— Знаю. — Тоомас Линнупоэг кивнул.

Снова — тук-тук-тук — стучали впереди каблучки Майи, снова Тоомас Линнупоэг шел шага на два позади нее. Майя опять остановилась и сказала:

— Сейчас только три часа, может, они еще не пришли домой?

— Вполне возможно, — ответил Тоомас Линнупоэг.

— Что же нам делать? Может, подождем? — спросила Майя.

— Можно и подождать, — согласился Тоомас Линнупоэг и остановился.

«С Тоомасом Линнупоэгом и впрямь что-то неладно, — подумала Майя. — Если бы у него все было в порядке, он позвал бы меня в кафе есть пирожные, а не стоял бы среди улицы как истукан. Его надо утешить». И Майя сказала:

— Программа вечера, кажется, бедновата.

Тоомас Линнупоэг кивнул. И подумал, что пожалуй, неловко стоять на улице и ждать, пока пройдет время.

— Если ты хочешь, я прочитаю на вечере стихи.

— Что?! — Тоомас Линнупоэг искренне удивился. — Ты ведь не хотела.

— Но ведь и ты тоже не выполнил своего обещания: собирался организовать вечер в честь Вайке Коткас, а сам до сих пор и пальцем не пошевелил. Так что: один — один.

Они дружно рассмеялись, и чувство неловкости испарилось.

— Подождем часок, да? — спросил Тоомас Линнупоэг.

— Пожалуй, — ответила Майя, — можно часок, а можно и побольше.

— Если побольше, то давай купим конфет и пойдем в парк, — предложил Тоомас Линнупоэг, чувствуя, как радость жизни в его душе оттесняет угрюмую серьезность.

Тоомас Линнупоэг купил самых лучших конфет, истратив деньги, выданные ему на кино, и по дороге в парк словно бы между прочим спросил у Майи:

— Тебе нравятся толстые?

— Что — толстые? — не поняла Майя.

— Ну, люди, толстые мальчики, — пояснил Тоомас Линнупоэг. Не мог же он напрямик спросить у Майи, нравится ли ей Пеэтер.

— Ха-ха-ха. Почему это мне должны нравиться толстые? С чего ты взял?

Они сели на скамейку.

— Я думал, девочки любят толстых, — сказал Тоомас Линнупоэг и почувствовал, что невероятно близок к своей цели. Ему уже незачем завидовать Пеэтеру, ведь Майя — рядом. Тоомас Линнупоэг почти поверил, что нравится Майе больше Пеэтера.

— Ты опять шуточки шутишь, — сказала Майя, хрустя конфетами и болтая ногами. — Толстые мальчики! С чего это в голову тебе приходят такие мысли?

— Я и сам не знаю, с чего, — ответил Тоомас Линнупоэг и засмеялся. И тогда засмеялась Майя, а потом Тоомас Линнупоэг, а потом они смеялись вместе, так что парк звенел. Стайка воробьев испугалась их смеха и вспорхнула. И Тоомасу Линнупоэгу почудилось, будто это вовсе не воробьи, а черные колдовские силы, которые бегут из его сердца. Как бы то ни было, на душе у Тоомаса Линнупоэга стало легко-легко. Даже Майя это заметила и спросила:

— Тебе теперь лучше?

— Да, — ответил Тоомас Линнупоэг.

— А у тебя и вправду неприятность была? — продолжала спрашивать Майя.

— Была.

— Большая?

— Огромная.

— Куда же она подевалась?

— Проглотил, словно конфетку, — Тоомас Линнупоэг хмыкнул и сунул в рот новую конфетку, не мог же он сказать, что его неприятность умчалась прочь верхом на метле.

— Не валяй дурака. Что за неприятность? — не отставала Майя.

— Не могу сказать.

— Ну скажи, я не разболтаю.

— Не могу, — повторил Тоомас Линнупоэг и протянул Майе кулек с конфетами.

— А когда-нибудь скажешь? Тоомас Линнупоэг подумал и ответил:

— Когда-нибудь, наверно, скажу.

— Когда? — спросила Майя.

Тоомас Линнупоэг еще подумал и ответил, проникновенно глядя ей прямо в глаза:

— После того, как мы поженимся.

Лицо Майи вспыхнуло, и она вскочила со скамейки.

— Отвратительный мальчишка! У меня за тебя сердце болит, а ты насмехаешься! Все беспокоятся, что с тобой случилось, а ты зубоскалишь! Ничегошеньки у тебя не случилось! Можешь и один сходить к своим мастерам спорта. — И Майя повернулась к Тоомасу Линнупоэгу спиной.

— Ты обязана пойти вместе со мной, — сказал Тоомас Линнупоэг с невинным видом, — ведь это твое комсомольское поручение.

— Не пойду, — твердо отказалась Майя. — Не хочу я больше твои глупости выслушивать.

— Я ведь не просто так брякнул, — объяснил Тоомас Линнупоэг, — я думаю об этом совершенно серьезно. Поверь мне! — И Тоомас Линнупоэг посмотрел в глаза Майи еще проникновеннее. Настолько проникновенно, насколько это вообще возможно. И вдруг перестал существовать, он…

…тонул в море Майиных глаз.

Майя не знала, что лучше — поверить или не поверить Тоомасу Линнупоэгу. В любом случае она попадала в неловкое положение. И так как Майя не нашлась, что ответить, она просто убежала.

Тоомас Линнупоэг мгновенно был спасен от смерти через утопление.

— Майя! — крикнул он вслед девочке. Майя обернулась.

— Я схожу один, а в школе скажу, что ты ходила со мной. До свидания!

И действительно, Тоомас Линнупоэг на радостях побывал у трех мастеров спорта. Всех он застал дома, все были очень приветливы. Двое из них не могли прийти, а третий обещал непременно быть. По мнению Тоомаса Линнупоэга, этого было вполне достаточно. Какая разница, трое придут или один, главное — вечер больше не надо отодвигать. Для Тоомаса Линнупоэга было гораздо важнее, что у Майи за него болело сердце.

Спустя несколько часов, когда Тоомас Линнупоэг добрался до дому, он, несмотря на свое радостное настроение, был голодным как волк и усталым как собака. Тоомас Линнупоэг открыл дверцу духовки и на этот раз уже без всякого научного обоснования съел все, что ему оставили. Затем Тоомас Линнупоэг открыл дверцу буфета и также без всякого научного обоснования уничтожил солидные запасы продовольствия, отложенные бабушкой на следующий день. Теперь, когда вопрос о полноте сошел с повестки дня, аппетит был Тоомасу Линнупоэгу вроде бы и ни к чему. Но в жизни всегда так получается: то, что тебе позарез нужно, никак не дается, а как отпадает в нем надобность — так оно само в руки плывет. Так и сейчас — Тоомас Линнупоэг был бы не прочь еще и на десерт что-нибудь умять, но решил подавить это желание усилием воли. Он лег на диван, чтобы вновь мысленно пережить чудесные мгновения сегодняшнего дня и помечтать о своем будущем…

…то есть об их общем с Майей будущем.

Но помечтать вволю Тоомасу Линнупоэгу не удалось, вернулась домой его мать и с решительным видом подошла к сыну.

— Ты витамины принял? — осведомилась она.

— Н-нет, не принял, то есть принял, конечно, — ответил Тоомас Линнупоэг, предоставив матери самой решить, как это понять.

— Расскажи-ка мне, наконец, откровенно, что с тобой стряслось, почему ты так много ешь? — Мать Тоомаса Линнупоэга присела на край дивана с таким видом, будто решила остаться тут навсегда. Тоомас Линнупоэг уловил в ее голосе сильную озабоченность.

Тоомас Линнупоэг был хорошим сыном, ему стало жалко маму, и он решил развеять ее тревогу.

— Ничего со мной не стряслось, я хочу потолстеть, вот и все.

Такая откровенность ничуть не уменьшила озабоченности матери, скорее, наоборот, усилила.

— П-потолстеть? — Мать Тоомаса Линнупоэга начала запинаться. Затем подумала, не ослышалась ли она, и переспросила: — Ты сказал, что хочешь потолстеть?

— Да, мама, потолстеть, — ответил Тоомас Линнупоэг невозмутимо.

— Зачем ты издеваешься надо мной, сынок, — горестно, чуть не плача, спросила мать Тоомаса Линнупоэга. — Ни один мальчик на свете не хочет быть толстым.

— Вовсе я не издеваюсь, мама. И я не хочу, да надо, — сказал Тоомас Линнупоэг серьезно. — У меня есть на то веские причины.

И Тоомас Линнупоэг объяснил, что выпускной вечер не за горами, все придут в новых костюмах, только он будет в старом, а все потому, что мать Тоомаса Линнупоэга считает неразумным покупать подрастающему мальчику темно-синий костюм к лету, мол, и старый вполне сойдет, если его хорошенько отгладить. Он же считает, что старый костюм никуда не годен, и выпускнику не пристало кончать восьмилетку в таком костюме, вот Тоомас Линнупоэг и ест, чтобы растолстеть и поставить свою маму перед печальным фактом: старый костюм ему узок.