— Вы Джокер?[40] — спросила Мелисса.

— Его сосед слева, niña[41], — ответил Эль Перро. — А пиво здесь продают?

— Да, — сказал Либерман.

— Знаешь, Ребе, — заметил Эль Перро, — ты здорово смотришься в этой бейсболке.

— Я знаю, — сказал Либерман. — Хосе Мадера.

Сатклифф ударил мимо первого бэттера. Либерман счел это дурным знаком. Следующая подача была отбита в аут, а третий мяч бэттер послал в долгий полет до центра.

— Как ты думаешь, Ребе, почему Эль Перро оказался здесь рядом с тобой? — спросил Эмилиано. — Неужто я зашел сюда просто посмотреть на иннинг, понежиться на солнце и повидать старого друга?

— Вот что я тебе скажу. — Либерман наклонился к Эль Перро. — Ты слишком часто смотрел «Сокровище Сьерра-Мадре»[42].

— Ты так считаешь? Спасибо. Мне эта картина по душе. Могу я теперь кое-что тебе рассказать?

— Валяй, — разрешил Либерман.

— Я — человек покладистый, — прошептал Эль Перро. — Спроси любого. Хочу заключить сделку. Вчера ты арестовал моих братьев, родного и двоюродного. Они сейчас в каталажке. Вооруженное нападение на полицейского.

— Твой брат похож на Роберто Дюрана?

— Нет, это Эрнесто, мой двоюродный брат, — сообщил Эль Перро. — Знаешь, они еще дети. Они ничего плохого не хотели. Кроме того, твой приятель врезал ему по яйцам. Сними обвинения, а я отдам тебе Хосе Мадеру.

— Твой брат — невинная жертва социальной несправедливости, — провозгласил Либерман. — Он, твой двоюродный и их друг будут на свободе сегодня к вечеру.

— Я доверяю тебе, Ребе, — сказал Эль Перро. — Мадеру и его старушку сможешь найти здесь. — Он подал Либерману кусок картона, на котором был написан адрес. — Мадера — не мой человек, — вздохнул Эль Перро. — Чокнутый на всю голову.

— Из твоих уст это звучит похвалой.

— Ну спасибо, — сказал Эль Перро. — Так брат и другие парни выйдут к вечеру?

— Ага, готовые пустить кровь первому встречному при свете полной луны, — обещал Либерман.

— Я же говорю — ты здорово смотришься, Ребе, — сказал Эль Перро, вставая.

— Может, вы сядете? — попросила женщина, сидевшая позади него.

Эль Перро повернулся к ней, сияя улыбкой, и сказал:

— Солнышко светит. Настроение у меня отличное. Я только-только заключил с Ребе удачную сделку. По всему по этому я не стану отрезать тебе язык и не заставлю тебя его съесть.

Женщина широко открыла глаза и рот. Сидевший рядом с ней мужчина сделал вид, что полностью поглощен наблюдением за табло. Либерман повернулся к женщине и предупреждающе поднял брови. Она поняла и решила не развивать тему. Эль Перро поднялся по ступенькам и исчез.

— Кто был этот человек? — спросил Барри.

— Это по делу, — ответил Либерман. — Мне надо позвонить. Сейчас вернусь.

Доусон, по-видимому, удачно сыграл — Либерман понял это по шуму толпы, но не оглянулся. Он подошел к телефонам-автоматам напротив киоска, торговавшего хотдогами, и позвонил Хэнрагану в участок. Либерман дал Биллу адрес и сказал, что встретится с ним там в пять, после того как отвезет детей домой. Когда он вернулся на свое место, «Кабс» лидировали со счетом 2:0. Данстон промахнулся, принимая трудный мяч, и позволил раннеру попасть на вторую базу и совершить бросок, в результате которого мяч долетел до левой трибуны. Барри застонал.

Либерман снял свою бейсболку с надписью «Кабс» и отдал Барри, который тут же ее надел. Мелисса собиралась что-то сказать, но Либерман приложил палец к губам, и девочка кивнула очень по-взрослому: она не станет акцентировать внимание на том, что Барри изменил свою позицию по поводу бейсболки.

Вечер, подумал Либерман, обещает быть долгим.

Билл Хэнраган приехал не слишком рано, всего на сорок минут раньше срока. Он свернул от Огдена в пределах слышимости скоростной автомагистрали и припарковался напротив дома, указанного в адресе, который дал ему Либерман. Район был полностью латиноамериканским — главным образом мексиканским. Хэнраган здесь выделялся своей ирландской внешностью. Несмотря на это, он не обнаружил бы своего присутствия, если бы не открытая дверь.

Он сидел в машине четверть часа, думая об Айрис и прошлом вечере. День был жарким, а улица сравнительно пустой. Двое детей играли на тротуаре теннисным мячом. Три женщины, две полные, одна худая, сидели на ступеньках дома. Все дома — небольшие, внешне опрятные. Скудная ярко-зеленая трава в огороженных двориках — аккуратно подстрижена.

В дом, за которым он наблюдал, никто не входил и никто его не покидал, но дверь открыта, и три женщины на углу не сводили глаз с Хэнрагана. На улице было припарковано всего четыре машины. Вклиниться некуда.

Хэнраган вышел из машины, потянулся и стал оглядываться, как будто ищет дом по адресу. Из заднего кармана брюк он вынул записную книжку и сделал вид, что смотрит в нее, а потом повернулся к своей цели — дому с распахнутой дверью. Убрав записную книжку, Билл пересек улицу и поднялся по ступенькам ко входу.

Дом был одноэтажный, недавно выкрашенный в белый и зеленый цвета. Хэнраган позвонил и стал ждать, улыбаясь и глядя на трех женщин, сидевших на ступеньках. Одна из них, худая, сложила руку козырьком над глазами и, щурясь на солнце, смотрела в его сторону.

На звонок никто не вышел, чего Хэнраган не только ожидал, но и хотел. Он произнес «Здравствуйте» — достаточно громко, чтобы женщины на улице его услышали, и вошел в открытую дверь.

Хэнраган оказался в гостиной, тесно заставленной старой мебелью, чистой, с цветами на окнах. Большой постер в рамке — цветной снимок развалин замка, окруженных ярко-зеленым лесом, — висел над диваном. Надпись белыми буквами гласила, что это Гвадалахара.

— Есть кто-нибудь дома? — спросил Хэнраган.

Он решил представиться как полицейский, если кто-нибудь ответит. Если же дома никого нет и кто-нибудь застигнет его за осмотром помещения в отсутствие хозяев, Хэнраган все равно скажет, что служит в полиции и что ему показалось, будто в открытую дверь вошел подозрительный человек. Это никого не обманет, но никто в этом районе не станет подавать жалобу на полицейского за то, что тот вошел в открытую дверь.

— Есть кто-нибудь? — повторил Хэнраган.

Никто не ответил.

Он прошел через гостиную в маленькую столовую с темным деревянным столом, шестью стульями в том же стиле и низким буфетом, над которым висело изображение Иисуса Христа. Глаза Иисуса были обращены к потолку.

— Кто-нибудь дома? — в третий раз спросил Хэнраган, но уже потише.

На кухне, как и в остальных комнатах, было чисто. Пустая сушилка для посуды. Никаких следов еды на столике. Слабый запах специй напомнил Хэнрагану тетушку Айлин, сестру его матери, семейной поварихи, которая приехала в США в возрасте семи лет и вернулась в Дублин в семьдесят пять.

Хотелось выпить. Немного. Скажем, двойную порцию джина и виски — любимого напитка мужа тетушки Айлин. «Выпьешь джина с виски — замурлыкаешь, как киска», — говаривал этот веселый джентльмен.

Билл прошел через кухню. У небольшой ниши рядом с черным ходом было три двери, две из них были открыты. Одна вела в спальню — темная тесьма покрывала, на стенах — изображения Спасителя. Вторая — на лестницу в подвал. За третьей дверью его ждал успех. Хэнраган вошел в нее. Хотя шторы на окне были опущены, через них проникало достаточно света и Билл смог разглядеть, что оказался в комнате женщины, причем не старой, в отличие от соседней спальни с темной тесьмой и Иисусом. Полированная мебель в стиле ар-деко. Кровать овальной формы, покрытая розовым стеганым одеялом. На туалетном столике в углу, рядом с зеркалом от пола до потолка, стояло с десяток фотографий Эстральды Вальдес в разном возрасте. Почти на всех она была снята вместе с девушкой немного старше ее. Эстральда, даже семилетняя, держала руку на бедре и улыбалась многозначительной улыбкой. Снимки Эстральды и другой девушки заканчивались примерно двадцатилетним возрастом. Затем следовал перерыв, и два фото изображали Эстральду Вальдес в том виде, в каком ее знал Хэнраган. Это точно была Эстральда, загорелая, в солнцезащитных очках, почти без макияжа. Она обнимала крупную женщину постарше, которая щурилась на солнце.