Во всём новеньком, все в берцах (Армия ещё лет 7 будет в кирзовых сапогах топать). Отправку и сопровождение повесили на офицеров батальона, который месяц как вернулся из Южной Осетии. Дескать у вас солдат всё равно нет (они уволились), отвезите роту, а потом пойдёте отпуска гулять. Отвезли. Вернулись. В компании за рюмкой чая рассказали:

Чем дальше от Москвы, тем хуже. Поведение всё более вызывающее. Наглее. На вокзале в Махачкале их встречают большие шишки и большой чин из республиканского военкомата. Торжественный митинг. Роту размещают в какой — то казарме. Моментально казарма облеплена джипами «Гранд чероки», мерсами, БМВ. Пошли делегации: «Э! Слюшай! Отпусти братишку! Год не виделись! Пусть семью повидает!» Большой чин нашим офицерам: «Отпустите солдат в увольнение!». Наши фишку срубили: «А они вернутся? Нет уж, давайте вы распишитесь, что личный состав приняли, а потом делайте, что хотите». Большой чин расписался. Построил роту на плацу: «Все в увольнение, через 3 дня в 20.00 построение на плацу. Отпускаю под свою ответственность. Под честное слово. Все вернётесь?» «ТАК ТОЧНО».

Прошло 3 дня. 20.00 — на плацу никого. К 22.00 на плацу материализовалось несколько фигур. Следующее утро — в казарме с десяток. Вечер — чуть больше, чем с десяток. И те подумывают, не раствориться ли им обратно. Большой чин рвёт и мечет: «Выступлю по телевидению. Всем пиздец — зачитают список, фамилии тех, кто слово не держит. Опозорю на весь Дагестан». К нему подошли: «Э! Слушай! Зачем такой сердитый! Братишка дома год не был. Приедет он!» (или уже воюет) Чин заткнулся.

Наши решили, что пора возвращаться в часть и уехали, когда там начали кашу расхлёбывать — раскидали роту по народным ополчениям и уволили из рядов Вооружённых Сил Российской Федерации.

А вскоре и один наш батальон убыл в командировку на Северный Кавказ «для выполнения правительственного задания». Но это уже совсем другая история.

«Лимонка» № 239 январь 2004 г.

Привет, дружище!

Большое спасибо за письмо и за газеты.

Из твоего письма мне показалось, что в Москве вы все оторваны от жизни и доверчиво слушаете то, что вам преподносят, и смотрите «В гостях у сказки».

Ты меня прости, но я разочарую идеалы многих — начнём с Трошева (подпольная кличка «Тролль»). По поводу его отставки у нас недовольны только тем, что его, этого ворюгу, не посадили. Это тварь, животное. Округ коррумпирован благодаря ему. Хотя говорят, что Тролля не посадили из-за того, что он мог бы потянуть многих «Москвачей». Может быть, и есть в СКВО боеспособные части, но, глядя на родную мотострелковую дивизию, — я очень в этом сомневаюсь. То, что у Тролля сеть заправок в Ростове и Ростовской области, известно всем офицерам округа. С его согласия (не безвозмездно) сопровождались колонны наливников негосударственного характера. Ты же сам рассказывал, как в октябре 99го, под Моздоком, к вам, к вашему командиру подходили местные жители и рассказывали, что по ночам, по федеральной трассе гоняют непонятные колонны в Россию, а вас посылали охранять стога на полях. В командировке, в Краснодаре я пожалел, что у меня не было возможности сфотографироваться на фоне генеральской дачи, очень «скромной» лачуги, просто хижины дяди Тома.

Теперь о Буданове. Со слов, точнее с рассказа соседа — следователя прокуратуры — в ненавязчивой обстановке, без погон, за кружкой «чая» я узнал подробнее об этом. В общих чертах — это животное нажралось, и захотелось женского тела… Его не освобождать надо — он преступник, который должен сидеть в тюрьме.

Ну, а в Чечне наступит мир только тогда, когда удастся навести порядок в Москве. Я тебе могу процитировать слова одного чечена, с которым у меня состоялся разговор во время одной из «командировок», и который спросил: «Зачем вы здесь?» Я: «Бороться с террористами и бандитами. Их пособниками». Он: «А вы у себя, в России, всех бандитов и пособников победили?» Я: «Честно — нет». Он: «Если бы вы несли сюда что-то нормальное, то я бы сам взял оружие и вместе с вами пошёл бы воевать, но не вместе с этим Кадыровым. А так — что те за деньги, что эти за деньги и идти-то не за кем».

Только после снятия Трошева я узнал, что, оказывается, мы — «боевые друзья», на которых он «всегда надеялся». Самые лучшие друзья — «попрошайки» из управления и отделов кадров. Имея таких друзей, и врагов не надо. Враг такого урона и развала нанести не сможет. Кстати, к развалу СКВО («Санаторно-курортного военного округа») приложил руку и Квашнин.

Их только тогда можно было бы назвать офицерами, если бы они взялись по-настоящему за боевую подготовку, а не водили подчинённых на экскурсию к «Нашим учителям» — чеченским боевикам.

«Лимонка» № 195 май 2002 г.

Кому война — а кому мать родная!

Привет, «Лимонка», пишет тебе солдат-срочник, находящийся в это время в Чечне. Хочу рассказать о бардаке, который творится здесь.

Ну, во-первых, солдат-мальчишек, которые каждый день ходят рядом со смертью и выполняют свою боевую задачу, их ни во что не ставят. Гуманитарка, которую собирают по всем школам Пскова, до солдат не доходит, всё «исчезает» в Ханкале. «Тыловые крысы», совсем обнаглевшие, шлют сотнями ящиков на продажу в Дагестан тушёнку, которая по документам должна быть в солдатском котле.

«Секретуткам» закрывают по 20 боевых дней в месяц — максимум сколько можно закрыть. А солдатам в горах по одному-два. Хули говорить, если все нормальные офицеры поувольнялись, остались одни алкаши да «шакалы». Маховик разложения и деградации армии с каждым днём набирает обороты.

Где та армия, которую боялись во всём мире?

Где ты, уважение к офицеру?

Сейчас на них смотрят в лучшем случае сочувственно, а то и презрительно.

Но я верю в возрождение Русской Армии, Русского Народа, Русской Нации!

«Лимонка» № 267 февраль 2005 г.

Обычно о заступлении в караул нам сообщалось за сутки. На следующий день (пропуская зарядку и развод) мы шли в казарму. Готовиться, значит. С 9.30 до 11.00 учили статьи УГиКС (Устав, короче). Я помню его наизусть, поэтому писал письма или слушал радио без палева. Иногда молодые придурки-лейтенанты пытались наехать на меня за письма, но, обнаруживая мои познания устава, сразу переходили на дружественный тон. Потом лейтенанты уходили пить пиво. К сожалению, по ходу службы мне, в основном, попадались тупые командиры, но к ним на смену приходили ребята вообще улётные. Я ржал над ними, как Дубовицкая над шизофрениками из «Аншлага».

Наша рота заступала сразу в два караула, и в санчасть ходили по очереди. Приходим в санчасть. Двадцать три человека — все здоровые, ни одной царапины. Всем ставят в карточках «здоров» и идём обратно. В караул заступали «и косые, и хромые», но на проверку в санчасть, само собой, за них шли здоровые.

По возвращении в казарму готовили внешний вид. Я укладывался в полчаса, и падал спать. Сквозь дрёму слышал крик дневального. Это значит, что пришёл психолог. В одних трусах иду в «ленинскую комнату». Вот она — волосы дошираком растут, накрашенная вся.

— Здравствуйте! Я говорю вам: здравствуйте!

Ну, меня она последним вызовет, сука. Представляю, как убиваю её или как трахаю. Подхожу, представляюсь по полной нарочно, ведь эта тварь знает всю мою биографию. Делает кислую рожу, я делаю вид, что это не мой член торчит сквозь трусы. Раскладываю нелепые карточки. Так, для формальности — кому, как ни ей знать, что с моими показателями психологических тестов, можно идти в любую организацию. Всё. Теперь иду спать со спокойной душой.