Иногда такая, казалось бы, невинная оговорка вредила (и сильно вредила) агентуре. Итак, я допускал тогда и полагаю и ныне, что Департамент полиции знал кое-что о путешествиях по России Минора и, конечно, знал, что о приезде его в Саратов я сообщил правильно. Знал ли Департамент более подробно все то, что я сообщал ему о приезде в Саратов других лидеров эсеровской партии, от какого-либо другого розыскного учреждения, я не знаю; но, по-видимому, не знал, а потому и проявлял огромный интерес к моим донесениям.

Как только я понял и установил точно, что приезжие главари партии начинают налаживать партийные связи в Поволжье, я немедленно предложил начальнику районного охранного отделения собрать в срочном порядке всех начальников губернских жандармских управлений Поволжья для согласования наших действий и выработки общего плана наблюдения и одновременной ликвидации в подходящий момент всего Поволжского областного комитета эсеров. Я предложил сделать общий доклад на этом съезде. План мой был одобрен Департаментом полиции Я выехал на съезд вместе с начальником Саратовского губернского жандармского управления, полковником Семигановским, которого я посвятил в общую картину положения дел. В Самару съехались на наше совещание начальники губернских жандармских управлений из Пензы, Казани, Симбирска, Тамбова, Астрахани и Саратова. Присутствовал, конечно, и начальник Самарского губернского жандармского управления (он же и начальник Поволжского районного охранного отделения), в квартире которого мы и собрались для совещаний.

По моей просьбе, несколько каверзной, начальник районного охранного отделения предложил сделать доклады по очереди каждому из начальников губернских жандармских управлений о положении революционных дел в каждой губернии Поволжья. Как и следовало ожидать, из этих докладов выходило, что в общем «все обстоит довольно благополучно» Тогда я начал свой доклад, обрисовывая изумленным начальникам жандармских управле-

Россия^L^e мемуарах

ний положение дел в не столь благополучном виде, и разъяснил, что приехавшие в Саратов члены нового Поволжского областного комитета эсеров уже стали налаживать связи с эсеровскими центрами в губерниях, подведомственных наблюдению этих начальников, и что нам предстоит сложная, терпеливая, кропотливая и по возможности дружная розыскная работа по согласованной и одновременной ликвидации, которую начну я в подходящий момент.

Присутствовавшие начальники губернских жандармских управлений были, что и говорить, неприятно поражены. Главной неприятностью было то, что мой доклад полностью опровергал их данные. Меня поддерживал и начальник районного охранного отделения, которому не могло не быть приятно, что в районе, вверенном его наблюдению, розыск оказывался на должной высоте, хотя бы в одном пункте. Да и впереди возможен был успех по всему району. Я не преминул упомянуть в моем докладе о некоторых приемах по наблюдению за Минором и уверил всех присутствующих, что Минор и не думал заезжать в вверенные их наблюдению города, а прямо приехал в Саратов, где со дня приезда находится под наблюдением.

Ловкачам стало ясно, что я раскусил их хитрости. Главная же неприятность заключалась в том, что не они, а молодой жандармский ротмистр-охранник добыл все эти сведения, которые подрывают их авторитет, свидетельствуют о незнании ими дела и подтверждают правильность новой системы Департамента полиции - учреждения охранных отделений в провинции.

Впечатление мое от встречи с моими старшими коллегами было удручающее. Все они были люди, может быть, воспитанные и приличные; кое-кто из них был готов работать, но у них не было никакого опыта, а у некоторых и никакого желания действовать. Все они отбывали сроки выслуги на следующий чин, и им хотелось как можно спокойнее провести эти годы в уютной провинции. Словом, я понимал их затаенное недружелюбие ко мне, и мне было ясно, что согласованной работы с ними не получится.

Расскажу здесь о нескольких эпизодах этой работы. В 1908 году усилилась доставка в Саратов заграничного издания брошюрочной литературы эсеров. Приходила она большими тюками и ящиками, преимущественно при посредстве известной транспортной конторы «Надежда», где служило значительное число революционно настроенного, а то и просто левого элемента.

Такие же транспорты шли, по всей вероятности, не только в Саратов, но и в другие города, но только мне в Саратове удалось выловить почти весь транспорт, и если кое-что из этой литературы пошло по рукам низовых эсе-

Россиямемуарах

ров, то это были сущие пустяки по сравнению с общим количеством выловленного мной груза. А выловил я его тогда, считая на вес, что-то около трехсот или четырехсот пудов.

В большинстве своем эта брошюрочная литература была хорошо издана, содержала к себе сочинения известных теоретиков партии Маслова, Кагоровского и других по вопросам преимущественно аграрным, финансовым и пр. Надо сказать, что вся эта литература была не по плечу среднему российскому обывателю и в этом смысле была не столь уж вредна Так как она вся приходила в адрес какого-нибудь симпатизирующего эсерам обывателя, то квитанция на получение багажа неизменно попадала в конце концов все к тому же Левченко, а он, из конспирации, поручал дело моему «Николаеву», и в результате вся эта нелегальщина попадала ко мне. Дав для приличия два-три экземпляра «Николаеву», я остальные попросту сжигал, оставив у себя в библиотеке по образцу и отослав в Департамент полиции несколько экземпляров с сообщением о количестве уничтоженных.

Конечно, мои действия, которые я здесь описываю, стоят в полном противоречии с ходовыми представлениями нашей левой интеллигенции о том, как жандармы провокационно затягивали молодежь в революцию и губили ее арестами и ссылками. Однако нам теперь становится все более ясно, что ходовые представления нашей левой интеллигенции не только об агентах правительственной власти, но и о многом другом были неверны, наивны или преднамеренно лживы. Мы только теперь, в эмиграции, стали понимать, что революция безнравственна главным образом оттого, что она целиком построена на морализме; и что революция так безбожна и бесчеловечна оттого, что она выросла из идеи человекобожества. Революция исказила и уничтожила материальные ценности потому, что она материалистична. Революция и революционеры так омерзительно несправедливы потому, что они одержимы идеей справедливости. Мы теперь только, в эмиграции, поняли, что революция - это есть реакция. Но тогда, в описываемый мною 1908 год, левая интеллигенция (а за ней вслед вся российская полуинтеллигенция) не уставала повторять и верить, что тургеневская девушка, олицетворявшая в одном из его стихотворений в прозе революцию, была святая; мы, лишь «реакционеры», злобно шептали: дура!⁹⁷

Как-то в описываемое мною время я получил от «Николаева» сведения о прибывшем в Саратов новом транспорте эсеровской литературы, изданной за границей. Транспорт этот состоял из двух больших ящиков, наполненных брошюрами. Каждый яшик был пудов до семи-восьми. Один из этих

Россшг^^в мемуарах

ящиков предназначался для внутреннего, саратовского, употребления, а другой, по распоряжению Левченко, должен был быть переправлен в Пензу, в распоряжение местного комитета.

Мы условились с «Николаевым», что наш, саратовский ящик поступит целиком в мое распоряжение, т.е будет уничтожен, а ящик пензенский пойдет по назначению, причем, для того чтобы в точности знать все подробности в отношении внешнего вида ящика, его упаковки, данных, заключенных в накладных на товар, адреса получателя и пр., я поручил все дело переправки ящика чинам моего отделения. Конечно, все малейшие детали по отправке товара в Пензу я сообщил начальнику пензенского губернского жандармского управления, полковнику Николаеву. Я сообщил ему также, что, ввиду необходимости соблюдения конспирации и во избежание провала ценной агентуры, он ни в коем случае не должен задерживать получателя, который явится за ящиком на вокзал, и по возможности не задерживать ящик и на первой же квартире, куда он будет доставлен. В своем сообщении я рекомендовал Николаеву использовать предстоящий случай для возможно более широкого наблюдения за пензенской группой активных эсеров - в целях включения ее в предстоящую ликвидацию Поволжского областного комитета эсеров. Словом, начальнику Пензенского губернского жандармского управления предоставлялся весьма удобный случай вскрыть пензенскую группу активных эсеров.