— Я поддерживаю в доме порядок, — сказал Хэнраган, оглядывая кухню, и отхлебнул кофе. — Стираю белье, меняю его, чищу ковры. Миссис Бойер приходит каждые две недели. Это моя терапия, Ребе. Мне кажется: а вдруг в один прекрасный вечер в дверь постучит Морин, а у меня тут кастрюля тушеного мяса, которое я сам приготовил… Я стал неплохим поваром… Ну ты представляешь себе эту картину.

— Да, — подтвердил Либерман.

— Если я позволю, чтобы здесь все пришло в упадок, то вот-вот и сам опущусь. — Хэнраган допил кофе, подошел к раковине, вымыл чашку жидкостью «Пальмолив», прополоскал ее и убрал в посудомоечную машину.

— Я прямо от Хартмана, — сказал Либерман, тоже допив кофе. — По его мнению, если не считать больных коленей, давления, скрюченной спины, негнущегося пальца и слабого желудка, я сгожусь еще на один год.

— Никогда в этом не сомневался, — заметил Хэнраган, улыбнулся и взял у Либермана пустую чашку.

— Он сказал, что тебе следует показаться психиатру.

— Я в них не верю, — проговорил Хэнраган. — А если верю, то меньше, чем в Бога моих предков. Давай сменим тему.

— Новая тема — это прошлая ночь. Что ты чувствуешь?

— Ответственность. И не хочу потерять это чувство. Я не нашел нашего друга Бродягу Жюля. Искал примерно до трех ночи. Пришел домой и лег спать трезвым. Я устал, но готов работать.

— А со мной дочь разговаривала до пятого часа, — сказал Либерман. — Я устал и не знаю, насколько готов работать, но я на ходу. Пошли.

Они сели каждый в свою машину и приехали к участку на Кларк-стрит в десять без малого. Воскресенье выдалось беспокойным. Выстроилась целая очередь жалобщиков. В помещении для инструктажа было полно латино-американцев из ближайших улиц. Они сидели молча — то ли от испуга, то ли от ярости.

У Мела Хобсона был такой вид, будто он сейчас взорвется. Последний раз такой срыв произошел зимой, когда он чуть не оторвал ухо уличному грабителю по имени Джонас, который не захотел отвечать на вопросы для протокола. Аллен Бутс и Джоанна Мишковски беседовали в углу с напуганной чернокожей девушкой, а та не сводила глаз с не менее испуганного чернокожего парня, который был прикован наручниками к скамейке у противоположной стены.

— Сообщения о звонках на вашем столе, — сказала Конни Пэриш, прикрывая ладонью трубку. — И предварительный отчет о вскрытии.

— Хороша прическа, — отреагировал Либерман. — Просто класс.

Одетая в безупречно сшитую форму, Конни улыбнулась, коснулась крашеных соломенных волос и вернулась к своим делам. Либерман разговаривал по телефону, стоявшему на его столе, и одновременно читал отчет о вскрытии тела Эстральды Вальдес, когда вошел Хэнраган. Эйб помахал ему рукой.

— Хорошо, — услышал Хэнраган, направляясь к напарнику. — Я тебя слышу, Сол. Ты прав… Я не знаю… Кто знает? Ты хоть представляешь, где он может быть?.. Я постараюсь. Возможно, мне понадобятся твои показания… У Мэйша все отлично. Его сын, мой племянник Джо, помнишь? Адвокат, баллотируется на олдермена. Почему разыгрываю? Оставайся на связи… Бесс обрадуется… Меня может не быть дома, но газон ты увидишь… Ну пока, приглядывай за зятем.

Либерман повесил трубку и посмотрел на свои записи. Он рассказал Хэнрагану все, что узнал, и дал ему отчет о вскрытии. Затем они вместе вышли в коридор и поднялись и кабинет Хьюза. Хэнраган постучал. Либерман открыл дверь, и Хьюз посмотрел на них, оторвавшись от отчета, который читал. Комната походила скорее на кабинет бухгалтера или члена комитета по опеке, чем капитана полиции. Мебель темного дерева, пожертвованная благодарными предприятиями и конторами района, выглядела мрачной. Полки были заполнены томами инструкций, книгами по юриспруденции, справочными изданиями. Одну стену занимало венецианское окно, выходившее на стоянку автомобилей, благодаря чему Хьюз мог видеть, как приезжают и уезжают его подчиненные. На остальных трех стенах, выкрашенных в белый цвет, висело по одной фотографии. На снимке за спиной Хьюза хозяин кабинета стоял рядом с ныне покойным мэром Вашингтоном, который обнимал его левой рукой за плечи, а правой стискивал ладонь капитана. На фотографии, висевшей на ближайшей к коридору стене, Хьюз был запечатлен в вечернем костюме в обществе сенатора Теда Кеннеди на заседании по сбору средств для Демократической партии.

Фотография на стене напротив стола Хьюза изображала первую полосу чикагской «Сан таймс» за 16 марта 1969 года с крупным снимком Хьюза и бросавшимся в глаза заголовком: ПОЛИЦЕЙСКИЙ В ОДИНОЧКУ ОДОЛЕЛ БАНДУ. В ПЕРЕСТРЕЛКЕ ДВОЕ УБИТЫ, ШЕСТЕРО РАНЕНЫ.

Это производило впечатление. Так и было задумано. Либерман и Хэнраган опустились на стулья напротив Хьюза.

— Я прочел, — сказал Хьюз, положив отчет на чистый стол и постучав по бумаге пальцем. — Здесь нет ничего существенного. Где находится упомянутый вами Жюль Ван Бибер? Он уже задержан?

— Нет, — ответил Либерман. — Но мы только что получили сообщение от сотрудника службы ландшафтного благоустройства, который заявил, что сегодня утром нашел человека, соответствующего описанию Ван Бибера, в своем грузовике, который стоял под окнами жертвы. Он держал в руках настольную лампу и сообщил, что упал с балкона. Он рассказал довольно странную историю.

— Вы хотите сказать, что Ван Бибер упал с балкона Вальдес и остался цел и невредим? — спросил Хьюз.

— Упал или спрыгнул, — уточнил Либерман. — Приземлился на мешки с травой и листьями.

— Ну, мне доводилось слышать и более странные истории, — заметил Хьюз, глядя на Хэнрагана, который неловко поежился. — Так арестуйте его, и дело с концом. Не велика трудность изловить бездомного психа.

— Как все это восприняла ваша жена, капитан? — поинтересовался Либерман.

— С моей женой все прекрасно. Она по-прежнему хочет переехать. Отловите парня поскорее, и мы еще сможем продать квартиру, — сказал Хьюз. — Действуйте быстро, вытяните из него признание, и этот дерьмовый отчет получит мое благословение без рекомендации о расследовании дисциплинарной комиссией. «Быстро» означает «сегодня». Мы понимаем друг друга?

— Да, — ответил Либерман. — У нас есть предварительный отчет о вскрытии. Восемь глубоких ран в брюшной полости. Лезвие ножа тонкое, длина около пятнадцати сантиметров длиной. Орудия убийства в квартире не нашли. Тони и ребята, собиравшие улики, говорят, что там не было ни денег, ни банковской книжки, ни записной книжки с адресами.

— Я видел их отчеты, — сообщил Хьюз. — Помните, что я сказал прошлой ночью? Это дело — ваше. Найдите Ван Бибера, спросите, что он сделал с ножом, или что там у него было, и арестуйте его. А у меня полно своей работы.

Хьюз поднял телефонную трубку и посмотрел на двух детективов. Те встали и пошли к двери.

— Похоже, он не слишком нас любит, — заметил Хэнраган, когда они вышли из кабинета начальника.

— Он так ведет себя и с правыми, и с виноватыми, — отозвался Либерман. — Мне надо позвонить, а потом отыщем Бродягу Жюля.

Либерман позвонил Мэйшу и попросил его приготовить дюжину свежих бубликов, копченую лососину и корытце сливочного сыра с чесноком.

— Лайза с детьми поживут у нас некоторое время, — сказал Либерман.

— Вот как дело обернулось, — заметил Мэйш.

— Кто знает, как оно пойдет дальше, — сказал Либерман.

— А мне Тодди нравится, — признался Мэйш. — Я не всегда понимаю, что он там болтает, но парень он славный. Мне по душе.

— Мне тоже, — согласился Либерман. — Может, не все еще потеряно.

— Даже не знаю, смог бы я теперь взять детей к себе, — сказал Мэйш.

— У меня что, есть выбор? — спросил Либерман.

— Тут Розен хочет с тобой поговорить, — сказал Мэйш.

— Я должен… — начал Либерман, но Гершл уже взял трубку.

— Присутствующая здесь компания старых хрычей хочет знать, когда ты снова приведешь свою подружку, — произнес Розен, и в трубке раздался смех. — Она тут кое-кого взбодрила.

— Она больше не придет, — ответил Либерман. — Вам придется удовольствоваться Герт Блумбах.