3 ноября 1979 г.

Бар назывался «У крошки О’Брайен». За двадцать лет существования этого заведения ни один его владелец не носил фамилию О’Брайен. Фактически этот бар никогда не принадлежал никому, кто имел хотя бы отдаленное отношение к ирландцам. Название «У крошки О’Брайен» выбрал Хуан Эрнандес де Барселона, который никогда не бывал в Барселоне и чьи предки почти наверняка не бывали ни в Ирландии, ни в Испании.

Хуан Эрнандес де Барселона был чернокожим и напоминал габаритами и фигурой огромный холодильник. Он заработал свои деньги в доках Порт-о-Пренса. Мальчишкой он занимался погрузкой и выгрузкой судов. В юности он «погружал» и «выгружал» пьяных матросов. А став взрослым мужчиной, он нередко разряжал пистолет в живот тем, кто досаждал барону Дювивье, полковнику отряда тонтон-макутов, — тот порой предпочитал пользоваться услугами выпивох со стороны, вроде Хуана, а не своих подчиненных.

Именно барон, занятия которого не всегда соответствовали интересам страны, посоветовал Хуану Эрнандесу добавить к своей фамилии «де Барселона». Хотя Хуан в конце концов убил Дювивье голыми руками и украл деньги, зашитые тем в пояс под коричневым мундиром, он всегда чтил память своего наставника и с уважением относился к советам, которые тот давал ему при жизни.

Когда Хуан Эрнандес, заняв место чернокожего американского матроса Джерриса Симмса, который случайно напоролся на мачете, добрался до Нового Орлеана, он подумывал о том, чтобы вложить деньги покойного барона Дювивье в публичный дом, но потом посчитал, что конкуренция в этой сфере в Новом Орлеане чересчур велика. Он перебрался в Корпус-Кристи, штат Техас, потому что ему понравилось название[1], и вложил свой капитал в покупку бара под названием «Блу ридж». Бар находился в районе, где раньше жили белые бедняки, а теперь — бедные мексиканцы и горстка чернокожих, преимущественно из Ямайки и Гаити.

Хуан Эрнандес дал своему бару новое имя — «У крошки О’Брайен»: ведь он стремился к американской мечте, и в одном фильме видел такую вывеску на заведении толстяка-коротышки в исполнении актера, чью фамилию он не разобрал.

Хуан Эрнандес был убийцей, но еще и романтиком. Он верил в американскую мечту. Но этот бар не стал даже началом его пути к ней.

Настоящим бизнесом Хуана Эрнандеса были женщины. «Бар, — говорил Хуан своим потенциальным работникам, — всего лишь прикрытие, наподобие фасада дома Скарлетт в „Унесенных ветром“». Он очень расстроился, когда проститутка-мексиканка сказала ему, что в фильме этот дом был всего лишь большой раскрашенной плоской декорацией-обманкой, которую подперли досками.

Но в дальнем углу бара находилась дверь, за которой скрывалось то, что и было настоящим бизнесом «Крошки О’Брайен». Сам Хуан сидел возле этой двери ночь за ночью, потягивая спиртное и объявляя приговор тем, кто хотел войти. За дверью обитала свежая, молодая плоть, за которую неплохо платили. Женщины и девушки были черные, белые, коричневые и желтые — индианки, китаянки, мексиканки, креолки, француженки, гаитянки, жительницы Ямайки и даже одна русская, или, по крайней мере, блондинка с акцентом, утверждавшая, что ее зовут Людмила и что она из Ленинграда.

Хуан Эрнандес брал только наличные и не держал конторских книг, за исключением тех, в которых вел учет проданным напиткам. Он платил налоги только за бар, и, как ни странно, бар оказался прибыльным. Конечно, он давал не ту прибыль, которую Хуан счел бы достаточной, но все же об убытках речи не шло. В течение двадцати лет Хуан чувствовал себя вполне комфортно, сидя у двери в глубине своего заведения. На третий год работы этот вход приобрел название «Райские врата». Так окрестил его какой-то тощий пьяница, побывавший там всего один раз. Он остановился у двери и пропел Хуану Эрнандесу де Барселоне «Ты моя счастливая звезда». А через несколько мгновений добавил: «Ты открыл райские врата на земле для этого бедного смертного».

В последующие семнадцать лет бар трижды пытались ограбить, сначала трое братьев Валенсиана, которых бармен Зетч застрелил, прежде чем они подошли к «Райским вратам». Хуан Эрнандес де Барселона сидел там, равнодушно наблюдая за происходящим.

Вторая попытка ограбления, пятнадцать лет спустя, была спланирована лучше. Ее предприняли двое чернокожих из Алабамы, которые прослышали о «Крошке О’Брайен». Одного звали Лоуэлл Колдуэлл, другого все знали как Тоггла. Последний был еще громаднее, чем сам Хуан Эрнандес де Барселона. Они с Лоуэллом явились к «Райским вратам» во вторник, около трех часов ночи, когда дела шли очень вяло. Тоггл и Колдуэлл улыбнулись Хуану Эрнандесу де Барселоне, который в то время носил аккуратно подстриженную бородку, а волосы гладко зачесывал назад. Лоуэлл вытащил маленький пистолет и выстрелил в Хуана. Тоггл подошел к Хуану сзади и, не дав подняться, правым предплечьем прижал его шею к своему животу. Бармен Зетч замешкался, чего нельзя было сказать о Хуане — он просто двигался медленно. Хуан схватил гиганта Тоггла за правую руку, крякнул, рванул ее вниз и сломал. Лоуэлл, бормоча «Нет, нет, нет», выстрелил в Хуана еще раз. Пуля попала ему в живот чуть повыше пупка. Хуан не торопясь повернулся и размозжил голову Тоггла о бетонную колонну около двери. Через десять секунд Лоуэлл Колдуэлл умер, причем так, что даже Зетч, который до потери левой ноги был следователем убойного отдела в полиции Кливленда, не любил этого вспоминать.

А Хуан Эрнандес де Барселона даже не побывал в больнице. Врачу хорошо заплатили за молчание, и он вынул две пули из тела Эрнандеса на кровати, которую незадолго до этого освободила русская Людмила, и уже на следующую ночь перевязанный Хуан снова сидел за столом у «Райских врат», раскладывал пасьянс и получал с клиентов наличные. Останки Тоггла и Лоуэлла Колдуэлла бросили перед зданием мэрии. Об этой истории раструбили газеты и телевидение, и Хуан Эрнандес де Барселона стал местной знаменитостью.

Никто не беспокоил «Крошку О’Брайен» до прошлого года, да и то это случилось по недоразумению. Два южанина с таким сильным акцентом, что Хуан почти не понимал их, сочли его смешным. То ли сыграла роль выпитая на двоих бутылка дешевого бурбона, то ли дело было в их врожденном расизме, подогреваемом взаимным подначиванием, но эти парни, Кэл и Сиси, решили, что они пройдут через «Райские врата» и заплатят только после того, как выйдут оттуда, и только в том случае, если останутся довольны, и ни один «обкуренный черномазый не будет им указывать, что делать».

— Будь я проклят, — сказал Сиси. — Это ты должен заплатить нам за то, что мы зашли сюда.

— Ну да, — подтвердил Кэл, обросший неряшливой седой бородой. — Почему бы и нет? Как насчет того, чтобы заплатить нам?

Кэл вытащил внушительных размеров пистолет, а Сиси сказал:

— Провалиться мне, если ты не гнусный крокодил, — и достал пистолет еще больше.

Наученный опытом последней встречи с Тогглом и Лоуэллом, Хуан Эрнандес де Барселона приготовил для такого случая сюрприз. Под столом был прикреплен дробовик, нацеленный на пространство между «Райскими вратами» и баром. Все было устроено таким образом, что нажимать на спусковой крючок не требовалось, — Хуану было достаточно дернуть вверх коленом.

Когда дробь ливнем обрушилась на двух непрошеных гостей, их пистолеты тоже выстрелили. Одной пулей Хуану срезало правое ухо. Другая убила Зетча. Почти в то же самое мгновенье выстрел дробовика разнес на куски голову Сиси и разворотил кишки Кэла. Потом в «Крошке» быстренько прибрались, а полиции хорошо заплатили. Хуан не потрудился обратиться к врачу из-за оторванного уха. Он приложил к уху лед, позволил Людмиле наложить повязку, слегка напился и на следующий день уже искал нового бармена.