Наряду с авторской и отчасти редакторской работой в «Искре» силы Георгия Валентиновича поглощал главным образом журнал «Заря». Он не только отредактировал статьи его трех книг (четырех номеров), но и написал для него 20 статей. Только в первом номере, который вышел в апреле 1901 года, были напечатаны: первая статья из серии «Критика наших критиков» «Г. П. Струве в роли критика марксовой теории социального развития», статьи «Еще раз социализм и политическая борьба», «14 декабря 1825 года», «Несколько слов о последнем парижском международном социалистическом конгрессе» и три большие рецензии. В следующих двух книгах «Зари» — № 2/3 1901 года и № 4 1902 года — были напечатаны статьи Плеханова «Cant против Канта, или Духовное завещание г. Бернштейна» и продолжение статьи против Струве. В «Заре» были опубликованы рецензии Плеханова на книги Масарика, Э. Вандервельде, Франка, Б. Кроче и других буржуазных и реформистских авторов.
Хотя Э. Бернштейн был разоблачен и, говоря словами Плеханова, «умер для школы Маркса, к которой он когда-то принадлежал», Плеханов активно продолжал критику бернштейнианского оппортунизма и буржуазной философии, из которой черпали свои антимарксистские взгляды Э. Бернштейн и другие оппортунисты. Плеханов как в статьях против Бернштейна, так и против его «духовного брата» Петра Струве («Критика наших критиков»), в последнем случае с известным опозданием и с некоторой непоследовательностью, отстаивает от их нападок диалектический метод Маркса и Энгельса, материалистическое понимание истории. «Материалистическое объяснение истории, — пишет Плеханов, — действительно, является одним из самых главных отличительных признаков марксизма. Но это объяснение все-таки составляет лишь часть материалистического миросозерцания Маркса — Энгельса. Критическое исследование их системы должно поэтому начинаться с критики общих философских основ этого миросозерцания. А так как метод, несомненно, составляет душу всякой философской системы, то критика диалектического метода Маркса и Энгельса, естественно, должна предшествовать «пересмотру» их исторической теории.
Верный своему неверному взгляду на «основной закон» марксизма, г. Бернштейн начинает с критики материалистического понимания истории и лишь во второй главе своей книги переходит к оценке диалектического метода. Мы, в свою очередь, останемся верны своему взгляду на решающее значение метода в каждой серьезной системе и начнем с диалектики» (2—II, 374–375).
Критически анализируя отступничество Бернштейна от марксизма, от его революционной диалектики, Плеханов не только выясняет теоретическую несостоятельность его выпадов против философии марксизма, но и вскрывает социальные корни ревизионизма в немецкой социал-демократии.
«Если г. Бернштейн отказался от материализма для того, чтобы не «угрожать» одному из «идеологических интересов» буржуазии, который называется религией, то его отказ от диалектики вызван был его нежеланием пугать ту же буржуазию «ужасами насильственной революции»… Надо прибавить, что он (Бернштейн. — Авт.) бессознательно становится на конкретную почву диалектики только в тех случаях и только в такой мере, в какой диалектика представляет собой удобное оружие в борьбе с мнимым радикализмом «революционеров», мыслящих по формуле: «да — да и нет — нет». Это именно те случаи, когда всякий филистер делается диалектиком. Но тот же самый г. Бернштейн, — вместе со всеми филистерами всего земного шара, — готов городить против диалектики всякий вздор и взводить на нее самые нелепые обвинения всякий раз, когда ему кажется, что она может содействовать укреплению и развитию революционных стремлений в социалистической области… Оттого-то немецкие филистеры и приветствовали его «критику» громкими и продолжительными воплями радости, оттого-то они и произвели его в великие люди. Рыбак рыбака видит издалека» (2—II, 392–393). Плеханов настойчиво предупреждал в те годы рабочее движение о том, что оппортунизм приобрел немало сторонников в рядах социал-демократии разных стран, считал распространение оппортунизма главной опасностью, угрожавшей в то время рабочему движению, и призывал социал-демократов оставшихся верными революционному духу своей программы, настоятельно бороться с этой опасностью, ибо «бернштейниада» очень страшна, как признак возможного упадка».
Критически анализируя позиции П. Струве, который ранее заигрывал с марксизмом, его переход на выучку к модной у буржуазии идеалистической философии неокантианства, Плеханов обратил особое внимание на разоблачение тех извращений Марксовой теории общественного развития, которые содержатся в писаниях «легальных марксистов». Плеханов делает следующие выводы из анализа противоречий общественного развития в конце XIX века, доказывая несостоятельность антимарксистских построений Струве: «Если понятие социальная революция не выдерживает критики, то спрашивается, как же быть с теми социальными революциями, которые уже совершились в истории? Считать ли их несовершившимися или признать, что они не были революциями в том смысле, какой придают этому слову правоверные марксисты? Но если мы даже и скажем, что, например, Великая Французская Революция на самом деле вовсе не имела места, то ведь этому вряд ли кто поверит. А если мы вздумаем утверждать, что эта великая революция совсем не похожа на ту, о которой толкуют правоверные марксисты, то эти упрямые люди немедленно прервут нас, заметив, что мы неправильно изображаем дело. По мнению правоверных марксистов, Великая Французская Революция была социальной революцией в полном смысле этого слова. Правда, это была революция буржуазии, между тем как теперь на очереди стоит — как думают правоверные марксисты — революция пролетариата. Но это не изменяет дела. Если понятие — социальная революция — несостоятельно потому, что природа скачков не делает, а интеллект их не терпит, то очевидно, что эти решительные доводы должны в одинаковой мере относиться как к революции буржуазии, так и к революции пролетариата. А если революция буржуазии давно уже совершилась, несмотря на то, что скачки «невозможны», а изменения «непрерывны», то у нас есть все основания думать, что в свое время совершится и революция пролетариата…» (2—II, 604).
В самом начале XX века (в 1902 году) у русских марксистов появился еще один противник — мелкобуржуазная, антимарксистская партия так называемых социалистов-революционеров (эсеров). В последующие годы эсеры развернули среди русских студентов и эмигрантов в Швейцарии, Франции, Германии шумную деятельность, стараясь привлечь в свои ряды как можно больше сторонников. Эсеры, выражавшие интересы мелкой буржуазии города и деревни, пытались объединить на первых порах остатки народнических кружков, неверные теоретические положения которых вместе с некоторыми искаженными марксистскими идеями и легли в основу их взглядов. Они требовали свержения самодержавия и установления «демократической республики на федеративных началах», введения политических свобод, на словах выступали за улучшение положения рабочих и крестьян. Вместе с тем эсеры отрицали руководящую роль рабочего класса в российской революции и не желали замечать классового расслоения среди крестьянства, считая все крестьянство безусловным сторонником социализма; они отвергали борьбу широких народных масс во главе с пролетариатом и делали ставку на индивидуальный террор.
Порой эсеры увлекали за собой часть неопытных молодых людей своими демагогическими призывами, хлесткими псевдореволюционными фразами. К тому же смелые действия некоторых активистов этой партии, совершавших террористические акты против высших чиновников и экспроприации в банках и других царских учреждениях, привлекли в их ряды недостаточно закаленных и идейно не подготовленных молодых людей из мелкобуржуазных слоев населения, студенчество, а также и отдельных рабочих.
Русские марксисты начали идейно-политическую борьбу против эсеров, критикуя их антинаучную идеологию и авантюристическую тактику.
Плеханов, известный своей критикой народничества и анархизма, активно включился в борьбу с их русскими эпигонами. В июне 1902 года он писал Аксельроду, что переговоры лондонской части редакции «Искры» с «экономистами» не огорчают его, ибо «тот, кто действительно примирил бы нас с «Рабочим делом», оказал бы услугу отечеству. Теперь наши враги — «социалисты-революционеры».
