Комиссии по монополиям понадобился год на принятие решения. Учитывая обстоятельства дела, условия соглашения требовали тщательного изучения. Оба «заморских» банка вовсе не испытывали радости, когда их просили ответить на неконкретные обвинения, которые надлежало рассматривать по непонятным критериям. По крайней мере, Ричардсон придерживался четкой линии: любой ценой остановить «Гонконгский и Шанхайский» банк. Представитель Ричардсона доказывал, что поскольку этот банк базируется за морем, банк Англии в состоянии по закону его контролировать, хотя фактически сотрудничал с ним со дня его основания в 1864 году. Вдобавок намекали, чуть ли не впрямую, что сфера деятельности этого банка, пусть и в бывших владениях короны, оставляет желать лучшего (при этом банк лучше управлял денежной системой в Гонконге, чем банк Англии — валютой Великобритании). Основное же возражение заключалось в том, что, если пренебречь позицией Ричардсона, авторитет банка Англии в Сити заметно ослабнет. Комиссия желала скорее подправить условия предложений, чем отвергнуть любое из них или оба сразу. Но враждебное отношение Ричардсона к «Гонконгскому и Шанхайскому» банку не столько благоприятствовать «Стэндард чартеред», сколько обозначало шотландские притязания на Королевский банк. Задача комиссии свелась в итоге к определению того, перевешивают ли преимущества «пятой силы», базирующейся в Лондоне, стремление к многообразию, то есть к сохранению и развитию Эдинбурга как финансового центра.

В конечном счете комиссия отвергла оба предложения. Несмотря на доводы тех, кто отстаивал противоположное решение, комиссия согласилась, что смена владельца лишит Шотландию контроля над Королевским банком, причинит ущерб экономике, препятствуя карьере потенциальных работников из Шотландии, приведет к банкротству предприятий и помешает «гармоничному развитию страны». Кроме того, комиссия запретила владеть клиринговыми банками из-за границ Соединенного Королевства. Иными словами, она постановила, что Королевский банк должен остаться независимым.

Из этого сражения, похоже, никто не вышел со щитом. Оба заморских банка потратили много времени и денег и ничего не добились. Банк Англии в пользу «Стэндард чартеред» отказался от им же установленного давным-давно разделения банковского сектора на внутренний и внешний и тоже не достиг успеха. Королевскому банку требовалось искать новую схему партнерства. Шотландские правящие круги обзавелись несмываемое пятно на мундире. Люди, окружавшие Херриса, принадлежали к общенациональной системе «взаимосвязанных интересов», в которой директора крупных компаний являлись членами совета директоров в других компаниях. Сам Херрис в разгар шумихи вокруг слияния стал председателем компании «Шотландские вдовы». Его заместитель в Королевском банке, Питер Бальфур, был также председателем совета директоров компании «Скоттиш и Ньюкасл»; кроме того, он возглавлял Шотландский совет — орган, представлявший частный и общественные секторы экономики и вынужденный разбираться с потоком обращенных к Лондону жалоб на действия местных властей. Еще один директор Королевского банка, Робин Дьюти, был одновременно председателем управления по развитию Шотландии, которое финансировало из общественных средств восстановление экономики; в этой должности он во всеуслышание осудил невежество лондонцев в отношении любой территории севернее Уотфорда. Однако где был он и все остальные, когда настала пора выступить против захвата Королевского банка? Они одобряли сделку со «Стэндард чартеред».

Серые кардиналы финансовых кругов, целиком политически приверженные идее единого и неделимого Соединенного Королевства, пытались ущемить шотландские интересы, которые на словах отстаивали. В результате им пришлось подчиниться общественному мнению, изрядно при этом подпортив свою репутацию. Единственным среди них, кто выбился из общего ряда, был лорд Клайдсмюр, директор банка Шотландии. В остальном кампанию против Херриса возглавляли «посторонние», наподобие де Винка и Ноубла или же самого Флетчера, министра-консерватора, родившегося в доме с видом на верфи Гринока, где работал его отец. Национализм не был основным мотивом их поступков, однако несомненно присутствовал — и кое в чем помогал.[447]

Этот эпизод оказался поворотным пунктом в истории шотландского финансового сектора и имел разнообразные последствия. Янгер в 1989 году сменил Херриса на посту президента Королевского банка. Многие сочли эту должность подобающей наградой за роль, сыгранную Янгером семь лет назад. Действуя из-за кулис, «Джентльмен Джордж» сорвал планы Херриса, не вызвав, однако, неприязни к себе: эти двое отлично ладили, будучи представителями шотландского земельного джентри, и Херрис сам видел Янгера своим преемником. Но если Херрис ожидал, что это позволит сохранить в неприкосновенности былой патрицианский режим, он ошибался. В президентство Янгера, растянувшееся на все 1990-е годы, банком управляли «лаской и таской», одновременно, как выяснилось позднее, расчищая дорогу наверх суровому Джорджу Мэтьюсону. Инженер из Дунфермлина, Мэтьюсон не принадлежал к патрициям. Он вернулся на родину из Америки, где успешно делал карьеру, привлеченный профессиональными перспективами, когда стали разрабатывать нефтяные залежи на дне Северного моря. Вернувшись в Эдинбург, он проявил себя столь заметно, что в 1981 году его назначили главой Шотландского агентства по развитию (ныне «Шотландская инициатива»). В 1987 году он вошел в состав правления Королевского банка в качестве директора по стратегическому планированию и развитию. Херрис все еще не решил, в каком направлении развивать банк, и работа шла ни шатко ни валко. После того как президентом банка стал Янгер, Мэтьюсон сделался исполнительным директором. Он провел безжалостную реорганизацию, в ходе которой пострадали многие, и которая заложила прочную основу для роста. В 1998 году Королевский банк стал первой шотландской компанией, прибыли которой превысили миллиард фунтов стерлингов. Мэтьюсона возвели в рыцарское звание.

Но вершина карьеры Мэтьюсона была впереди. Шотландским банкам пришлось принять трудные, но спасительные решения, и английским банкам предстояло последовать их примеру. В 2000 году местный соперник Королевского банка, банк Шотландии, попытался захватить намного более крупный Национальный Вестминстерский банк, предложив 20 миллиардов фунтов за контрольный пакет акций. Подраться друг с другом шотландцы любят даже больше, чем враждовать с англичанами, и этот шаг подтолкнул Мэтьюсона к действиям. У Королевского банка не было средств для покупки Национального Вестминстерского, поэтому Мэтьюсон получил кредит у американских инвесторов из банков «Меррилл Линч» и «Голдман Сакс». И после напряженного, жестокого сражения победил. На следующий год, когда Янгер покинул поста из-за проблем со здоровьем, Мэтьюсон стал президентом Королевского банка. Причем еще до того, как завершилась процедура поглощения.[448]

В 2007 году должны были пройти выборы в восстановленный в 1999 году шотландский парламент. Мэтьюсон объявил, что будет голосовать за Шотландскую национальную партию. В письме в газету «Скотсмен» он заявил: «Я не разделяю страха перед независимостью, который в настоящее время преследует тех, кто больше всего потеряет от изменения статус-кво, и тех, кто рассматривает Шотландию как источник надежных депутатских кресел, гарантирующих тем самым власть над Соединенным Королевством» — то есть лейбористов. Далее письмо гласило: «Кроме того, замечания относительно проникновения на английский рынок явно абсурдны. В настоящее время огромная часть английского рынка финансовых услуг обеспечивается компаниями Соединенных Штатов, Голландии, Германии, Ирландии и т. д. Глобализация уже состоялась, и шотландские компании приняли ее и осознали ее преимущества».[449] Иными словами, Шотландии не следует опасаться экономических последствий независимости. Они могут быть довольно суровыми, но шотландцы тоже бывают суровыми: посмотрите на Мэтьюсона. В его лице шотландские банкиры сильно отошли от джентльменов старой школы. Эдинбург пока не готов к политической автономии, но и финансовая автономия как первый шаг — вполне достойный результат.