— Начать все сначала. И отныне главной целью народа актатль будет власть. И в будущем, когда наши имена станут известны всем, наши требования будут удовлетворены.

— А как же наши требования о возмещении ущерба?

— Это было глупо с самого начала. Послания с требованиями о возмещении ущерба были непонятны. Написать их на двенадцати языках и забыть про английский! К черту их! Мы сами в свое время позаботимся об этом. А сейчас нам важно разобраться с двумя очень опасными людьми — американцем и азиатом. — Говоря, де Жуан барабанил пальцами по безупречно чистому окну.

— Не повезло, что мы наткнулись на них, — сказал Карл.

— Нет, они нас искали, а мы, как дураки, сами бросились в расставленную ими ловушку. Вероятнее всего было так: после надругательства над Уктутом совершенные нами жертвоприношения каким-то образом задели что-то или кого-то в высшей степени чувствительных сферах, пользующихся услугами наемных убийц. Люди с такой квалификацией обычно не ходят по музеям ради удовольствия. Должно быть, мы создали какую-то угрозу для них. Так вот теперь тот, чьи интересы мы задели, хотят, чтобы мы выступили против этих двоих. Лучше не придумаешь — мы нападем на них и будем уничтожены.

— Значит, мы не станем нападать? — спросил дядюшка Карл.

— Нет, обязательно станем, но на наших условиях и тогда, когда это будет выгодно нам. И используем этих убийц так, как они хотели использовать нас. Через них мы выйдем на секретную организацию, которой они служат, и захватим в этой организации власть. Эта власть станет властью всего племени, и тогда народ актатль больше не будет скрываться, — де Жуан постоял у окна, ожидая, что скажет дядюшка Карл, но тот молчал.

Тогда де Жуан обернулся и увидел, что Карл стоит на коленях, касаясь головой ковра и вытянув руки перед собой.

— Что с вами, дядюшка Карл? — воскликнул он.

— Ты вождь, — отозвался Карл. — Вождь, — повторил он и поднял глаза. — Подойди ко мне.

Де Жуан наклонился к нему, и Карл прошептал ему что-то в самое ухо.

— Что это? — спросил де Жуан.

— Теперь ты тоже веришь. Это настоящее имя Уктута, и лишь тем, кто верит, позволено его произносить. Если его произнесет неверный, то обрушатся небеса, но ты можешь это сказать.

Де Жуан предпринял все усилия, чтобы сохранить серьезный вид, и произнес слово вслух. Как он и предполагал, небеса не разверзлись, что дядюшка Карл расценил как доказательство искренней веры де Жуана.

Дядюшка Карл поднялся с колен.

— Теперь ты вождь. Тридцать лет я ждал этого момента, ибо ты кровь от крови, плоть от плоти древнего вождя племени актатль, жившего много столетий назад. Теперь ты поведешь нашу семью к победе!

Де Жуана даже несколько удивило, что он не воспринял слова дядюшка как нечто идиотское.

— Дядюшка, мы обязательно победим! — воскликнул он.

— И отомстим за осквернение камня?

— Когда мы осуществим наш план, Уктут получит все сердца, какие только пожелает, — заверил его де Жуан.

Ночью, прежде чем уснуть, он вновь произнес тайное имя Уктута. И, когда небо не упало на землю, ему открылась истина.

Он не знал, искренне он верит или нет, но был твердо уверен, что племя актатль обрело наконец вождя, который поведет его к славе.

Прибыв в Нью-Йорк, Жан-Луи де Жуан и дядюшка Карл отправились прямиком в гостиницу на Пятую авеню, где целый взвод посыльных только и ждал момента поднести им багаж, где им не нужно было регистрироваться и к их услугам были готовы президентские апартаменты, а директор многозначительно подмигнул дядюшке Карлу, заставив тем самым де Жуана сделать вывод, что, вне зависимости от традиций и религии, международное братство последователей Уктута имеет немалое влияние в обществе.

— А я и не знал, что семья столь обширна, — заметил де Жуан, когда они с Карлом отпустили посыльных и удобно расположились в гостиной огромного пятикомнатного номера.

— Мы повсюду, и ты знал бы об этом, если бы в молодости больше интересовался проблемами семьи. — Дядюшка Карл улыбнулся, скорее с осуждением, нежели радостно.

— Но теперь я с ней — де Жуан улыбнулся в ответ.

— Да, Жан-Луи, и я благодарен тебе за это, так что с моей стороны больше упреков не будет, как бы мне этого ни хотелось.

— Упрекать обычно любят проигравшие. Тем самым они как бы оправдывают себя за то, что неправильно прожили жизнь. Ты не проигравший, и жизнь твоя вполне удалась. Более того, теперь она пойдет как нельзя лучше, так что упреки тебе не к лицу. — И де Жуан попросил дядюшку немедленно созвать в гостиницу членов семьи для беседы. — Сейчас мы должны все продумать до мелочей, намного лучше, чем всегда, и я должен изучить наши людские ресурсы. Через два часа я уже буду готов говорить с ними.

Он отправился к себе в комнату и разложил на большом дубовом столе бумаги, которые достал из привезенного с собой «дипломата» крокодиловой кожи.

Прежде чем сесть, он снял свой серый в тонкую белую полоску пиджак, аккуратно расстегнул манжеты с монограммой и завернул рукава рубашки; затем расстегнул воротник, осторожно снял шелковый галстук в черно-красных тонах и повесил его на вешалку поверх пиджака. Пиджак он убрал в один из огромных, изготовленных из настоящего кедра полированных шкафов.

Затем он включил свет — зажглась убранная в деревянные панели люминисцентная лампа — и снял колпачки с двух толстых маркеров, черного и красного. Красным он собирался писать возможные пункты плана, а черным — вычеркивать их, если решит, что они не сработают.

Де Жуан поднес красный фломастер к губам и выглянул в окно на оживленную улицу, утопавшую в ярком солнечном свете позднего утра, после чего набросился на пачку чистой белой бумаги, словно орел, выследивший мышь, которая имела неосторожность выйти на открытое место.

Когда он вновь поднял глаза, солнце исчезло. Небеса потемнели, и он осознал, что день уступил место вечернему сумраку.

Корзина для бумаг была переполнена скомканными листами. Поверхность стола выглядела так, словно на него опрокинули содержимое корзины.

Перед де Жуаном лежал лишь один аккуратно расправленный лист. На нем большими красными буквами было написано всего одно слово: ИНФИЛЬТРАЦИЯ.

Когда он вновь появился в гостиной, там уже сидела дюжина гостей. Это были преимущественно мужчины среднего возраста в строгих костюмах-тройках с цепочками на жилетах — свидетельством университетского образования, прямых брюках и до блеска начищенных кожаных туфлях, которые так ценятся деловыми людьми — они могут позволить себе любую обувь по собственному вкусу и постоянно покупают ту, к которой привыкли с детства.

Все встали, когда он вошел.

Дядюшка Карл тоже поднялся с кресла возле окна.

— Господа, наш вождь, Жан-Луи де Жуан.

Двенадцать мужчин медленно опустились на колени.

Де Жуан вопросительно посмотрел на дядюшку Карла, чтобы тот отдал приказ встать, но дядюшка тоже встал на колени и склонил голову перед де Жуаном.

— Имя Уктута не может быть осквернено, — заявил де Жуан, — ибо оно священно и выше тех оскорблений, которые может нанести ему человек. Но Уктут взывает к нам принести в жертву тех, кто осмелился прикоснуться к нему грязными руками, и мы, представители народа актатль, эту жертву ему дадим. Я клянусь — мы все в этом клянемся. Нашей честью и нашей жизнью. — Он помолчал. — А теперь встаньте.

Мужчины начали медленно подниматься на ноги; их лица лучились внутренним светом. Затем все стали по очереди подходить к де Жуану, пожимать ему руку и называть имена.

Когда церемония представления окончилась, де Жуан предложил всем сесть.

— Наша первоочередная задача — добраться до этой парочки, американца и престарелого азиата. А затем мы проникнем в их организацию и захватим в ней власть. Вопрос лишь в том, как проникнуть в нее. И как подобраться к этим двоим? — Он оглядел собравшихся. Жан-Луи ожидал встретить озадаченные лица, но вместо этого обнаружил, что все улыбаются, и посмотрел на дядюшку Карла. Тот встал.