— Ты сволочь, — выругался мальчишка. — Зачем ты это сделал?

— Мне нужна была помощь всех твоих собратьев, чтобы повидаться с тобой.

— Не больно-то ловко ты управляешься с баллончиком. У тебя слабая рука. Правда, слабая.

— Просто я никогда раньше не портил стены.

— С какой стати я должен тебе помогать? — задал юнец вполне законный вопрос.

— Если поможешь, получишь двести баксов, а если нет, я проткну тебе барабанные перепонки, — не менее доходчиво объяснил Римо.

— Предложение заманчивое. А где деньги?

Римо извлек из кармана пачку банкнот и отсчитал ровно двести долларов.

— Я скоро вернусь, — сообщил мальчишка. — Просто хочу удостовериться, что деньги нефальшивые. В наши дни держи ухо востро.

Римо распрямил ладонь и, ткнув парня в позвоночник, подбросил его, так что поношенные кроссовки на мгновение зависли у Римо над головой.

— А-а-а! — заорал мальчишка и почувствовал, что, перевернувшись в воздухе, летит вниз головой прямо на булыжную мостовую. Он вот-вот уже готов был столкнуться с землей, как вдруг словно стропы парашюта подхватили его и сильная рука поставила на ноги. — Деньги в порядке, — сказал он тогда. — Чем я могу тебе помочь, друг?

— Видишь ли, — объяснил Римо, — я ищу кое-каких людей, которые просто помешались из-за одной штуки.

— Мне жаль этих идиотов, — искренне признался пацан.

— Они вне себя из-за одного предмета, на котором ты оставил свой автограф. Примерно как толпа возле «стены почтения».

— Да там собралась просто жалкая кучка.

— Тех, о ком говорю я, еще меньше.

— Возьми свои деньги, парень, — сказал пацан.

— Подожди. Если я их не накрою, то рано или поздно они накроют тебя.

— Но ведь ты не собираешься меня им передать?

— Нет.

— А почему? — Мальчишка тряхнул головой.

— Потому что они слишком строго карают за порчу собственности.

— А как?

— Например, вырывают сердце.

Мальчишка присвистнул.

— Так это они пришили политика и богатую даму?

Римо кивнул.

Мальчишка снова присвистнул.

— Я должен знать, что именно ты изрисовал за последнее время.

— Расписал.

— Хорошо, расписал.

— Дай подумать. Школьные туалеты.

Римо покачал головой.

— Два вагона на маршруте "А".

— Тоже вряд ли.

— Может, мост.

— Где?

— Возле Тремонт-авеню. В жилом квартале.

— А там не было церкви или какого-нибудь религиозного памятника?

Мальчишка покачал головой.

— Возможно, это была картина или что-то в этом роде.

— Я никогда не пишу поверх чужих работ. Только на вещах. На камнях и всяком таком.

— И на камнях?

— Конечно. Я всегда пишу на камнях.

— Где именно?

— Один раз в Центральном парке. Несколько раз в Проспект-парке. Собственно что такое камни?

— Где еще?

— В музее. Есть там один недалеко от Центрального парка. Там еще перед входом мужик на коне.

— А как выглядел камень из музея?

— Большой. Квадратный. С какими-то кругами и птицами, и все такое. Старинный. А птички такие, как будто их вырезал какой-то малыш.

— Спасибо, — поблагодарил Римо.

Неподалеку от Центрального парка Римо обнаружил Музей естественной истории, массивное каменное здание с широкими ступенями и конной статуей Тедди Рузвельта, мужественно глядящего на стремительную атаку дикарей, а точнее, на Пятую авеню, что проходит с другой стороны парка. Бронзовый Рузвельт возвышался над двумя стоящими возле него бронзовыми индейцами, столь же бесстрашно взирающими остановившимся взором на парк.

Римо пожертвовал деньги на музей и спросил, где здесь выставка камней. Служитель музея, одуревший от монотонной выдачи билетов, признал в нем человека, который как никто понимает значение природы и важность Музея естественной истории, и сообщил, что в музее очень много камней. Какой именно ему нужен?

— Большой такой, — объяснил Римо. — С надписью.

— Мы не коллекционируем надписи, сэр, — сказал служитель.

— Хорошо, у вас есть камни? Только большие, — Римо вдруг стало жарко, но не потому, что день был душным и влажным, а потому, что, если бы организация действовала, там заранее бы все выяснили и дали ему имя человека, с которым следовало связаться, и все было бы в порядке. А вместо этого он ищет камни в музее. Если он прав, то все дело можно закончить в один день. Дайте ему священный камень, и убийцы обязательно придут к нему.

— Собственно говоря, камни мы тоже не коллекционируем.

— Это особый камень. На нем гравировка.

— А, так вы имеете в виду отдел материальной культуры Южной Америки. Это направо, на первом этаже.

Римо прошел мимо чучела медведя, искусственных джунглей, двух высушенных мускусных быков и чучела яка, поедающего пион, и попал в полутемный зал с коллекцией огромных камней. На всех был затейливый резной узор. Массивные головы с приплюснутыми носами и миндалевидными глазами. Змеи, обвивающие длинноногих птиц. Воспоминания в камне о людях, исчезнувших с лица земли в ходе наступления западной цивилизации. Но, как говаривал Чиун, народ нельзя уничтожить мечом — только лучшей жизнью: меч убивает, но не меняет людей.

Впрочем, Чиун никогда не высказывался по поводу южноамериканской культуры, как полагал Римо, лишь потому, что этот регион был отрезан от остального мира, пока сюда в 1500 году не пришли европейцы. А поскольку предки Чиуна, скорее всего, здесь никогда не служили, он и считал, что эта местность еще не открыта.

— Ты, наверное, имеешь в виду, что никогда не читал книг о культуре этих народов, — уточнил тогда Римо.

— Я имею в виду, что эта местность еще не открыта, — повторил Чиун. — Дикие края, населенные странными людьми, как и в вашей стране, пока я не прибыл сюда. Хотя на твоей родине мне было легче, потому что там много потомков европейцев и африканцев Но уж поскольку я ее открыл, будущие поколений Синанджу будут знать о вашей загадочной, непостижимой нации.

— А как же насчет Южной Америки?

— Она пока не открыта. Но если что-нибудь выяснится, дай мне знать.

И вот Римо находился в музее, пытаясь что-нибудь выяснить, хотя это ему плохо удавалось, Рисунки на камнях очень напоминали египетские, но египтяне использовали более мягкий камень. Эти же камни были очень твердые.

В дальнем конце зала, выходящем на север, была большая дверь без надписи; возле нее дежурили два охранника.

— Я ищу некий камень, — обратился к ним Римо. — На нем еще недавно кто-то оставил автограф.

— Туда входить запрещено, — ответил один из стражей.

— Значит, он там?

— Я этого не сказал. Чтобы войти внутрь, требуется разрешение отдела древностей.

— А где отдел древностей?

— Он сегодня закрыт. Там дежурит только референт.

— А где находится этот отдел?

— Не волнуйтесь, мистер, они все равно не разрешат вам войти. Туда больше не пускают обыкновенных посетителей. Только особых людей. Так что можете не стараться.

— Но я хочу постараться, — сказал Римо.

Ассистентка находилась в крохотной комнатушке, где стоял стол и куда было трудно втиснуться. Референт подняла глаза от какого-то документа, посмотрев на Римо поверх очков в голубой оправе. Рыжеватые волосы обрамляли ее утонченное лицо.

— Его нет, а я занята, — сказала она.

— Я желаю взглянуть на камень в зале, который закрыт.

— Но я же уже сказала: его нет, а я занята.

— Понятия не имею, о ком вы говорите, но я хочу видеть камень.

— Все, кто желает его видеть, проходят через директора, Джеймса Уиллингэма. А его, как я уже сказали, сейчас нет.

— Но я прохожу не через Джеймса Уиллингэма. Я, так сказать, прохожу через вас.

— Он будет завтра.

— А я хочу увидеть камень сегодня.

— Но в нем нет ничего особенного. Правда. Специалисты еще даже не определили, к культуре какого народа он принадлежит.

Тогда Римо наклонился и, глубоко заглянув ей в глаза, едва заметно улыбнулся. Она покраснела.