— Дело сделано? — спросил Хуанг.

— Такие дела никогда не сделаешь до конца, — ответил Либерман.

Хуанг вернул Эйбу записку, которую тот ему оставлял. Либерман положил листок в карман и протянул китайцу правую руку. Хуанг пожал ее.

— Любите бейсбол? — спросил Либерман.

— Не люблю. Не люблю. Не понимаю его, — ответил Хуанг.

— Хотите сходить со мной и моими внуками на игру с участием «Кабс» в следующую субботу? — спросил Либерман.

— Думаю, да, — ответил Хуанг. — А после игры приходите сюда поужинать.

— Договорились, — сказал Либерман.

Он подумал, не поехать ли в участок, но решил, что не стоит. Он убил человека. Раньше за время его работы такое случилось всего один раз. Зимой тысяча девятьсот семьдесят второго кокаинист по прозвищу Прыгун Конуэй вышел из ресторана «Домино» на Мартин-Лютер-Кинг-драйв с пистолетами в обеих руках, стреляя во все, что двигалось. Либерман и еще семеро полицейских открыли по нему огонь и застрелили Прыгуна. Кошмар этой ночи являлся Либерману во сне каждый год.

Был ранний вечер, когда он вернулся к себе и позвал:

— Кто-нибудь дома?

Ответа не последовало. Либерман вошел в столовую и повторил:

— Кто-нибудь есть дома?

Из спальни вышла Бесс. В ее ушах поблескивали серьги.

— Эйб, — сказала она, — я нужна рабби Вассу на встрече с советом. Тодд и Лайза с детьми ужинают в городе. Если ты… — Она посмотрела на его лицо, на порванные брюки и на его улыбку. — Что случилось?

— Порвал брюки, поцарапал колено. Зашел в отделение неотложной помощи, и медсестра промыла и перевязала царапину.

— Ты уверен? — спросила она.

— Уверен, — ответил Либерман.

Потом он расскажет ей, что застрелил мужчину, который убил Эстральду Вальдес и пытался убить Билла. Потом, но не сейчас. Сейчас он устал.

— Я позвоню и скажу, что не смогу прийти, — сказала Бесс, подходя к мужу и заглядывая ему в глаза.

— Я в порядке, — заверил он ее. — Иди на свое заседание. А потом пойдем куда-нибудь поужинать. Брюки порвал, большое дело. Как Тодд и Лайза?

— Вряд ли они смогут помириться окончательно. Ужин с детьми ничего не решает, — со вздохом ответила Бесс. — У нас упрямая дочь. Тодд оставил тебе записку.

— Ты хорошо пахнешь, — сказал Либерман.

Бесс обняла его, ее волосы щекотали ему нос. Она отошла к кухонному столу, вернулась со сложенным листком бумаги и подала его Либерману, который уже перешел в гостиную. Он включил телевизор и нашел местный канал. Взяв записку, он убрал звук. Бесс наклонилась и поцеловала мужа.

— Я буду ждать тебя здесь, — пообещал Эйб.

— Скоро вернусь, — сказала Бесс. — Мы поговорим об этом, если захочешь. С тобой правда все в порядке?

— Я прекрасно себя чувствую, — ответил Либерман, разворачивая листок.

На нем было аккуратно напечатано:

Бесс подошла к Эйбу, наклонившись, коснулась его лба и поцеловала в щеку.

— Спасибо, — сказал Либерман. — Это очень кстати.

— Ты моя радость, — сказала Бесс, погладив его по щеке.

И ушла — сначала из поля зрения Эйба, потом из дома.

Либерман сложил записку, сунул ее в карман и перевел взгляд на экран телевизора. Бэттер ударил по мячу. «Кабз» вели четыре-один в шестом иннинге. Либерман улыбнулся, закрыл глаза и заснул под отдаленный гомон детей, игравших где-то на улице.

Семидесятипятилетняя Кларисса Роджерс была преисполнена гордости.

Ее сын Гарольд стоял на сцене школьного актового зала и смотрел на три сотни зрителей — черных и белых. Ее сын стоял там высокий и полный решимости. Ее сын не забыл рассказать о своей матери, поблагодарить ее за то, что она приехала из Стоктона, штат Калифорния, чтобы присутствовать на этом торжестве, поблагодарить за поддержку в трудные времена, в годы учебы на юридическом факультете Чикагского университета.

— Я не просто баллотируюсь на пост мэра этого города, — сказал Гарольд Роджерс. — Я выступаю за перемены, за ценности, которые привила мне моя матушка.

На этот раз все аплодировали Клариссе Роджерс, которая приняла эти овации кивком головы. Она улыбалась сыну и вспоминала тот день десять лет назад, когда нашла спрятанные в жестяных банках деньги в доме, который был расположен в десяти минутах ходьбы от этой школы.

— С нас хватит людей типа Кэрола Ласаля в этом штате, — повторил Гарольд Роджерс. — Мы наелись его ковбойскими историями прошлого. Мы живем в настоящем. Прошлое ушло. Добрые времена для таких любителей старины навсегда остались позади. Мы встречаем двадцать первый век — и провожаем Кэрола Ласаля.

Кларисса Гарольд упивалась аплодисментами, смаковала их. Ее сердце наполнялось гордостью. Закрыв глаза, она вспоминала прошлое. Вспомнила первую фирму по уборке, которую открыла в Стоктоне, и фирму в Дейвисе, и две в Сакраменто. Сейчас Кларисса владела шестью такими фирмами.

— Пути Господа неисповедимы, — сказал Гарольд с улыбкой. — Воистину неисповедимы.

— Аминь! — крикнул кто-то из зала.

Кларисса Роджерс кивнула и про себя повторила: «Аминь».