (1—XV, 52).
Накануне съезда Плеханов написал статью для журнала «Современный мир». Статья называлась «К психологии рабочего движения». В ней Плеханов дал высокую оценку творчества Горького, он называет его «нашим высокоталантливым художником-пролетарием», у которого может поучиться самый ученый социолог. И это Плеханов писал в то время, когда вся буржуазная пресса кричала о «гибели» Горького как писателя. Плеханов дает высокую оценку его творчеству: «И, конечно, не потому нравятся мне «Враги», что они изображают борьбу классов и притом изображают ее в той специальной обстановке, в какой происходит она у нас благодаря неутомимому усердию попечительного начальства. Волнение рабочих на заводе, убийство одного из собственников завода, появление солдат и жандармов — во всем этом, конечно, очень много драматического и «актуального». Но всем этим дана только возможность хорошего драматического произведения. Вопрос о том: перешла ли эта возможность в действительность? А решение этого вопроса зависит, как известно, от того, насколько удовлетворительна художественная обработка интересного материала. Художник — не публицист. Он не рассуждает, а изображает. Тот художник, который изображает классовую борьбу, должен показать нам, как определяется ею душевный склад действующих лиц, как она определяет собою их мысли и чувства. Словом, такой художник необходимо должен быть психологом. И новое произведение Горького тем хорошо, что оно удовлетворяет даже строгому требованию с этой стороны. «Враги» интересны именно в социально-психологическом смысле».
Плеханов особо остановился на языке героев пьесы «Враги». Он писал: «А каким языком говорят все эти пролетарии Горького. Тут все хорошо, потому что нет ничего придуманного, а все настоящее». Плеханов подчеркивал, что Горький «прекрасно владеет великим, богатым и могучим русским языком». К сожалению, номер журнала со статьей Плеханова вышел уже после съезда, на котором Плеханов впервые увидел любимого писателя,
14 мая Плеханов писал жене: «Вчера состоялось открытие съезда. Я открыл его. Говорят, на хорах присутствовал Горький, но я его не видел, иначе я сказал бы ему несколько приветственных слов…» Знакомство состоялось на следующий день. Плеханов 16 мая пишет Розалии Марковне: «Вчера ко мне подошел Максим Горький, который тоже здесь. Я с ним проговорил довольно долго. Он очень интересный человек. Меньшевиков он ненавидит с фанатизмом ничего не понимающего в политике человека. Мне он наговорил много комплиментов, назвал своим учителем. Просил провести с ним вечер, чтобы поговорить. Я, конечно, согласился».
Нам известно еще о двух встречах Плеханова и Горького во время работы V съезда партии.
По просьбе Горького Плеханов пошел вместе с ним в мастерскую английского художника Феликса Мошелеса, который делал иллюстрации к пьесе «На дне». Художник встретил их с волнением. Плеханов взял на себя роль переводчика, но просил хозяина говорить не по-английски, а по-французски, так как ему было легче вести разговор на этом языке. Мошелес, желая расположить к себе гостей, сообщил, что он хорошо знал и ценил их соотечественника С. М. Степняка-Кравчинского.
Рисунки художника очень не понравились Алексею Максимовичу, и он с гримасой неодобрения восклицал: «Это черт знает что такое», «это безобразие». Из деликатности Плеханов не стал переводить эти слова.
Еще раз Плеханов и Горький встретились на банкете для делегатов съезда, устроенном «Обществом друзей русской свободы». Руководители съезда согласились на устройство банкета, надеясь получить от этого общества деньги на продолжение съезда, работа которого затягивалась, и средств на возвращение делегатов в Россию уже не было.
Стараниями Ленина и Плеханова деньги были добыты. Английский фабрикант Д. Фелз «одолжил» съезду 1700 фунтов стерлингов. Он получил назад всю сумму уже после Октябрьской революции, когда Л. Б. Красин прибыл в Лондон в качестве представителя Советского государства.
Обыкновенно отмечают, что этот заем был сделан с помощью Горького и английских социалистов. Однако известную роль в организации его сыграл и Плеханов. Долговая расписка датируется 30 мая 1907 года, а 24 мая Плеханову писал английский социалист Г. Уотс: «…сообщите мне, разрешена ли уже у Вас финансовая проблема. Если нет, я сделаю все невозможное, чтобы разрешить ее».
Горький писал в 1930 году в очерке «В. И. Ленин», что он виделся с Плехановым один раз и только мельком и у него сложилось неприятное впечатление о Плеханове.
«Не всегда важно что говорят, — отмечал он, — но всегда важно, как говорят. Г. В. Плеханов в сюртуке, застегнутом на все пуговицы, похожий на протестантского пастора, открывал съезд, говорил как законоучитель, уверенный, что его мысли неоспоримы, каждое слово — драгоценно, так же как и пауза между словами. Очень искусно он развешивал в воздухе над головами съездовцев красиво закругленные фразы, и когда на скамьях большевиков кто-нибудь шевелил языком, перешептываясь с товарищем, почтенный оратор, сделав маленькую паузу, вонзал в него свой взгляд, точно гвоздь.
Одна из пуговиц на его сюртуке была любима Плехановым больше других, он ее ласково и непрерывно гладил пальцами, а во время паузы прижимал ее точно кнопку звонка, — можно было думать, что именно этот нажим и прерывает плавное течение речи. На одном из заседаний Плеханов, собираясь ответить кому-то, скрестил руки на груди и громко, презрительно произнес:
— Х-хе!
Это вызвало смех среди рабочих-большевиков. Г. В. поднял брови, и у него побледнела щека; я говорю: щека, потому что сидел сбоку кафедры и видел лица ораторов в профиль.
Во время речи Г. В. Плеханова в первом заседании на скамьях большевиков чаще других шевелился Ленин, — то съеживаясь, как бы от холода, то расширяясь, точно ему становилось жарко; засовывал пальцы куда-то под мышки себе, потирал подбородок, встряхивал светлой головой и шептал что-то М. П. Томскому. А когда Плеханов заявил, что «ревизионистов в партии нет», Ленин согнулся, лысина его покраснела, плечи затряслись в беззвучном смехе, рабочие, рядом с ним и сзади него, тоже улыбались, а из конца зала кто-то угрюмо громко спросил:
— А по ту сторону — какие сидят?»
Рассказав о манере выступать других делегатов съезда, Горький пересказывает услышанный им разговор:
«В Гайд-парке несколько человек рабочих, впервые видевших Ленина, заговорили о его поведении на съезде. Кто-то из них характерно сказал:
— Не знаю, может быть, здесь, в Европе, у рабочих есть и другой, такой же умный человек — Бебель, или еще кто. А вот, чтобы был другой человек, которого бы я сразу полюбил, как этого, — не верится!
Другой рабочий добавил улыбаясь:
— Этот — наш!
Ему возразили:
— И Плеханов — наш.
Я услышал меткий ответ:
«Плеханов — наш учитель, наш барин, а Ленин — вождь и товарищ наш».
Какой-то молодой парень юмористически заметил: — Сюртучок Плеханова-то стесняет». И, наконец, Горький дает обобщение своего восприятия Плеханова:
«Плеханов ни о чем не расспрашивал, он уже все знал а сам рассказывал. По-русски широко талантливый, европейски воспитанный, он любил щегольнуть красивым, острым словцом и, кажется, именно ради острого словца жестоко подчеркивал недостатки иностранных и русских товарищей. Мне показалось, что его остроты не всегда удачны, в памяти остались только неудачные: «Не в меру умеренный Меринг». «Самозванец Энрико Ферри, в нем чет железа ни золотника» — тут каламбур построен на слове «ферро» — железо. И все в этом роде. Вообще же он относился к людям снисходительно, разумеется, не так, как бог, но несколько похоже. Талантливейший литератор, основоположник партии, он вызвал у меня глубокое почтение, но не симпатию. Слишком много было в нем «аристократизма». Может быть, я сужу ошибочно. У меня нет особенной любви к ошибкам, но, как все люди, я тоже ошибаюсь. А факт остается фактом: редко встречал я людей то такой степени различных, как Г. В. Плеханов и В. И. Ленин. Это и естественно; один заканчивал свою работу разрушения старого мира, другой уже начал строить новый мир».
