Позже помощник контролера отделения банка Борис Калашников показал: «При эвакуации в Москву золота и кредитных билетов я находился в нижней кладовой и наблюдал за выдачей ста ящиков с золотой монетой. Закончив работу и, зайдя в верхнюю кладовую, где запаковывались для отправки кредитные билеты, я поинтересовался: на какую сумму увозится кредиток, узнав, что увозят только 95 миллионов, а остальные 45 остаются, я был крайне поражен таким распоряжением, но сказать что-либо считал себя не вправе».
В конце концов были составлены два акта и даны две расписки о том, что Измайлов и Андрушкевич забрали из хранилища 54 мешка с банкнотами на 95 миллионов рублей, из них 44 мешка с 65 миллионами наличных и 100 ящиков золота погрузили для эвакуации. По банковским документам, в которых четко прописаны номера всех ящиков и присутствующие при передаче свидетели, выходило, что золота комиссары забрали ровно на 6 миллионов золотых рублей.698 ящиков с золотыми слитками, хранившихся в банке, Измайлов не трогал. Слитки были разномастными. В ящике помещались по 4 слитка Монетного двора весом 16,8 кг каждый. А слитки частных вкладчиков и частных банков весом от 6,62 кг до 12,22 кг каждый помещались от 4 до 8 в каждый ящик. Ящики с частными слитками «тянули» от 49 до 52 кг полезного груза. А ящик со слитками Монетного двора и вовсе был неподъемен — 67,2 кг. Разные ящики трудно укладывать в кузове автомобиля. Поэтому большевик брал лишь золото в монетах.
Вероятно, номинал 60 тысяч золотых рублей в ящике являлся неким банковским стандартом. Как покажет ревизия 24 мая 1920 года, произведенная в Казанском отделении банка после вскрытия 10 ящиков с золотом, отбитых у белых и вернувшихся в Казань, каждый ящик содержал ровно 60 тысяч золотых рублей. В каждом ящике было от 6 до 8 малых мешков с монетой. И все ящики содержали монеты одного, строго определенного достоинства — 5, 7,5 («полуимпериал») или 10 рублей. Если учесть, что 15-рублевый «империал» весил 12,9 г (из них 11,61 г — чистого золота, остальное медь), а монеты другого достоинства содержали кратное своему номиналу количество металла, получаем вес цветного металла в стандартном банковском ящике — 51,6 кг. По воспоминаниям свидетелей, площадь днища стандартного ящика примерно метр на полтора, вместо ручек по бокам у них свисали канатные петли, углы ящика окованы металлическими полосами. Для последующего анализа нам еще пригодится знать вес груза в ящике. А пока его отметим себе в памяти.
Еще более запутывал ситуацию с эвакуацией бывший управляющий Марьин, который в 1929 году давал следующие показания: «Грузовых автомобилей удалось достать только четыре и один нефтяник. На эти автомобили мы погрузили около 200 ящиков золота в монете на сумму 12 миллионов рублей». Под «нефтяником» следует понимать легковой автомобиль, сопровождавший грузовики… Автор этих строк подозревает Марьина в умышленном искажении фактов, о чем еще пойдет речь в расследовании…
Между четырьмя и пятью часами утра 6 августа 1918 года, «еще раз оставив остаток кредитных билетов на ответственности представителей Совдепа, мы уехали на пяти автомобилях с 16 стрелками и 2-мя пулеметами в сопровождении 6 человек банковских служащих», — уточняет Измайлов.
«В качестве сопровождающих были назначены сотрудники банка Мошковцев и Лихачев, которые этой же ночью отправились по Сибирскому тракту», — назовет следователям две фамилии своих коллег Ахмадуллин.
«Золотой караван» потянулся к северо-востоку от Казани, в подконтрольный «красным» городок Арск с татарским населением, в 65 километрах от губернского центра, откуда Измайлов позвонил Марьину и сообщил о благополучном прибытии груза. Далее караван отправился на север — на станцию Вятские Поляны. А затем поездом через Котельнич и Ярославль — в Москву.
Мародеры выносили золото ведрами
После эвакуации партии золота, 6 августа «помощник комиссара по выполнению поручения особой важности по вывозу ценностей» Сергей Измайлов позвонил управляющему Казанским отделением Народного банка Петру Марьину, чтобы узнать обстановку в городе и повторить рейс.
Однако возвращаться было поздно. Около 11 часов дня 400 офицеров-добровольцев подполковника Каппеля неожиданно ударили с юго-восточной окраины Казани по Суконной слободе, расположенной буквально в двух километрах от банковского хранилища золотого запаса. С запада слобода граничила с озером Кабан, на другом берегу которого 600 чешских легионеров под командованием поручика Йозефа Швеца атаковали в районе татарского кладбища национальные части мусульман. На северо-западной границе города, откуда ожидался удар, новый десант чешских легионеров захватил пристани Адмиралтейской слободы.
Через 11 лет бывший управляющий Марьин в своих показаниях слукавит, рассказывая о том, что произошло в его учреждении после проводов Измайлова и автомобилей с золотом: «Начинало уже светать. Я задремал, сидя на стуле. Меня разбудили, сказав, что меня требует к себе сербский офицер. Выглянув в окно, я увидел на улице выстроенный отряд во главе с офицером».
На самом деле легионеры возьмут под охрану здание лишь 7 августа. Просто управляющему не очень хотелось описывать подробности вакханалии 6 августа на улицах города и в самом банке. А также напоминать следователям, как в день междувластия он скромно признался банковскому комиссару Введенскому, что немного ошибся, занизив Измайлову сумму наличных денег, имевшихся в хранилище…
Тысячному отряду самарских войск большевики противопоставили 12 тысяч штыков: 507 стрелков 5-го латышского полка, части новобранцев и рабочее ополчение. Совместными усилиями им удалось остановить продвижение самарцев на юге и даже потеснить десант чехов на пристани.
Однако около двух часов дня на Казань хлынул августовский ливень. «Над городом разразилась сильнейшая летняя гроза. Раскаты грома сливались с грохотом артиллерии», — вспоминал участник боев. Стихия заставила прервать сражение. Именно в этот критический момент шаткого равновесия с тыла по «красным» ударили боевики подпольного «Союза защиты Родины и свободы» — всероссийской организации, возглавляемой Борисом Савинковым.
В Казани руководил их действиями 51 — летний генерал- лейтенант Вениамин Рычков, его помощниками были полковник Потчин, подполковник Клочков, капитан Иванов и еще один гражданский тип, чью фамилию чекистам установить не удалось. Все они занимали ответственные посты в казанском гарнизоне.
О заговоре в самый последний момент узнали контрразведчики большевиков, работа которых была реформирована после ликвидации мятежа командующего Муравьева. 16 июля Казанскую губЧК преобразовали в ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте под председательством члена коллегии ВЧК Мартына Лациса. Позже Лацис вспоминал: «Чрезвычайная комиссия переехала на Гоголевскую улицу и приступила к расширению своего аппарата. Но это дело подвигалось вперед чрезвычайно медленно. Из Москвы мне дали с собой лишь двух товарищей из разведки (тт. Эглита и Пунку). В Казани сотрудников старой комиссии оказалось около 10…Вгороде находилось много офицерства. Более активные жили в ближайших деревнях… Необходимо было произвести массовые обыски на предмет… изловления белогвардейцев. Для этого требовалось300человек солдат. Но эту операцию пришлось отложить, так как у командующего такой силы не оказалось».
Тем не менее в самом конце июля чекисты в очередной раз вышли на след антикоммунистического подполья. Они обратили внимание на случаи пропажи секретных документов в воинских частях, превратившиеся в систему. В ходе расследования сотрудники ЧК арестовали более 60 офицеров. 31 июля газета «Знамя Революции» пофамильно перечислила 10 «золотопогонников», расстрелянных «за организацию белогвардейских боевых дружин, с намерением свергнуть Советскую власть».
В ходе интенсивных допросов вечером 5 августа офицеры Бедняков, Михайлов и Николаев, служившие в Казанском гарнизоне и в штабе Восточного фронта, дали признательные показания. Чекисты констатировали:
