— Грязный мясник, что ты с ним сделал? Ты что, через мясорубку его пропустил?

— У него оказалась неадекватная реакция на успокоительные средства, — врет Полотняный. — У него была травма.

В мозг мне ворвался монотонный гуд, и мой взгляд падает на монитор рядом с койкой Клыка. И на прорезавшую экран прямую линию.

— У него сердце остановилось! — ору я, хватая Полотняного за грудки. — Сделай же что-нибудь!

— Чему удивляться, Макс. Я тебя предупреждал. Говорил, что ничего хорошего из вашей «любви» не выйдет. Но ты не слушала. Тебе только одного хотелось. Я давал тебе шанс защитить всех, кого любишь. Ты сама от него отказалась.

Он убил Клыка? Как он мог?

— Теперь уже поздно. Никто ему не поможет. Сожалею.

Он. Убил. Клыка. Какая бессмыслица. Всего три слова, но мне никак не сложить их в связное предложение.

Мне хочется схватить и трясти Клыка за плечи, плеснуть ему в лицо холодной водой, таскать его за волосы — только бы он проснулся. Я смотрю на него, на его сине-серое лицо. Я не понимаю, я не хочу понимать, куда ушла из него жизнь.

Какая-то отдаленная часть моего сознания фиксирует хлопанье крыльев на террасе. Значит, прилетела стая. Но все, что я вижу, все, что я чувствую, — это холодная безжизненная рука Клыка в моей руке.

Мой мозг никак не может включиться. Сознание не работает. Оно застыло в мертвой, не постижимой уму точке.

Клык — после всего того, что мы с ним пережили, через что прошли…

Ушел?

Та малая часть моего сознания, которая еще на что-то способна, регистрирует двери по обе стороны лаборатории. В одни врывается стая. В другие хлынула охрана.

Знакомая злобная физиономия моего старого врага мистера Чу на мгновение выводит меня из оцепенения.

— Круши их! — крикнула я. — Бей без пощады!

— Вперед! На врага! — откликнулся Игги.

Ребята знают, мне от Клыка не отойти, но я никогда еще не видела их такими уверенными и такими полными решимости и отваги. Может, это оттого, что мы в лаборатории, и нигде наша ярость и наши природные боевые инстинкты не срабатывают лучше, чем в белых кафельных лабораторных стенах?

Игги вихрем пронесся по комнате, сметая с каждой поверхности банки и пробирки, переворачивая столы и роняя стеллажи.

Треск, звон и хаос дали стае мгновенное преимущество. Охранники было прицелились, но стая рассыпалась по всем углам комнаты. Мозги у взрослых все-таки страшно неповоротливые.

— Скейтборд! — подсказывает Игги Газману.

Газ подлетает к потолку, повисает на трубе, качнувшись разок, катит по ней через весь потолок, поддавая охранникам пятками направо и налево, спрыгивает на каталку и несется на ней через всю лабораторию, сбивая с ног вооруженных амбалов. Доезжает до стены и, оттолкнувшись, несется обратно, пока каталка не переворачивается, врезавшись в особо мясистую задницу. Газ катапультируется, точно им выстрелили из гигантской рогатки, и — коленом в лоб — валит на пол очередного громилу.

Надж схватила стальную стойку капельницы и вертит ею покруче всякого жонглера. Вовсю раскрученная металлическая штанга в лепешку сплющивает жирную морду зазевавшегося телохранителя. Победа? Увы, в ту же секунду еще один увесистый кулак раскроил ей скулу.

Никто в стае никогда не стеснялся хорошенько вмазать противнику промеж ног, и обозленная Надж с диким ревом всаживает неприятелю ботинком в самое чувствительное место. Хорошо, если он минут через двадцать чуток оклемается.

— Пардон, — извиняется она, подбавляет ему по шее и вместе с Игги, не тратя времени, заталкивает его и еще парочку ему подобных в здоровенные контейнеры для подопытных животных.

— Да здравствует справедливость! — победоносно кричит Надж и с треском захлопывает дверцу клетки.

Минус пятеро охранников. Четверо пока на ногах. Плюс мистер Чу, плюс Кошмарик. Враги еще могли бы одержать верх, если бы не секретное оружие стаи. Дилан. Самый молодой, но самый сильный, он, не переводя дыхания, с холодной яростью крушит противника направо и налево. На него даже смотреть страшно. Куда девалась его всегдашняя спокойная легкость. В нос, в ухо, в глаз, в солнечное сплетение, под ребро, в живот, кулаком, коленом, ногой, головой. Когда только он успел так отточить и отработать боевые приемы? Перед ним не устоит ни один здоровый мужик. Один скорчился у него в ногах, другой отлетел на восемь футов и сползает по стенке, третий ошалело сдирает с головы стул.

Правду мне Тотал про Дилана говорил. В бою он не крылатый мутант, а оружие массового поражения.

Между тем профессор Г-Х нашел себе угол побезопаснее, загородился стеллажом и спокойно наблюдает за подопытными животными. В пылу сражения никто не заметил, что Ангел куда-то исчезла. Теперь она появляется из склада медикаментов, нагруженная шестью или семью разнокалиберными контейнерами:

— Газ! Есть здесь что-нибудь подходящее?

На языке стаи это означает: «Сгодится здесь что-нибудь под взрывчатку?» Газ, только-только очухавшийся от своего же собственного убойного воздействия, подбегает к Ангелу и быстрее всякого сканера оценивает ее добычу.

— Нет, взрывчатого ничего. Но вот здесь кислота. — Он отодвинул в стороны три канистры. — Мало никому не покажется.

— Что это вы тут, ребятки, затеяли, — вырастает перед ними одетый с иголочки мистер Чу. Он доселе отсиживался под столом, то ли драки избегая, то ли костюмчик боясь попортить.

— Чу! — ахнул Газзи.

— Уж кто-кто, а ты, насколько я помню, отлично в химических веществах разбираешься, — оскалилась на него Ангел. — Может, поможешь?

Не успела она договорить, как Игги прицельно рухнул на Чу с потолка. Тот повалился на пол, и с оглушительным «уххх» воздух вырвался у него из груди. А Игги стальной хваткой сцепил пальцы у него на шее.

— Ни хрена себе! — У Газзи глаза полезли на лоб, а Ангел оцепенела на месте.

Лицо сползло с мистера Чу и, как омерзительная кожаная маска, повисло в руках у Игги.

— Что? Что случилось? — подбегает Надж.

Рядом с Игги на полу распростерто тело Чу с головой… урода. На детском, покрытом зеленой чешуей лице выкатились из орбит круглые водянистые глаза.

— Вот те и на! — выдохнула Надж.

— Только не убивайте меня, — умоляет урод.

— Немедленно отпустите Роберта! — приказывает профессор Кошмарик из своего угла.

— Роберт? — чуть ли не визжит Игги. — Да он зеленый!

— Ребята! Сека! — предупреждает Дилан. — Пара охранников почти что пришли в себя и подбираются к стае. Но Надж, Ангел и Газзи успевают открыть канистры и пускают в ход химикаты, которые никогда не должны попадать в руки детям.

— Обработайте их хорошенько, — приказывает Дилан, переводя дыхание. — А я пока займусь профессором.

Побоище гудит на заднем плане. Ровным, мерным уверенным гудом. Но это где-то далеко. А передо мной только мертвенно-серое лицо Клыка, и мои пальцы перебирают его сразу потускневшие волосы.

Но я все равно вижу его живого.

Вот он пытается меня рассмешить и из соседней клетки в Школе рассказывает мне дурацкие детские анекдоты.

Вот он дрыхнет в нашем давнишнем доме, который устроил нам Джеб. Я прыгаю на его кровать, трясу его, бужу, а он притворяется, что спит. Я хохочу и «случайно» пихаю его коленкой, где понежнее. И он сердито вскакивает и сбрасывает меня на пол.

Вот после исчезновения Джеба он потешается над моей первой попыткой приготовить обед и выплевывает котлету и сыр. А я за это опрокидываю ему на голову полную кастрюлю с моей стряпней.

Вот Клык, тяжело раненный, на берегу океана. И я смотрю на него и понимаю, что люблю его.

Клык, целующий меня, и мы так близко друг к другу, что я больше не вижу его черных глаз. А он целует меня снова и снова.

Как я могу все это забыть. Я всегда буду его помнить.

Клык.

Не.

Мертв.

Потом что-то внутри меня щелкнуло. Я словно разморозилась.