После короткой связи с «коротышкой и толстушкой» Годотой Прайс, очередной фрейлиной герцогини, Яков увлекся довольно привлекательной леди Элизабет Денхем, женой придворного поэта. Сэру Джону Денхему было пятьдесят, его юной жене — восемнадцать. Сначала поэт согласился закрыть глаза на эту связь, при условии, что его жена получит место при герцогине Йоркской. Однако Элизабет не пожелала оставаться тайной любовницей, украдкой пробирающейся по коридорам личных покоев герцога. Она жаждала открытого признания. И вскоре Яков, «как пес», прилюдно таскался за «этой сукой Денхем».
Пипс часто жаловался, что его господин, лорд-адмирал, «пренебрегая делами, снова с головой погрузился в развлечения — то он с этой женщиной, миледи Денхем, а то охотится по три раза в неделю».
Сам сэр Джон Денхем почувствовал себя весьма уязвленным тем, что его рога оказались открыты всеобщему обозрению. Его жена не таясь встречалась с Яковом в доме герцога в Скотленд-Ярде. Как-то раз сэр Джон застал их вместе — они весело смеялись, в руках у Элизабет была гитара. В гневе поэт вырвал инструмент из рук жены и разбил о землю. Потом он пожаловался на герцога королю — что, без сомнения, приятно развлекло Его Величество.
Связь эта закончилась внезапной смертью леди Денхем. Подозревали, что дело не обошлось без яда. Боясь, что его разорвут на куски во время похорон, сэр Джон выставил присутствующим на печальной церемонии неимоверное количество вина. Герцог Йоркский поклялся, что никогда не будет придавать своим любовным связям открытый статус.
Впрочем, эти добрые намерения вскоре были забыты. Еще при жизни леди Денхем Яков обратил внимание на Арабеллу Черчилль — естественно, фрейлину герцогини Йоркской. Никто не мог понять, в чем заключается привлекательность высокой и тощей Арабеллы. «Сущий скелет, кожа да кости, и бледна, словно бумага», — так писал о ней современник. Однако герцогу довелось увидеть, как она упала с лошади, продемонстрировав пару стройных ног, и он «с трудом поверил, что ноги столь совершенной формы могут сочетаться с лицом мисс Черчилль». Упомянутые ноги вскоре раздвинулись, и Арабелле пришлось удалиться во Францию, где она родила своего первого внебрачного сына Джеймса Фицджеймса.
Всего Арабелла родила Якову четверых детей, не обращая внимания на советы королевского лекаря и придворного акушера Александра Фрейзера, прославившегося среди дам сноровкой, с которой он помогал им «избавиться от приплода, когда в том возникала нужда».
Но это не остановило Якова. По мере того как его жена становилась все толще, герцог Йоркский «изнурял себя супружескими изменами и постепенно чахнул».
Анна умерла через шесть недель после рождения ее последнего ребенка. Прошел мимолетный слух об отравлении. А герцог нашел утешение с семнадцатилетней леди Беллейси. Был поднят вопрос о браке, но король и слушать об этом не хотел.
«С него с лихвой хватит и одной глупости. Повторять ее, да еще в таком возрасте, ни к чему». Якову к тому времени исполнилось сорок лет.
Герцог последовал совету брата и женился на иноземной принцессе Марии Моденской, пятнадцатилетней девушке редкой красоты. Воспитанная в католической вере, Мария была столь благочестива, что мечтала стать монахиней. Только вмешательство папы римского убедило принцессу, что брак с наследником английского престола является ее высшим предназначением. Из-за антикатолических настроений, преобладающих в Англии, брак этот совершался по доверенности.
Несмотря на необыкновенную красоту Марии, уже через неделю после свадьбы Яков снова был с Арабеллой. Она родила ему еще одного здорового ребенка, однако герцог вскоре бросил ее и сошелся с Кэтрин Седли — теперь уже с фрейлиной Марии, а Арабелла вышла замуж за полковника и прожила с ним сорок долгих лет.
Красивая, но распущенная Кэтрин была дочерью дворянина из Кента, чьи постоянные измены вынудили его жену покинуть дом и уйти в монастырь. По словам сэра Карра Скоупса, Кэтрин «была безумна, как ее мать, и порочна, как ее отец».
Пипс находил ее «не слишком добродетельной, но умной». Свидетельство ума этой женщины мы находим в ее собственных суждениях о том, почему она оказалась столь желанна герцогу: «Дело не в моей красоте — ведь он видел, что я таковой не обладаю, да и не в моем уме — ведь у герцога его явно недостаточно, чтобы оценить мой».
Вскоре Кэтрин родила дочь, Мария же оказалась бесплодной. Это ее очень печалило, и когда Яков, наконец, взошел на престол, она настояла на том, чтобы он прекратил отношения с Кэтрин (с недавнего времени — графиней Дорчестерской). В противном случае, угрожала Мария, она станет монахиней, что вызовет неминуемый скандал.
Ответным шагом Кэтрин было заявление, что в соответствии с Великой хартией вольностей каждая свободная англичанка имеет право спать со своим королем. Убедить ее в том, что король Иоанн Безземельный и его бароны имели в виду совсем другое, помогли дом за десять тысяч фунтов и пенсия в четыре тысячи.
Внебрачный сын Карла II герцог Монмутский унаследовал от отца пристрастие к слабому полу. Он добился взаимности нескольких фрейлин, и одна из них, Элинор Нидхем, родила герцогу четверых детей. Но Монмут собрал армию против Якова. Мятеж был быстро подавлен, а сам герцог, осужденный за измену, закончил жизнь на эшафоте. Знаменитого палача Джека Кетча на этот раз подвела рука, и ему потребовалось целых пять ударов секирой, чтобы привести приговор в исполнение. Но и после этого голова Монмута не была полностью отделена от туловища, и палачу пришлось завершать работу ножом. На «Кровавом суде»[38] судья Джеффрис приговорил 320 сподвижников Монмута к повешению, сожжению внутренностей и четвертованию, 800 — к ссылке на Барбадос и несколько сот — к наказанию плетьми. «Так закончил свою жизнь этот бывший герцог, — писал Джон Ивлин, — любимый своим отцом и многими женщинами… этот легкомысленный, беспутный развратник, сбитый с толку хитрыми подлецами».
Кэтрин Седли отослали в Ирландию. Впрочем, жизнь там ей показалась скучной. Ирландцы были «не только бесчувственны, но и унылы», как писала она своей подруге. Через год Кэтрин вернулась в Лондон, и Яков снова попал под ее чары. За этот год свершилось чудо — королева Мария, которую считали бесплодной, родила ребенка.
Радостная весть была омрачена решением короля перейти в католическую веру. Такой шаг Якова заставил епископа Солсберийского поинтересоваться, не соблазнил ли король монахиню. Переход монарха в католицизм означал, что и наследник престола должен стать католиком. Этого протестантская знать не желала допустить. Лорды заявили, что ребенок незаконный. По их словам, во время так называемой беременности Мария привязывала подушку к животу и отказывалась раздеваться в присутствии фрейлин. Отсюда следовало, что ребенка тайно внесли в спальню и подложили в постель королевы.
Разумеется, в этом не было ни слова правды. В соответствии с конституционными требованиями, за родами наблюдали двадцать придворных дам и множество вельмож — такой порядок сохранялся вплоть до рождения принцессы Маргариты[39].
Против короля выступила теперь и Анна, его дочь от первого брака. Был учрежден специальный комитет для расследования дела, причем «бесконечные рассуждения о прелюбодеянии и блуде… вгоняли дам в краску».
Доказательства законности ребенка были неопровержимы. Бывшая любовница Карла II герцогиня Мазарини, также католичка, свидетельствовала, что во время беременности королевы она чувствовала ребенка в чреве Ее Величества. Но все это только подогревало антикатолические настроения.
Семь главных противников короля предложили старшей дочери Якова Марии и ее мужу-протестанту Вильгельму Оранскому высадить в Англии войска. Яков бежал, затем вернулся во главе своей армии, но вскоре потерпел поражение в битве на реке Бойн[40].
Яков счел это наказанием за свою грешную жизнь. «Самым бесстыдным образом я слишком долго и безоглядно предавался любви к женщинам, и вот пришла жестокая расплата», — писал король.
