Весной, после смерти Елизаветы Васильевны, Надежда Константиновна почувствовала себя плохо. Сказалось нервное потрясение — врачи нашли рецидив базедовой болезни и посоветовали отправиться в горы. Опять засел Владимир Ильич за газеты (как во Франции) и нашел дешевый пансион вдали от модных курортов в небольшом местечке Зёренберге. Поселились Ульяновы в отеле "Мариеяталь", в светлом номере, окна которого выходили на заснеженные вершины Альп. Спали с открытыми настежь окнами, и по утрам их будили яркие солнечные лучи, заливавшие Зёренберг. Оказалось, что и работать в тихом, уединенном Зёренберге было не хуже, чем в Берне или Женеве. Сюда, в горную деревушку, можно было выписать любую книгу и получить ее бесплатно аккуратно, через два дня.
Зёренберг нравится Ульяновым, но душой они еще в Польше, близко-близко от России. Они приглашают к себе друзей. Надежда Константиновна пишет С. Багоцкому: "…у нас тут очень недурно, такие же горки, как в Поронине, есть и более далекие прогулки. Довольно красиво и достаточно пустынно, т. к. Sorenberg — 16 километров от жел. дороги. Мы живем в пансионе, тут человек 30 швейцарцев еще живет, но мы имеем особую столовую и живем, как дома.
Приезжайте-ка, будем очень рады. Я теперь почти совсем здорова, нервы приходят в порядок окончательно, вообще с этой стороны благополучно.
Дождь тут льет, как в Поронине, но работы порядочно, так что скучать некогда…"[38]
Первую половину дня посвящали работе, после обеда шли на прогулку в горы. Крупская пишет: "Ильич очень любил горы, любил под вечер забираться на отроги Ротхорна, когда наверху чудесный вид, а под ногами розовеющий туман, или бродить но Штраттенфлу — такая гора была километрах в двух от нас, "проклятые шаги" — переводили мы. Нельзя было никак взобраться на ее плоскую широкую вершину — гора вся была покрыта какими-то изъеденными весенними ручьями камнями. На Ротхорн взбирались редко, хотя оттуда открывался чудесный вид на Альпы. Ложились спать с петухами, набирали альпийских роз, ягод, все были отчаянными грибниками — грибов белых было уйма, но наряду с ними много всякой другой грибной поросли, и мы так азартно спорили, определяя сорта, что можно было подумать — дело идет о какой-нибудь принципиальной резолюции".
Работа над книгой близилась к концу. В нее был вложен огромный труд, изучено колоссальное количество первоисточников. Одни только выписки из них составили 26 тетрадей. В ходе работы Надежда Константиновна познакомилась с трудами крупнейших педагогов прошлого и с работами современных педагогов Европы и Америки.
Свою книгу Крупская назвала "Народное образование и рабочий класс", правда, впоследствии из-за цензурных препятствий пришлось от этого названия отказаться.
Надежда Константиновна была довольна своей работой, настроение у нее было бодрое, да и чувствовала она себя значительно лучше, сказался продолжительный отдых в горах. Теперь, когда работа над книгой была закончена, встал на повестке дня вопрос: где и кто будет ее издавать. В письме к Марии Ильиничне она пишет: "Я последнее время очень много занималась педагогикой вообще и историей педагогики в частности, так что подкопана в этой области недурно. Написала даже целую брошюру: "Народная школа и демократия". Первая ее часть уже готова, называется "Роль производительного труда в деле народного образования". Листов 6–7. Кажется мне, вышло довольно интересно. Вот я и хотела попросить тебя поискать издателя".
Владимир Ильич обращается к посредничеству Горького, у которого были большие возможности в издательстве "Парус". В феврале 1916 года из Берна он посылает Алексею Максимовичу рукопись книги Крупской и одновременно отправляет письмо:
"Многоуважаемый Алексей Максимович!
Посылаю Вам заказной бандеролью брошюру моей жены "Народное образование и демократия".
Автор занимается педагогикой давно, более 20 лет. И в брошюре собраны как личные наблюдения, так и материалы о новой школе Европы и Америки. Из оглавления Вы увидите, что дан также, в первой половине, очерк истории демократических взглядов. Это тоже очень важно, ибо обычно взгляды великих демократов прошлого излагают неверно или с неверной точки зрения. Не знаю, в состоянии ли Вы сами урвать время для чтения и интересуетесь ли; §§ 2 и 12 могли бы служить образцом. Изменения в школе новейшей, империалистской, эпохи очерчены по материалам последних лет и дают очень интересное освещение для демократии в России.
Вы очень обяжете меня, если посодействуете — прямо или косвенно — изданию этой брошюры. Спрос на литературу этой области, верно, сильно возрос теперь в России.
Лучшие приветы и пожелания. В. Ульянов".
Надежда Константиновна тоже обращается к Горькому:
"Многоуважаемый Алексей Максимович!
Мне хочется написать Вам несколько слов по поводу посылаемой брошюры. Поскольку мне приходилось беседовать на затрагиваемые в брошюре темы с рабочей публикой, я всегда встречала с ее стороны большой интерес к этим вопросам. С другой стороны, в нашей среде приходилось до сих пор наталкиваться на полное равнодушие к этим вопросам, даже то, что говорил по этому вопросу Маркс, как-то слишком мало известно… Конечно, такое отношение обусловливалось пережитым периодом, когда внимание было обращено на другие, более животрепещущие вопросы. Поле всецело было предоставлено кадетской и народнической братии. Только в их освещения знакомилась с этими вопросами рабочая и учительская публика. Между тем в Европе под влиянием необычайного технического прогресса вопрос о народном образовании превратился в один из самых животрепещущих. Сейчас, во время войны, например в Германии, идет лихорадочная перестройка школ, приспособление их к потребностям быстро развивающейся жизни, к превращению их из книжной школы, школы учебы, в школу труда. Несомненно, что и у нас скоро этот вопрос встанет на очередь, об этом позаботится конкуренция на мировом рынке. B нельзя, чтобы демократия, которой этот вопрос касается ближе всего, безучастно, бессознательно отнеслась к этому делу.
В других областях есть традиции, в этой области традиций нет еще, к сожалению".
Царская цензура книгу Крупской к печати не допустила, несмотря на все старания Горького и других видных литературных деятелей.
Брошюра вышла в свет под названием "Народное образование и демократия" только в 1917 году в издательстве "Жизнь и знание".
В предисловии к 4-му изданию, вышедшему уже после Октября, Крупская писала, что план этой книги был обсужден вместе с Владимиром Ильичем. А когда работа была закончена, он внимательно ее просмотрел. Она подчеркивает, что Ленин всегда уделял большое внимание делу народного образования.
В своем труде Крупская дает блестящую характеристику выдающимся педагогам-мыслителям XVIII–XIX веков. Давая оценку произведениям Жан-Жака Руссо, она прежде всего обращает внимание на отношение Руссо к роли производительного труда в деле народного образования. Высказывания Руссо о труде как неизбежной обязанности общественного человека Крупская подчеркивает особо.
Она пишет о том огромном влиянии, которое оказали педагогические идеи Руссо на его современников во Франции я Швейцарии. Идеи Руссо, писала Крупская, не потеряли своего значения и теперь, а отношение Руссо к труду как к общественной обязанности каждого гражданина воспринималось рабочей демократией как революционный лозунг. В Швейцарии идеи Руссо, вдохновенно изложенные в "Эмиле", произвели огромное впечатление на крупнейшего педагога-ученого Песталоцци. Анализируя творчество Песталоцци, Крупская подчеркивает, что "все его произведения согреты горячей любовью к народу".
Крупская считает, что "основная идея Песталоцци, выдвинутая им с такой силой, что центром воспитательной деятельности должен быть производительный труду совершенно верна, вполне соответствует интересам рабочего класса…
