Не проще ли на время Высочайшего проезда задержать такого зарегистрированного «анархиста» по формальному поводу и быть спокойным? По-видимому, его беспокоили и ранее! Я ограничился, однако, выяснением его настоящего «миропонимания» и, успокоившись «за мир», положил справку в сторону с резолюцией: «Проверен. Может быть оставлен на службе».

Таких и подобных справок было много, и надо положительно было быть Соломоном или, в крайнем случае, верить, что общее положение вещей тобой понимается безошибочно

Справки и наложение на них резолюций отнимали у меня много часов ежедневного утомительного труда. Если прибавить к этому постоянные, бесконечные заседания различных комиссий, образованных в градоначаль-

II Заказ 2376

мемуарах

стве в связи с Высочайшим приездом, в которых непременно участвовал или сам градоначальник, или один из его помощников и где мое присутствие, часто совсем не нужное, тоже считалось обязательным, и, кроме того, добавить мои обычные дела, да еще в связи с принятием мною незадолго до того нового большого охранного отделения, станет ясно, что у меня оста валось лишь несколько минут на то, чтобы спешно поесть и хотя бы на несколько коротких часов заснуть. Ложился я тогда спать около пяти часов утра, а после девяти-десяти утра уже снова принимался за работу.

Одна из наиболее стеснительных для обывателя мер охраны, принимавшаяся исключительно по улицам, где намечен был путь Высочайшего проезда, была введена Департаментом полиции по предложению дворцовой охраны. Ее ввел полковник Спиридович.

Мера состояла в том, что все жильцы домов, расположенных по улицам проезда, регистрировались специально для того командированными в мое распоряжение офицерами Отдельного корпуса жандармов. Затем эти лица проверялись по делам охранного отделения и Департамента полиции. В случае неблагонадежности жильца мне надлежало «принять соответствующие меры». В созданных комиссиях я докладывал о таких лицах и о тех мерах, которые я должен принять или не принять.

За несколько часов до Высочайшего проезда все жильцы и лица в таких домах снова проверялись, и выход и вход был уже затруднен.

Особо неблагонадежных лиц или подозрительных по связи с активными революционными элементами я должен был указать полковнику Спиридовичу, который через своих, приехавших с ним «наблюдательных агентов» осуществлял за ними особое наблюдение. В конце концов получилось такое многовластие, при котором весьма затруднительно было, если бы понадобилось, найти виновного. К сожалению, тогда часто применяли эту ошибочную практику. Забавнее всего было распоряжение, по которому я, как начальник охранного отделения, не имел права покидать свою квартиру (т.е. тоже и мое отделение) и должен был «висеть на телефоне». Хорошо, конечно, что было спокойное время. А если бы мне понадобилось срочно повидаться с агентурой? Впрочем, и ей полагалось сидеть дома!

При отъезде Государя с семьей из Москвы я специально просил разрешения градоначальника встретить и посмотреть вблизи Государя и его семью. Разрешение было мне дано, и я имел счастье видеть в двух шагах от себя всю царскую семью. Я стоял отдельно у входа на вокзале. Государь, проходя в двух шагах от меня и видя отдельно от всех стоявшего жандарме-

мемуарах

кого штаб-офицера, приветливо улыбнулся мне и прошел мимо в сопровождении семьи. Помню хорошенькие лица Великих княжон. Помню так, как будто вижу их сейчас перед собой.

Высочайшее пребывание в Москве закончилось благополучно. К ночи я вздохнул свободнее, но очень поздно закончил все служебные дела. Лег спать уже на рассвете. Только что заснул глубоким и спокойным сном, как у самого уха на моем ночном столике затрещал телефон. Вскакиваю тревожно, слышу в трубку знакомый голос: «Это вы, господин полковник?» - «Я», - отвечаю. «Позвольте вас поздравить: Государь благополучно выехал уже за Тверь, то есть из нашего района охраны» Это мне довольным голосом докладывал особый чиновник с телеграфа. Я поблагодарил и на этот раз заснул вполне довольный окончанием всех служебных тревог.

Недели через две-три градоначальник вызывает меня по телефону к себе. Прихожу в его кабинет Смотрю, на отдельном столе лежит груда разных Высочайших подарков за службу во время Высочайшего пребывания в Москве. Градоначальник говорит мне: «Выберите себе часы, там есть для вас, в коробке». Подхожу и нахожу коробку, в которой осталась бумажная ленточка с моей фамилией, но часов в коробке нет Говорю об этом генералу Адрианову и получаю ответ: «Должно быть, кто-нибудь взял себе, выберите другие». - «Да как же я возьму чужие часы?» - «Ну, хорошо, я выберу вам», - говорит недовольно Адрианов, подходит к подаркам, выбирает наудачу чьи-то золотые часы с цепочкой, рублей на 150, самое большее, и дает их мне Я решил не возражать и не ссориться из-за часов. Но прелесть царского подарка, первого моего подарка от Государя, была испорчена. «Мои» часы, вероятно, были вынуты из «моей» коробки и отданы кому-либо другому в градоначальстве. Я тогда был еще не в фаворе у Адрианова.

* * *

Успех охранной службы в столь сравнительно крупном учреждении, каким являлось Московское охранное отделение, слагался из различных факторов, но, пожалуй, самыми важными были два, а именно состав секретной агентуры (как я уже отметил ранее, весьма хороший) и состав служащих в отделении лиц.

Этих служащих было сравнительно много: человек двенадцать офицеров Отдельного корпуса жандармов, около двадцати пяти служащих - чиновников и писцов в канцелярии отделения, около ста филеров, или - что то же - агентов наружного наблюдения; около шестидесяти полицейских

мемуарах

надзирателей для службы связи с полицейскими участками и вокзалами и около десяти сторожей и других низших служащих для посылок и т.д.

Присмотревшись ко всем этим разнообразным служащим, я скоро вынес впечатление, что самый неудачный состав заключался в его ведущем слое, а именно в тех офицерах Корпуса жандармов, которые по тем или иным причинам попали на службу в охранное отделение.

Для меня, энтузиаста политического розыска, с самого начала службы в Отдельном корпусе жандармов мечтавшего попасть в это именно охранное отделение и изучить там на практике розыск, было просто непонятно встретить в большинстве моих подчиненных не столько офицеров, сколько отбывающих служебные часы чиновников, мало увлеченных сущностью своей службы и часто даже как бы тяготившихся ею Никакого горения, никакого душевного влечения к делу! А ведь из них, как теоретически предполагалось, должны были оформиться новые розыскные деятели на местах.

Мой помощник, о котором я уже упоминал, подполковник Турчанинов, заведовал всей канцелярией отделения и не касался секретной агентуры. Он имел в своем ведении всю ту огромную переписку шаблонного характера, которая даже никогда не попадала на стол. Будучи человеком весьма ограниченных способностей, он и не мечтал когда-либо перейти с места помощника на должность начальника Охранного отделения. Думаю, что именно этим качеством своей натуры он был обязан тому, что предусмотрительный полковник Заварзин, мой предшественник по должности, выбрал его помощником.

Из состава офицеров несколько выделялся жандармский ротмистр Вас. Иванов, в прошлом помощник пристава варшавской полиции, которому очень благоволил Заварзин и которого он тащил за собой. Это был от природы неглупый, но малообразованный офицер, с чрезвычайно развитым самомнением, ошибочно укрепленным в нем длительным сослужением с полковником Заварзиным, который пасовал перед его напористостью и якобы умом. До моего вступления в должность начальника Московского охранного отделения все колесо секретной агентуры вертелось, собственно говоря, ротмистром Ивановым, который заведовал социал-демократической частью этой агентуры Он имел свидания с наиболее видными секретными сотрудниками, составлял отчеты для Департамента полиции. Вообще, было видно, что ротмистр Иванов занял особую позицию в отделении, держит себя важно и требует особого отношения. Подчинив себе полковника Заварзина, он полагал, что сумеет и при мне «диктовать». Но со мной ему пришлось сразу отойти на второй план или, вернее, сесть на свое место