По левую руку через ров перекинут широкий и массивный подъемный мост. Здесь ров подходил к стенам ближе, чем в других местах. И насыпь-вал здесь обрывается ровно на ширину моста.

Прямо за мостом – ворота с опущенными решетками. Да уж, воротца! Из-за частокола их было не рассмотреть, но сейчас…

Всеволод подумал, что тевтонская твердыня, как это ни странно, в полной мере соответствует обоим своим названиям. Кастленягро. Зильбернен Тор…

Если смотреть издали – ну, черный замок он и есть черный замок. Стены и башни сложены из темных базальтовых глыб, изрядно к тому же закопченных, так что цитадель резко выделяется на фоне далеких снежных вершин. Но вот если подъехать поближе, вплотную… Да, ворота здесь, действительно, серебряные. Среди сплошь темного камня это особенно сильно бросается в глаза.

То ли мост в поднятом положении надежно прикрывал воротную арку от дыма и копоти. То ли немцы регулярно чистят врата, чтобы в полной мере использовать против нечисти губительную силу белого металла. Так или иначе, но толстые – в руку – кованные прутья воротных решеток поблескивали сильнее, чем клинки Всеволода. Да, ошибиться невозможно: сталь с серебром. И серебра в той стали немало. Эх, была бы хоть одна такая решеточка у них в Сибиу!

Здесь их было целых две: одна на въезде в арку, вторая – на выезде. Обе – опущены. Мало того…

Через прутья внешней решетки видно: из стен и сводов воротной арки густо торчат посеребренные крюки и штыри, вмурованные в камень. Да и вымощен въезд в замок оч-ч-чень хитро. Между ровными каменными плитами – частые отверстия. А в дырах тех неглубоко утоплены стальные колючки, и у каждой – по серебряной капле на конце. Видимо, где-то у привратной стражи имеется рычаг, который в случае опасности позволяет выдвинуть серебрённые зубья над камнем.

Ох, и неуютно будет упыриному отродью, даже если оно прорвется сюда. Вот уж где земля поистине взгорит под ногами у нечисти!

Всеволод внимательнее присмотрелся к мосту, который поднимаясь, также становился частью ворот. Ну, конечно! В массивных, щедро смазанных дегтем звеньях цепей угадывалась насечка белого металла. И на толстых, оббитых железными полосами боках моста – вон – шляпки серебряных гвоздиков, да штыри с посеребрёнными остриями. Вне всякого сомнения, изрядная толика серебра имеется и на наружной поверхности, обращенной сейчас ко рву.

По опущенному мосту можно было беспрепятственно проехать к воротной арке. Ну, а дальше что? С решетками-то как быть? Они ведь обе опущены, даром, что снаружи трудятся кнехты. Даже днем тевтонские братья блюдут осторожность. Пуганные видать, битые…

Всеволод поднял глаза. Наверняка, их отряд давно заметили со стен. Не могли не заметить, но поднимать решетки стража не торопится. Однако и мост тоже опущен. Гостям словно дают понять: подождите, мол, дела неотложные. Как покончим с ними – займемся вами.

Ну-ну… Сначала зовут на помощь, а после…

Одно хорошо в этом неловком ожидании: можно не спеша рассмотреть грозную орденскую цитадель вблизи и во всех деталях.

Стены и надвратные башни крепости нависали над головой, подобно сказочному чудищу-великану, воздевшему для удара каменные лапы. Боязно вообще-то было стоять под такими.

Сверху косо, под разными углами, на пришлых всадников смотрели частые бойницы. Что и кто за ними – не разглядишь, но из таких укрытий можно бить стрелой и на дальние дистанции, а можно поражать противника, приблизившегося вплотную, уже под самыми стенами. И копья тоже метать можно. И варом шпарить и смолью жечь…

Судя по черным жирным полосам-потекам, хорошо различимым даже на закопченном базальте, защитники крепости, действительно, опрокинули вниз не один котел чего-то жгучего-горючего.

Но еще больше внимания привлекали стальные шипы под бойницами и каменными зубцами боевых площадок. Шипы торчали густо и грозно, образовывая у верхней кромке стен, возле самых заборал непролазные заграждения. Они напоминали когтистые пальцы, выступавшие из кладки и загнутые вниз. Эти стальные когти, видимо, опоясывали поверху практически всю внешнюю стену. Причем – и Всеволод уже не ничуть тому не удивлялся – острия всаженных в камень колючек явственно поблескивали серебром.

Поневоле вспомнился простенький острог русской Сторожи, затерянный среди глухих лесов и топких болот между Черниговом и Брянском. Там тоже хранят границу обиталищ, но ничего подобного там нет и в помине. Есть только добротный осиновый тын на валу с крепкими из осины же выструганными воротами – вот и вся крепость. В русской Стороже больше привыкли надеяться на посеребренные клинки.

Тут же…

Камень с белым металлом тут.

Ох, богато живут тевтоны, если даже на стены серебро лепят. В свое время взяли, небось, немало дани с окрестных земель. И брали, видать, белым металлом. Или это не дань была, а плата за сторожную службу?

Замок не подавал признаков жизни. Стражи на стенах – не видно и не слышно. Только стучат топоры там, где молчаливые кнехты чинят пролом в частоколе, трещит укладываемый в ров хворост, возятся у стены каменщики, да скрипит возвращающаяся от обрыва смрадная повозка. Но то все снаружи, по эту сторону Серебряных Врат. А внутри? А по ту?

«Да что они, в самом деле?!» – Всеволод нахмурился. Совсем уж негоже ведут себя негостеприимные орденские братья. Этак ведь и обидеться можно. И коней назад повернуть от запертых ворот. Хотя…

Хотя ехать-то по большому счету, уже некуда. И до темноты надежного убежища поблизости не найти. Но от этого лишь множилась злость и раздражение.

Бу-у-ум-м-м-м!

Словно в ответ на невысказанные мысли – за стеной вдруг ударил колокол. Безрадостно и уныло. Один-единственный раз.

Долгий вибрирующий звук тяжело поплыл над окрестностями, будто отлетающая душа, обремененная бесчисленными грехами.

Кнехты, трудившиеся под замковыми стенами, ненадолго прервали работу. Перекрестились. И – продолжили.

В бойнице над воротами, вроде бы, мелькнуло чье-то лицо. А может, показалось. М-да, мрачное все-таки местечко! Всеволод невольно передернул плечами. Повернулся к Конраду:

– Поторопил бы ты своих братьев, а? Покричи им, что ли, – пусть ворота откроют, в конце-то концов.

– Нельзя, – сакс ответил тихо, но твердо. Шлем свой Конрад держал в руке, ликом был скорбен, в глазах посла застыла печаль.

Рыцарь тоже перекрестился. Вздохнул:

– Сейчас – нельзя. Ни кричать нельзя, ни торопить. В замке отпевают павших братьев. Слышал колокол?

Колокол Всеволод слышал. Но…

– Но нам-то что теперь делать?

– Ждать. Магистра уже должны были известить о нашем прибытии. Но, наверное, мастер Бернгард, по какой-то причине не может покинуть замковую часовню до конца службы. А без его приказа ворот не откроют.

– Понятно.

Всеволод досадливо крякнул: эх, не в добрый час они прибыли. Но раз уж такое дело, действительно, придется подождать: как ни крути, а прощание с павшими соратниками не менее важно, чем встреча новых союзников.

Ждали они, впрочем, недолго.

– Wer?! – каркнул со стен невидимый страж.

– Ишь, спрашивает, кто такие, – скривился татарский юзбаши. – Будто сам не видит.

Не всякий степняк понимает немецкую речь, но Сагаадай, как и Всеволод, вел свою дружину на помощь к тевтонам, а значит, должен был понимать.

Конрад выехал вперед. Завел коня на мост. Поднял голову, давая дозорному возможность осмотреть себя.

– Я – Конрад фон Рихтен, посланник мастера Бернгарда, – громко выкрикнул рыцарь.

– Кого ты привел с собой, брат Конрад? – спросили сверху.

– Со мной едут русы, в земли которых я был отправлен за подмогой, примкнувшие к нам в дороге татары и шекелисы с Брец-перевала. Русичи и татары – носители серебряного оружия и хранители границы между мирами. Все обучены бою с нечистью. Шекелисы тоже изъявили желание вместе с нами защищать Серебряные Врата.

После недолгой паузы со стены ответили:

– Проезжай, брат Конрад. И пусть твои спутники следуют за тобой.