Плеханов тотчас же написал Каутскому, прося предоставить ему место на страницах «Neue Zeit» для ответа Бернштейну: «Бернштейн пытается теперь сделать в области философии то, что он, как ему кажется, сделал в области экономической… Если Бернштейн прав в своих критических попытках, то можно задать вопрос: что же останется от философских и социалистических воззрений наших учителей? Что останется от социализма? И поистине пришлось бы ответить: немногое! Или вернее: решительно ничего!.. К чему я стремлюсь — это защитить идеи Ф. Энгельса, которые наши «философы» вроде К. Шмидта считают старыми и не выдерживающими критики. Я должен сознаться, что писания этих философов глубоко меня возмущают и что мой ответ не будет очень любезным. Но для меня речь идет об очень важных вещах, и я не могу сохранить академического хладнокровия. «Философские идеи» господ Шмидта и Бернштейна являются именно теми неокантианскими идеями, против которых всегда боролись мои учителя… О, да, мы переживаем кризис, и я сильно страдаю от этого»(3—V, 261).
Каутский ответил, что напечатает статью Плеханова во всяком случае, так как «вы имеете право быть выслушанным», что он не отвечает сам Бернштейну, потому что очень занят и что ему было бы «приятнее, когда об этом заботятся другие». Нерешительность свою Каутский объяснял также тем, что он с Бернштейном 18 лет боролся рядом, плечом к плечу, и «не так-то легко обратить оружие против старого соратника».
Центризм Каутского, его непоследовательность уже в то время в отношении защиты марксизма сказались довольно определенно. Он писал, что считает необходимым критиковать экономические теории Бернштейна, но в области философии это не так важно: «Во всяком случае, я должен открыто заявить, что неокантианство смущает меня меньше всего. Я никогда не был силен в философии, и, хотя я и стою целиком на точке зрения диалектического материализма, все-таки я думаю, что экономическая и историческая точка зрения Маркса и Энгельса в крайнем случае совместима с неокантианством…»
Плеханов послал Каутскому статью «Бернштейн и материализм» и сразу же приступил к работе, критикующей бернштейнианца Конрада Шмидта. У Плеханова пропал один нужный журнал, и он пишет Засулич, умоляя прислать его: «…найдите этот № и пришлите мне: он мне ей же богу до зарезу нужен. Скорей! Скорей! Скорей! В ножки поклонюсь» (3—V, 266).
Каутский послал для перевода статью Плеханова Кларе Цеткин, но вычеркнул некоторые особо резкие выпады против Бернштейна. Плеханов пишет в ответ: «Моя критика не является мягкой, но она не носит личного характера. Впрочем, должен сознаться, что в настоящее время я далек от любви к Бернштейну: это — враг, и если я люблю врагов, то не христианской любовью…» (3—V, 267). Каутский напечатал первую статью Плеханова, а потом еще две — «Конрад Шмидт против Карла Маркса и Фридриха Энгельса» и «Материализм и кантианизм».
В 1898 году Плеханов выступил в Женеве и других городах Швейцарии, а затем в Италии с лекциями о «мнимом кризисе марксизма». В своей лекции он говорил: «…основатель современного социализма (Маркс. — Авт.) был решительным сторонником материализма. Материализм был основой всего его учения. Бернштейн и Конрад Шмидт оспаривают материализм. Он кажется им ошибочной теорией. В недавней статье, напечатанной в «N{eue} Z{eit}», Бернштейн призывает социалистов вернуться… назад к Канту» (2—II, 336). Плеханов, исходя из опыта истории философии и современной общественной жизни, убедительно опровергал доводы агностицизма, отрицающего возможность верного познания мира человеком. Агностицизмом проникнуты философия Канта и неокантианские учения, проповедуемые ревизионистами Э. Бернштейном, К. Шмидтом и им подобными. Плеханов писал: «…Мы знаем также, — при посредстве нашей способности восприятия, — отношения, существующие между самими предметами. Это не есть непосредственное знание, но это знание, и раз мы им обладаем, мы не имеем больше права говорить о невозможности знать вещи в себе.
Знать — это предвидеть. Раз мы можем предвидеть явление (феномен), мы предвидим действие на нас некоторых вещей в себе. И вся наша промышленность, вся наша практическая жизнь основана на подобном предвидении.
Следовательно, положение Канта не может быть поддержано» (2—II, 340).
В статьях Плеханова против философского ревизионизма Бернштейна опровергаются и вредоносные попытки выбросить из теоретического арсенала рабочего движения революционную диалектику Маркса, подменить ее пошлым и вульгарным эволюционизмом и тем самым увести социал-демократические партии в пучину реформизма. Разоблачая взгляды Бернштейна, который, называя диалектику Маркса и Энгельса «гегелевской ловушкой», утверждал, что она якобы привела к «революционным фразам», к неверной «теории катастроф», Плеханов в своем открытом письме Карлу Каутскому («За что нам его благодарить?») доказал несостоятельность взглядов Бернштейна об «устарелости» революционной сущности теории Маркса. Он критиковал его ревизионистские измышления о том, что она будто бы опровергнута ходом новейшего общественного развития, которое якобы свидетельствует о смягчении противоречий капитализма и ненужности революционной борьбы. «Центр тяжести его аргументации, — пишет Плеханов, — против этой теории заключается в указании на тот, как он думает, несомненный факт, что многие выраженные Марксом и Энгельсом в Коммунистическом манифесте взгляды не нашли подтверждения в дальнейшем ходе развития социальной жизни» (2—II, 363). В этой аргументации «нет ничего, абсолютно ничего, что нам не было бы уже сказано бесчисленное множество раз нашими противниками из буржуазного лагеря». Плеханов заключает, что Каутский необоснованно призывал благодарить Бернштейна за то, что он обратил внимание на некоторые вопросы общественного развития, что «мы не имеем абсолютно никакого основания чувствовать себя обязанными по отношению к Бернштейну» (2—II, 363).
Плеханов обращает внимание социал-демократических партий на большой, чреватый серьезной опасностью для революционного движения вред ревизионизма Бернштейна и других оппортунистических элементов, опасность, которую не замечали или недооценивали многие лидеры немецкой социал-демократии и других рабочих партий Европы. «…Сейчас, — писал он, — речь идет вот о чем: кому кем быть похороненным: социал-демократии Бернштейном или Бернштейну социал-демократией? Я лично не сомневаюсь и никогда не сомневался в исходе этого спора. Но разрешите мне, высокочтимый и дорогой товарищ, в заключение своего письма еще раз обратиться к Вам с вопросом: действительно ли мы обязаны благодарностью человеку, который наносит жестокий удар социалистической теории и стремится (сознательно или бессознательно, это безразлично) похоронить эту теорию на радость солидарной «реакционной массы»? Нет, нет и тысячу раз нет. Не благодарности нашей заслуживает такой человек!» (2—II, 373).
Каутский, который в то время уже начинал сползать с марксистских позиций к «центризму», примиренчеству в отношении ревизионизма, всячески сдерживал полемический запал Плеханова. В декабре 1898 года он пишет: «Разумеется «Neue Zeit» предоставляется для вашего ответа, но чем короче он будет, тем мне будет приятнее: мы уже посвятили этой теме довольно много места, и большинство наших читателей не может следить за дискуссией, так как философское мышление им непривычно». Плеханов ответил письмом, в котором умолял не сокращать статьи: «…примите во внимание, что я защищаю идеи Маркса и Энгельса и что для нас было бы непростительно сдаться при первой атаке каких-нибудь университетских педантов». В конце письма Плеханов пишет фразу, имеющую большое значение для понимания всей атмосферы этой полемики: «Вы говорите, что ваши читатели не интересуются философией. Я думаю, что надо заставить их интересоваться ею: это наука наук» (3—V, 283).
Статьи Плеханова подверглись бешеным нападкам со стороны ревизионистов, но они были одобрительно встречены многими видными деятелями социал-демократического движения. Однако их отзывы содержали и критические нотки. Например, П. Аксельрод считал полемику с ревизионистами чересчур резкой и неоправданной. Вера Засулич, обычно призывавшая Плеханова к мягкости, на этот раз целиком его поддержала. В 1898 году она приехала из Цюриха, где жила последнее время, навестить Плеханова, и он зачитал ей отрывки из писем социал-демократических лидеров, сопровождая их комментариями.
