Случилось так, что сами сотрудники лаборатории института оживления пожалели животных, сообщили в секцию защиты животного мира Московского городского отделения Общества охраны природы, и более половины обреченных удалось «выцарапать», пристроить в хорошие руки, где они и стали доживать свой век. Но почему того же не сделали товарищи из школы?
Нельзя, друзья мои, поступать так, стыдно. Стыдно!
Очень обидно за верного пса, когда под старость лет его выгоняют из дома или ведут на утиль-завод. Пожалейте животное. От этого вы, человек, станете только лучше, больше.
Превосходно сказал об этом классик китайской поэзии Ду Фу (перевод Александра Гитовича):
Я слышал, что в древние времена
Кормили старых коней
Отнюдь не за то, что они могли
Работать на склоне дней…
У опытных собаководов, любящих и ценящих животных, собаки часто доживают до глубокой старости, соответственно дольше сохраняя и свои рабочие качества.
Ну, а коли уж случилась беда, лишились собаки — заводите себе сейчас же новую, берите щенка. Новый пес поможет вам поскорей забыть… нет, не друга, который ушел от вас, ибо друга не забывают, а горечь утраты. Займетесь щенком — и все встанет на свое место. Клин лучше клином вышибать.
ГЛАВА XIII
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ДЖЕККИ
Читателям, вероятно, будет небезынтересно узнать о последнем периоде жизни Джекки, о котором я уже много говорил в предыдущих главах, иллюстрируя ту или иную мысль, тем более, что любопытствующие, надо думать, смогут почерпнуть для себя из этого немало сведений, которые, быть может, помогут сохранить или продлить жизнь не одному четвероногому существу.
Джекки шел двенадцатый год. Однако все его поведение, физическое состояние, казалось, говорили о том, что он собирается опровергнуть старую примету, что после десяти лет собака — уже не собака. У него были целы все зубы, которыми он почти с той же энергией дробил кости, правда, получая их в меньшем количестве. Естественно, что бегал он теперь значительно меньше; но в нем по-прежнему сохранились резвость и та особая жизнерадостность, которые так радуют в здоровом животном. Он, как и раньше, охотно гулял, играл с кошками. И все же часы его жизни были сочтены.
Началось с того, что однажды заметили: он сел спиной к нам (собака этого никогда не делает) и тяжело дышал. А после — стал спать или, вернее, лежать без конца. Утром не вскакивает, когда я встаю, лишь следит глазами.
Сперва мы склонны были объяснять все возрастом: попробовали давать собаке ежедневно по два-три раза пирамеин (пирамидон с кофеином). Пес повеселел. Факт — старческое! — решили мы. Однако пирамеин принес лишь временное улучшение, и когда слабость, вялость стали повторяться изо дня в день, причем вместе с температурой, которую можно было определить по учащенному дыханию, усиливалась и жажда, а соответственно этому падал аппетит и сокращались жизненные проявления собаки, мы встревожились, и я созвонился по телефону с одним видным знакомым специалистом ветеринарии. (Воспользоваться услугами добрейшего Анатолия Игнатьевича Грабя-Мурашко, как прежде, мы уже не могли: он лежал в могиле).
Бегло осмотрев собаку и узнав об ее возрасте, мой ученый знакомец сразу же поинтересовался, нет ли у нее где-либо опухоли. Опухоль у Джекки имелась. Года два назад покойный Анатолий Игнатьевич как-то, поглаживая собаку, нащупал своими чуткими пальцами у Джекки на шее катающееся затвердение величиной с голубиное яйцо. Опасности, по его заключению, она не представляла. «Это блуждающая железа, — объяснил он нам. — Если будет мешать, можно ее вылущить». Но Джекки она не мешала, и мы скоро забыли и думать про нее.
Теперь она оказалась уже с куриное яйцо, если не больше.
— Надо на рентген.
Утром я привез Джекки в ветполиклинику. С нею было связано много воспоминаний, и, когда врачи стали осматривать Джекки, у меня невольно вырвалось:
— Две моих собаки окончили свою жизнь в этой больнице. Не хотел бы, чтоб и третья тоже…
И действительно, в этих стенах трижды оперировали дога Джери, пытаясь спасти его от неумолимого рака, и, увы, тщетно. Сюда же однажды весной привез я Снукки; она уже не держалась на ногах, — все тот же рак душил ее; в то майское утро я в последний раз видел ее в живых… Неужели же у Джекки тоже рак? Что скажут врачи?
Джекки поставили на стол. Сам он не смог запрыгнуть, пришлось подсаживать. Пес немного сопротивлялся, и я нервничал за него. Еще в такси я заметил, что он слегка застонал, когда я сжал ему грудь, пытаясь подсадить, и теперь я боялся лишний раз прикоснуться к нему, неосторожным движением причинить боль.
Пока настраивали аппарат, врачи продолжали ощупывать и выслушивать пациента, переговариваясь между собой.
— Перебои сердца…
— Да и легкие не совсем… Похоже на эмфизему.
Эмфизему я уже знал. Незадолго до этого от нее погиб Казан. Правда, он был старше Джекки.
Заработал рентген. Стало тихо, только слышалось пыхтение собаки. Начали с шеи. Опухоль просвечивалась, затемнений в ней не было. Потом в зеленое светящееся окно вошли сердце, легкие.
— Э-э… видите?
— Да…
— И тут тоже… Везде!
Я прислушивался к репликам, стараясь понять их смысл, и тянул шею, чтобы тоже рассмотреть.
Показали мне:
— Видите?
На легких явственно выделялись круглые темные пятна, каждое величиной с медный пятак. Одно, близ сердца, было особенно темным, почти черным в середине, и сливалось с соседним.
Выключили аппарат, зажгли свет.
Диагноз был совершенно неожиданным для меня: туберкулез.
В первый момент я испытал нечто вроде потрясения. Туберкулез у Джекки… с чего? Всю жизнь собака прожила в сухой светлой квартире, нормально питалась, бывала на свежем воздухе, играла, бегала… Откуда взяться туберкулезу? Нет, нет, я никак не мог согласиться с этим. Врачи убеждали меня.
— Очажки… видели же сами! Каждый может дать вспышку, вроде нынешней. Характерная картина. На боку не лежит?
— Нет, лежит, но стонет.
Мне показали даже книгу и в ней рентгеновский снимок с легких овчарки, больной туберкулезом. Картина, действительно, была очень похожая.
— Ну, хорошо, — не успокаивался я. — Если у Джекки туберкулез, то как все же он мог заполучить его?
Профессор, присутствовавший при этой беседе и осмотре Джекки, высказал предположение о наследственности. Джекки родился в 1945 году. Сука-мать росла и формировалась в военные годы, когда условия содержания были трудными; это могло отразиться на организме, ослабить его сопротивляемость.
— Сейчас усиление заболевания туберкулезом, — говорил профессор, а остальные почтительно внимали ему. — Болеет крупный рогатый скот… Даже куры. У собак — вообще бывает часто.
Туберкулез мог возникнуть и на почве простуды. Здесь был особенный простор для размышлений.
Джекки заболел после нашего приезда с Юга. Около двух месяцев он жил один с кошками, под наблюдением соседки-домовницы. Приехав, мы застали в доме холодище. Наша домовница целыми днями держала подполье открытым; было уже начало зимы, а в окнах еще не вставлены вторые рамы, половики содраны, пол холодный. Правда, Джекки отнюдь не был неженкой, и я сам не переносил хлипких собак, привыкших сидеть на диване; но — кто его знает…
Жена призналась, что как-то дала Джекки большой ком мороженой конины. Мог и он сыграть свою роль. Вспомните, как часто разгоряченный человек наживает, сильнейшее воспаление легких или даже что-нибудь похуже, выпив кружку холодного пива.
Мои размышления шли и дальше. Когда-то, во времена молодости, я часто совершал со своими четвероногими питомцами загородные дальние прогулки, летом и зимой. С возрастом это все больше уступало место сидячей жизни, утерялся тот спортивно-туристский дух, который всегда воспитывает истинное занятие собаководством; не случайно и сам я стал более чувствителен к простуде, начал побаиваться сквозняков, легко схватывая насморк и грипп. Я обрюзг сам, и это наложило отпечаток и на собаку (даже в этом пес оказался копией своего хозяина!). Я перестал следить за собой — утратил спортивную форму и Джекки, превратившись в типично комнатную собаку. А тут подкрался незамеченным роковой возраст — начало старости… И вот за мою ошибку платился теперь мой четвероногий друг. Он погибал, хотя при других обстоятельствах мог бы жить, на мой взгляд, еще год-два-три. Собака всегда платится за ошибки хозяина.