Кнехт огляделся по сторонам – как-то нехорошо, воровато даже. Потом – сказал, понизив голос:

– Спасибо, добрый господин, что заступились за меня перед братом кастеляном.

– А-а-а, это… Пустое, – рассеянно отмахнулся Всеволод.

– Да нет, не пустое вовсе, – не согласился тевтон. – Сказать, по чести, я ведь просто уснул на посту. Потому и не заметил вас сразу, и брата Томаса вовремя не предупредил. Если б разбираться стали – заставили бы клясться на Святом распятии и Библии. А тут уж не солжешь. Вызнали бы, в общем, что к чему… – кнехт сбился, передернул плечами. – Знаете, за такое у нас спрос строгий…

Всеволод нахмурился. Вообще-то за такое и в его дружине по головке гладить не стали бы. Может, не стоило мешать Томасу? Пусть бы выпороли хорошенько нерадивого стража. Оно полезно. Впредь урок будет: не спи в дозоре сам и не подставляй других.

– За такое у нас казнить могут, а могут – и того хуже – выгнать за стены, на ночь глядя, – торопливо продолжал кнехт.

Ах, вот оно что! Не в порке, оказывается, дело. М-да, порядки в немецкой Стороже суровы. Впрочем, во время Набега, наверное, так и надо. Только так.

– А я ведь, почитай, двое суток не спал. Мы обычно днем по очереди отдыхаем, но сегодня – большая вылазка. Народу в замке осталось мало, работы – много. Вот и миновала меня та очередь. Ну, и сморило… Спал, покуда колокол в часовне не ударил. А как проснулся – вы уж под самыми воротами стоите. И хорошо, что вы. А если бы враг какой? Знаете, самому тошно. Злость на себя берет! Знаю, что виновен, а брату кастеляну признаться страшно… Вот вам сказал и, вроде как, легче стало. Теперь – хотите губите, хотите – милуйте.

Переживал бедолага-кнехт. Искренне переживал и каялся. Поедом себя ел за слабость, недозволенную воину Сторожи. Но выслушивать его жалобы сейчас было недосуг.

– Ступай с миром, – сказал Всеволод. – Брату Томасу я тебя не выдам, но чтоб больше…

– Никогда! – обрадовано заверил кнехт. – Ни в коем случае! Веки вырву, а на посту не усну!

Незаживший шрам на лице делал его улыбку кривой, неприятной и пугающей. Словно не во весь рот улыбался тевтон, но еще и во всю правую щеку – чуть не до уха.

– Ступай-ступай, – поторопил Всеволод.

Кнехт, однако, не уходил. Перестав вдруг улыбаться и посерьезнев, немец тихо промолвил:

– Я ведь не только поблагодарить вас хочу, добрый господин. – Предупредить еще…

Вот это уже было любопытно. Всеволод подошел ближе.

– О чем?

Кнехт снова зыркнул по сторонам, убедился, что никто не подслушивает, и быстро-быстро зашептал – в самое ухо, обдав Всеволода густым чесночным запахом:

– Вообще-то у нас об этом говорить не принято… Но знаете, господин… вы бы того… дверь запирать на засов не забывайте… особенно если спать ложитесь… И оруженосцу своему тоже передайте…

Да, очень интересно это было!

– А в чем, собственно, дело? – спросил Всеволод.

– Так… – кнехт отвел взгляд. – Всякое говорят… И разное бывает…

С этими словами тевтонский служка попытался выскользнуть за порог. Всеволод – не дал. Схватил странного советчика за рукав, быстро втянул обратно в комнату, запер дверь.

– Нет, погоди-погоди, мил человек. Раз уж начал, то, будь любезен, договаривай до конца. Рассказывай, давай, что тут у вас творится? От чего и от кого закрываться надобно?

– Да я и сам толком ничего не знаю, добрый господин, – оказавшись взаперти, нежданный доброхот стушевался, втянул голову в плечи, заозирался совсем уж затравлено. Видать, жалеет уже, что вообще полез со своими откровениями и предупреждениями. – И никто ничего не знает. Просто слухи ходят и…

– И?..

– Случается, люди в замке исчезают.

– Как это?

– То есть, не совсем исчезают. Потом-то их находят. Только…

– Ну?!

– Обескровленных совсем. Досуха высосанных. Будто нахтцерер какой постарался…

– Вот как? Темная тварь в крепости? – Всеволод внимательно смотрел на тевтона.

Тевтон же смотреть ему в глаза не хотел. Не похоже было, чтобы кнехт врал. Но… Что боялся – вот на это очень похоже.

– И часто у вас такое?

– Что? – непонимающе захлопал глазами немец. От страха бедняга стал совсем плохонько соображать. – Что – часто?

– Людей похищают и испивают?

– Нет-нет-нет, – зачастил кнехт. – Совсем нет. Вот в прошлом месяце одного нашли. И в позапрошлом – тоже. И у обоих – ни кровинки.

– А раньше? Было что-то подобное раньше?

– Ну, раньше-то, до Набега поселяне из комтурии поговаривали, будто в эрдейских землях нечисть объявилась и вокруг замка рыскает. Якобы из тех тварей, что еще в давние языческие времена прошли через прорванную границу.

Дело становилось все интереснее и интереснее.

– Поселяне, говоришь? – Всеволод в раздумье поскреб затылок.

– Ага. У них тоже люди пропадали. Опять-таки по человечку в месяц. Но этих вовсе не находили, да и не искали, сказать по правде, особо. Исчезали-то и без того пропащие людишки. Никчемные, о ком и не горевал никто сильно. Может, оттого селянам веры не было. Мало ли кто куда забрел. Мало ли кто где сгинул. Но вот как округа опустела… В замке у нас, в общем, тогда началось.

– И как же этакое могло начаться в Стороже? – не мог взять в толк Всеволод.

– Ну… Слушок ходит, будто в начале Набега, еще при первых штурмах какой-то нахтцерер через стену незамеченным проскользнул и с той поры таится в крепости. Его у нас так и называют: замковый нахтцерер, – заговорщицким тоном поведал кнехт. И – тут же виновато улыбнулся. – Ерунда, конечно. Трудно темной твари в замке утаиться. Да и жажда у ночного кровопийцы такая, что одним человеком в месяц он бы нипочем не обошелся. Если уж прорвется через стену, то хищничать будет каждую ночь, пока на сталь с серебром не напорется.

Да, действительно… Бред какой-то. Человек в месяц. Смешно! Никакой упырь не удовлетворится столь малой жертвой. У упыря – жажда… Жажда с большой буквицы. Упырю подавай свежую кровушку бочками. Еженощно подавай. И то мало будет…

– Но все-таки, вы уж запирайтесь, добрый господин. На всякий случай.

Странное предупреждение. А еще более странно, что ни Конрад, ни волох Бранко за все время совместного путешествия ни разу о замковом кровопийце не обмолвились. Видимо, об ЭТОМ в тевтонской Стороже, и правда, говорить не принято.

– Кто-нибудь когда-нибудь встречал вашего замкового упыря? Видел его? – спросил Всеволод.

– Нет, господин. Я же говорю: слухи только… всего лишь слухи. Ну и… – собеседник запнулся, – и два трупа.

– Погоди, – прищурился Всеволод. – А ты сам-то видел эти обескровленные трупы? Своими глазами – видел?

Кнехт замялся, запунцовел:

– Я – нет. Но мне говорили… рассказывали… как будто видели… будто втайне их схоронили… будто…

– Значит все же только слухи? Без трупов?

Кнехт поник, повесил голову.

– Ясно… – досадливо крякнул Всеволод.

Вот что делает с людьми страх и чрезмерное напряжение сил физических и духовных. Опасные слухи появляются там, где слишком много страха, где нервы – как натянутая тетива. И где есть хотя бы одна слабая душонка. Вроде этой вот. Или душа сильная, но истершаяся, и со временем ставшая слабой. Все-таки еженощные штурмы темных тварей способны, наверное, подтачивать и кремень-души. Если штурмы продолжаются без конца. И без надежды. Да, так все и происходит. Набег порождает в ослабших человеческих душах страх. Страх рождает слухи, которые в свою очередь еще сильнее размягчают крепость душ.

Опасная круговерть.

– Я просто хотел предупредить, добрый господин. Как лучше хотел…

Всеволод сдержанно поблагодарил кнехта. Кнехт поспешно выскользнул из комнаты.

Всеволод прикрыл за ушедшим дверь. Не из страха – из брезгливости. Пожалуй, все-таки не следовало ему заступаться за этого…

А глаза уже осматривали дверь. А пальцы – ощупывали засов. А мысли…

«Хорошая дверь. Хороший засов. Плечом не высадишь. И даже если секирой… И упырю прогрызть такие толстые доски – не враз».