— Гваделупе Мадера? — спросил Ласаль.

— Гваделупе Мадера, — подтвердил Либерман, наблюдая за медсестрой, которая везла молодую мать в инвалидном кресле.

Молодая женщина, чернокожая, с азиатским типом лица, держала на руках маленький сверток. Лица ребенка Либерман не видел. Следом шла санитарка с тележкой, полной цветов. За стеклянной входной дверью было видно такси с открытыми дверью и багажником.

— Что ваши люди предъявят ей? — спросил он мэра.

— Это зависит от многих обстоятельств. Она была хорошей девочкой? Стреляла еще в кого-нибудь? Ну вы понимаете… Может получить пожизненный срок, а может выйти лет через пять — зависит от судьи, погоды, коллективной памяти. Помните, что мы говорили о проблемах с экстрадицией?

— Помню, — подтвердил Либерман.

— Вы сообщите своим коллегам и тем журналистам, которые окажутся поблизости, что нашли ее благодаря неоценимой помощи Кэрола Ласаля?

— Это входит в мои планы, — сказал Либерман. — Еще один вопрос. В газете говорилось, что первым на месте двойного убийства оказался бармен по имени Фрэнк. Вы, случайно, не знаете полного имени Фрэнка и где он может находиться?

Мэр Ласаль не имел представления, где может находиться Фрэнк, но он его прекрасно помнил и дал его описание и полное имя.

— Теперь я должен идти, Либерман, — сказал мэр. — Открываю большой торговый центр. Пожалуй, я намекну, что некое неоконченное дело будет вскоре завершено. Будьте осторожны, детектив, и найдите себе нового напарника, слышите?

Либерман слышал. Он сделал еще один звонок и попросил подошедшего к телефону мужчину об одолжении. Тот ничего не понял, но согласился.

— Это по поводу убийства, о котором мы говорили в пятницу? — спросил он.

— Именно, — подтвердил Либерман.

— Так я повешу объявление «разыскивается»?

— Правильное решение.

Повесив трубку, Либерман двадцать пять минут сидел в вестибюле, читая «Сан таймс», наблюдал, как приходят и уходят пациенты и посетители, и пытался вспомнить, кто играл в «Объезде» — Энн Сэвидж или Энн Дворак.

Ко входу подъехало такси, и водитель выглянул, высматривая пассажира. Либерман медленно вышел из клиники, приблизился к машине, сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу.

— Куда? — спросил водитель.

— Разве это имеет значение? — заметил Либерман.

— Думаю, нет, — ответил водитель.

Либерман медленно достал из кобуры пистолет и направил его в голову Фрэнсиса Дюпри.

— Фрэнк, — сказал Либерман, когда такси ехало по 59-й улице. — Я всерьез думаю, не прострелить ли тебе голову.

Фрэнк Дюпри просто пожал плечами.

— Когда диспетчер после заказа на Гранд-авеню послал меня сюда, я заподозрил — что-то здесь не кошерно, — сказал Дюпри. — Но кошер — это ведь ваша область, правда?

— Ты выстрелил в голову моему напарнику, Фрэнк, — сдержанно произнес Либерман. — Я бы хотел знать почему.

— Я ни в кого не стрелял, — ответил Фрэнк. — Вам не удастся повесить на меня убийство только потому, что вы думаете, будто нашли подходящего тупицу, на которого можно это свалить.

Либерман выстрелил в лобовое стекло. Фрэнк вскрикнул, свернул к обочине, задел припаркованный автомобиль и выровнял машину.

— Твою мать! Вы с ума сошли?

— Сверни направо, — лениво протянул Либерман, и Дюпри повернул направо. — Мы в районе, где часто постреливают и куда полиция не торопится. Остановись.

— Да подождите, — сказал Дюпри, издав смешок. — Вы…

— Остановись, — мягко повторил Либерман.

Дюпри припарковался за ржавеющей брошенной «хондой».

— Расскажи мне, что произошло, Фрэнк, — предложил Либерман. — Расскажи медленно и все до конца.

Фрэнк повернулся на сиденье и наклонился к окну.

— Все равно признание под дулом пистолета вам ничего не даст.

Два чернокожих мальчика лет девяти смотрели сквозь разбитое стекло такси на двух белых мужчин, которые просто сидели в машине. Мальчик повыше собрался что-то сказать, но увидел в руке Либермана пистолет и решил пройти мимо.

— У этого старика пистолет, — сказал он.

— Ага, — отозвался второй мальчик.

— Я хочу убрать осколки, — сказал Фрэнк.

— Стоит твоей руке коснуться бардачка, твои мозги вылетят через лобовое стекло, — пообещал Либерман.

— Я только сказал… — Дюпри глубоко вздохнул: ну не способен этот коп понять, что таксисту необходимо содержать машину в порядке.

— В бардачке пистолет, верно, Фрэнк? — спросил Либерман.

Дюпри затих. Из динамика послышался сигнал вызова. Дюпри отключил звук.

— Мне стоило поменять имя, — сказал он. — Но я не знал… Верьте мне. Я приехал в этот город искать работу, устроился на такси, перестал мотаться по свету. И вот однажды она села ко мне в машину.

— Которая из двух? — спросил Либерман.

— Эстральда, младшая. Она не очень-то изменилась.

— И ты стал ее шантажировать.

— Не то чтобы стал, но и не то чтобы не стал. В машине мы с вами одни, и, когда у меня будет адвокат, я скажу судье, что не говорил ничего.

— Ты шантажировал ее, — повторил Либерман.

— Я просил у нее денег, — сказал Фрэнк. — Это не шантаж. Просто в память о старых временах.

— Расскажи мне, что произошло в пятницу.

Дюпри посмотрел на бардачок и повернулся на сиденье. Либерман наклонился вперед и ткнул его стволом.

— Не оборачивайся, — потребовал Эйб. — Я прекрасно вижу твои глаза и рот в зеркальце.

— Она велела мне быть в полночь на углу Фостер и Шеридан. Сказала, что ей надо на некоторое время уехать из города, что у нее проблемы с полицией и что она даст мне все, о чем я просил.

— Деньги и Никки Моралес, — вставил Либерман.

Дюпри встретился с Либерманом глазами в зеркальце:

— Если знаете, зачем спрашивать?

— Продолжай.

— Ну вот, я стою на углу. Сказал диспетчеру, что взял пассажира на улице и отвез его на угол Фостер и Шеридан. Я взял гамбургер в «Макдоналдсе» в двух кварталах от дома, где живет Вальдес. Тут я получаю вызов, возвращаюсь в свою машину, еду и все думаю… — Дюпри постучал по голове пальцами правой руки. — Думаю, к чему бы это? Почему она просто не выйдет, не прошагает два квартала и не даст мне деньги? И вот я приезжаю, и швейцар говорит, чтобы я поднялся и помог мисс Вальдес с багажом. Ну а раз я знаю, что она собирается уехать из города, то и поднимаюсь. Может, думаю, за ней копы следят и она придумала все это, чтобы сделать вид, будто она просто вызвала такси, но какой в этом смысл? Поднимаюсь, вхожу в дверь, а она открыта была, и там — разгром. Знаете, что было после?

— Кто-то попытался тебя убить, — сказал Либерман.

— Точно. В гостиной спит какой-то бродяга. Храпит посреди всего этого разгрома. Я его не знаю.

— Его зовут Ван Бибер. У него был магазин в Холланде, штат Мичиган. Десять лет назад он убил жену.

— Это точно? Где я остановился… Ага, и вот тут-то она попыталась меня убить. Подошла сзади с ножом и ударила. Я покажу.

Дюпри задрал рубашку. Либерман прижал пистолет к его шее.

На спине Фрэнка Дюпри была широкая повязка.

— Самооборона. — Он опустил рубашку. — Я выхватил у нее нож, ну и… Вроде как случилось несчастье.

— Ты ударил ее восемь раз, — сказал Либерман.

— Самооборона. Через окно я выбросил нож в озеро. И в это время вошла другая.

— Гваделупе.

— Да. Не такая, какой была в Техасе, но Гваделупе. Она попыталась удрать, но я не пустил — сказал, чтоб помогла мне выйти оттуда, а не то я ее выдам полиции. Она надела платье Эстральды, и мы вышли вместе.

— Но перед этим она кое-что сделала, верно?

— Да, подняла штору и несколько секунд в окно глядела. Может, и плакала. Мы спустились на лифте, вышли на улицу, и она помахала кому-то на другой стороне. Я посмотрел и увидел этого парня в окне ресторана.

— Хэнрагана, — сказал Либерман. — Моего напарника. В которого ты стрелял.

— Не стрелял я в него, — возразил Дюпри. — Я отвез ее — куда я уже говорил, — высадил и велел принести деньги, или я выдам ее полиции.