Царь сумел посеять иллюзии в душе измученного Пушкина. Поэт не был республиканцем. Подобно многим западным мыслителям, он ненавидел деспотизм неограниченной монархии, но верил в возможность идеальной монархической власти. Таким идеалом разумного монарха был для него Петр Великий. Пушкин скоро после свидания с Николаем пишет «Стансы». Он рисует величественный образ Петра, который «не презирал страны родной», «смело сеял просвещенье», был «то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник» и всегда «на троне вечный был работник». В заключительных стихах Пушкин мужественно дает совет царю:
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
В этих «Стансах» была целая программа общественно-политических реформ, изложенная в иносказательной форме. В других «Стансах», 1826 года, мы читаем:
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.
Царь лицемерно обманул поэта. В конце сентября 1826 года шеф жандармов граф Бенкендорф подтверждает, что Пушкин имеет право на свободный въезд в Петербург, но оговаривается: каждый раз поэт должен испрашивать «разрешение через письмо». Когда Пушкин, не уведомив начальство, приехал в Москву, Бенкендорф потребовал от него объяснений. Тайная полиция следила за поэтом. В 1828 году по решению Государственного совета за ним был учрежден официальный секретный надзор. Пушкин не получил личной свободы.
Бенкендорф в сентябре 1826 года писал ему: «Сочинений Ваших никто рассматривать не будет — на них нет никакой цензуры: государь-император сам будет первым ценителем произведений Ваших и цензором». А когда Пушкин прочел свою новую трагедию «Борис Годунов» в ряде литературных кружков Москвы, тот же Бенкендорф запрашивал его, на каком основании он допустил такую вольность? Царь вскоре предложил переделать гениальную трагедию «в историческую повесть или роман наподобие Вальтер-Скотта». Пушкин отказался. Трагедия была напечатана полностью только через несколько лет. В 1827 году Государственный совет установил и обычную цензуру для произведений поэта.
По заданию самого царя Пушкин составил большую записку о народном воспитании. Николай I читал ее, почти у каждой строки на полях ставил вопросительные знаки. Бенкендорф, выражая мысли императора, грубо поучал Пушкина: «Принятое Вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое число молодых людей. Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению, неопытному, безнравственному и бесполезному».
Даже появление Пушкина на балу у французского посланника в 1830 году во фраке вызывает неудовольствие царя. Он приказывает ему через шефа жандармов надевать в подобных случаях мундир.
Все это мучает Пушкина, унижает и оскорбляет его. «Я желал бы сделать путешествие, — пишет с отчаяния поэт Бенкендорфу в 1830 году, — либо во Францию, либо в Италию. Однако, если мне это не будет дозволено, я просил бы разрешения посетить Китай с отправляющейся туда миссией».
На все эти просьбы последовал отказ.
Император и его сановники хотели, чтобы Пушкин стал их поэтом, в своих дивных стихах прославлял их дела, пропагандировал их идеи.
Подите прочь — какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело:
Не оживит вас лиры глас! —
гневно отвечал им поэт. Из Пушкина хотели сделать разносчика прописной морали правящих кругов, а он считал себя вправе остаться народным поэтом. Холопствовать (а этого и требовали от него) Пушкин не желал.
Но совсем иначе, чем царь и его окружающие, встретили вернувшегося из ссылки поэта широкие общественные круги Москвы и Петербурга. «Завидую Москве, — писал старый писатель В. В. Измайлов Пушкину в сентябре 1826 года. — Она короновала императора, теперь коронует поэта».
Когда он появился в театре, все лица, все бинокли повернулись к нему.
Где бы он ни появлялся, всюду он становился в центре общего внимания.
В первый же день знакомства известная в столичном обществе красавица, княгиня Зинаида Волконская пропела ему кантату Геништы на слова элегии «Погасло дневное светило». В салоне Зинаиды Волконской, где, по определению Вяземского, «все носило отпечаток служения искусству и мысли», Пушкин встречался с виднейшими художниками и литераторами, профессорами и журналистами.
Здесь в 1827 году Пушкин встретился и с женой декабриста Волконского, Марией Раевской, с которой в далекие дни южной ссылки он проводил часы на берегу моря, влюбленный и восторженный. Она ехала к мужу, сосланному в Сибирь. Поэт восхищался женами декабристов. Они ради своих мужей покидали привычную обстановку, рвали с обществом, теряли свое положение в свете — их не пугала глухая Сибирь. Пушкин рассказывал Волконской о своих планах: он собирается написать сочинение о Пугачеве, для изучения материала должен поехать на Урал, а затем, может быть, заглянуть и на Нерчинские рудники, где работали ссыльные декабристы. Пушкин не успел передать с Волконской своего «Послания в Сибирь». Это стихотворение он переслал с женой Никиты Муравьева. Мужественный поэт смело говорил узникам Николая I: «Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье», бодро надейтесь на лучшие времена, «желанная пора» придет.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут, и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Пушкин встречался и с Мицкевичем, великим польским поэтом, высланным из Польши за участие в освободительной борьбе.
Мицкевич был поражен глубиной суждений русского поэта об отечественной и западной политике, о вопросах искусства и литературы. Мицкевич считал Пушкина первым поэтом своего народа. Он переводил его стихи на польский язык.
И Пушкин высоко ценил своего польского собрата.
…мы
Его любили. Мирный, благосклонный,
Он посещал беседы наши. С ним
Делились мы и чистыми мечтами…
И песнями…
Пушкин знакомил Мицкевича с русским народным творчеством, а сам перевел две его баллады и отрывок из поэмы «Конрад Валленрод».
Перед царским правительством Пушкин ходатайствовал о разрешении Мицкевичу возвратиться в Польшу.
В декабре 1828 года на балу в Москве Пушкин увидел девушку шестнадцати лет в белом воздушном платье, с золотым обручем на голове, скромную и стыдливую. Она поражала всех своей классической красотой. Это была Наталья Николаевна Гончарова. Пушкина познакомили с ней. Она держалась застенчиво и робко. Пушкин стал бывать в семье Гончаровых. Долго он добивался руки Натальи Николаевны. «Он прикован, очарован, он совсем огончарован», — шутил над ним брат. Только 6 апреля 1830 года предложение поэта было принято.
В это время слава Пушкина — первого поэта России — гремела по стране и далеко за ее пределами.
«Не классический ли автор Пушкин? — такой вопрос ставит один из лучших журналов того времени «Московский телеграф» (1829, № 8). — Ибо классический автор есть тот, чьи сочинения составляют потребность народную, а не временную, чьи произведения поэтические выучиваются наизусть и составляют непременную часть литературного богатства народа. Да, Пушкин классик».
