Только позже я поняла, что, несмотря на все, ребенок страдал. В аттестационной тетради кадета Морского корпуса Санкт-Петербурга Александра Манштейна в графе «Характер и поведение» от 16 апреля 1903 года его отделенный начальник, лейтенант Гаврилов, писал: «По характеру бойкий, добрый и почтительный. Товарищами любим. Своим положением в семье мальчик угнетен и пытается его скрывать».

Этот архивный документ попал ко мне из Морского корпуса, когда папы уже давно не было в живых. Нет в живых и лейтенанта Гаврилова, нет и архивиста Александра Ефимовича Иоффе, который переслал мне ксерокопии «аттестационной тетради», а я все еще с волнением чувствую их живое присутствие.

Но, возвращаясь к рассказам отца, я продолжаю думать, что детство у него было счастливым. Он любил о нем вспоминать, говорил свободно и весело, рассказывал, что он чувствовал себя окруженным заботой и лаской, но сами родители, несмотря на их сильные личности, занимали мало места в его детской жизни.

Его мать, воспитанная в Смольном институте благородных девиц, могла много ждать от жизни. Для нее все двери были открыты. Живая, элегантная, она умела нравиться и любила успех.

Замужество Анастасии Насветевич удивило хорошо знающих ее людей. Что было у нее общего с молодым ученым-филологом, полностью поглощенным работой? Он мог целыми днями не выходить из кабинета, работая над греческими и латинскими переводами.

Выйдя вторично замуж за гвардейского офицера, она вернулась в свою среду. Несмотря на светский образ жизни, она сама занималась своими маленькими детьми, рождения которых следовали одно за другим.

В пять лет Александр уже большой, он переходит на воспитание бабы Муни и Тотки — так он называет Марию и Александру Насветевич.

Как отмечает в кадетской тетради лейтенант Гаврилов: «До поступления в корпус ребенок воспитывался в деревне своей бабушкой и тетей, которые проявляли к нему интерес». Лейтенант не мог знать, что «деревня» была обширным фамильным поместьем в центре бурно развивающегося края, а «интерес», проявленный к ребенку, — заботой и любовью исключительной бабушки, необычайная личность которой останется в семейной памяти.

Что касается Тотки, у которой никогда не было детей, то ее крестник Александр — единственный, любимый ее сын.

Ребенок, конечно, был общий баловень. Но что значит «баловать»?

«Если ребенок ничего не требует и с благодарностью принимает исполнение своих страстных, хотя, может быть, и не совсем разумных желаний, то почему бы не предоставить ему эту радость?» — часто говорила баба Муня.

Понятно, что ребенок часто этим пользовался. Живой, изобретательный, он постоянно что-нибудь предпринимал и с большой энергией добивался результата, если только увлечение неожиданно не остывало. Несмотря на пылкую фантазию, он признавал, что есть пределы его возможностям: если ему удалось соорудить с товарищами настоящую хижину, то от постройки локомотива он все-таки отказался. Дядя Мирон решил помочь делу. Однажды он вернулся из Харькова с ошеломляющей новостью:

— Беги скорее во двор, я привез тебе паровоз!

— Господи, паровоз?!

— Ну да, паровоз, с двумя трубами, сам передвигается и гудит.

— С двумя трубами? — это уже Александру понравилось меньше. Скорей, скорей во двор… Это был осел!

Но Шурик быстро утешился, когда узнал, что скоро настоящий паровоз побежит по рельсам на землях поместья…

Экономическое развитие местности требовало строительства средств сообщения. Россия при Александре III покрывается сетью железных дорог. Уже в действии Закаспийская линия, соединяющая Каспийское море с Самаркандом, и рельсовый путь через Сибирь, протянувшийся от Челябинска к Владивостоку.

Генерал Насветевич делал все возможное, чтобы ускорить постройку железнодорожной ветки к Лисичанску, предоставляя для этого значительные суммы денег и часть своих земель. Уже построили небольшой вокзал у подножия холма; мост, весь в переплетении металлических балок, соединил берега Донца.

Шурик не отставал ни на шаг от деда на этой огромной стройке, кипучая деятельность которой оживала на страницах альбома в кожаном переплете.

Большой тяжелый альбом — ларец, полный давно ушедших участников давно забытых событий. Листая его, словно приоткрываешь дверь в прошлое, такое бесконечно длинное, что настоящее кажется мимолетным.

Жизнь в усадьбе тоже мало напоминала деревенскую. Мария Насветевич принимала множество посетителей, несмотря на то что болезненный ревматизм все чаще приковывал ее к креслу. Она в курсе дел компаний, где семья является акционером; особенно ее интересовало «Ливенгофское общество стекольных и пробочных заводов» с фабрикой, построенной на землях поместья.

Но здоровье ее ухудшалось, несмотря на все курсы лечения, поездки на воды за границу и мягкий климат Ниццы, где она проводила зиму, спасаясь от русских морозов. В 1898 году ей пришлось передать на тридцать лет некоему А. Д. Иванову исключительное право на разработку в Рубежном месторождений каменного угля на площади в 153 десятины.

Ее сын Мирон, мировой судья, посвящал свободное время разведению редких фруктовых культур. Он выписывал семена из Франции, выращивал виноград, предварительно засадив часть парка деревьями для защиты винограда от холодных ветров. Новый, аккуратно обведенный забором Круглый сад — это его творение.

Несмотря на скромные размеры, а может, как раз благодаря им этот Круглый сад со своими затейливыми аллеями, необыкновенной величины фруктами, изящной беседкой казался драгоценной миниатюрой рядом с амбарами, хлевом и конюшнями.

Конец XIX века. Маленький Шурик видел, как на глазах новые открытия меняли повседневное существование.

В день, когда к дому подводили электричество, он, похоже, сожалел об уюте с керосиновой лампой.

— Но, дорогой, это ведь не тебе приходится заливать лампы керосином и менять фитили, — резонно заметила тетя Александра.

Позже установка телефона в кабинете дяди Мирона дала повод к случаю, позабавившему всю семью. Молоденькой Наташе, накрывавшей на стол, нужно было проходить по коридору, ведущему в девичью, но она его пробегала, роняя в спешке ножи и вилки. Почему она бегала? Ответа добиться было невозможно. Потом уже она призналась, что ей страшно: за дверью кабинета, выходящей в коридор, ей слышались таинственные разговоры, в то время как барин там один! Позже Наташу научили пользоваться телефоном — «богатый» опыт, позволивший ей много позже работать «телефонной барышней».

Плотная и энергичная, Наташа — настоящая Адамович, была правнучкой поляка. Ее деда Ивана в имении звали «сын цыганки». Ходила молва, что он «видит вещи» и «знает, что будет»…

Во всяком случае, Шурик был уверен, что дед разговаривает с животными. Он их видел — старика и большого рыжего лиса — в глубине парка. Губы Ивана шевелились, и ясно было, что человек и зверь друг друга понимают!..

Разве не Иван научил юную Алю — тетю Александру — приручать животных? Конечно, с белками это не трудно, но Аля не хотела приучать их к дому, так как маленькие бельчата любили прятаться в дверных портьерах и их легко было раздавить.

Безумная привязанность к ней воробья объяснялась просто: махонький, неоперившийся, он выпал из гнезда и был обязан жизнью заботливому и терпеливому уходу девушки. Его появление в Харьковском институте, где Александра была пансионеркой, вызывало у всех бурную радость. Когда наступало время каникул, экипаж прибывал из Рубежного и воробей, конечно же, встречал первым, кружил под высокими потолками, искал Алю во всех залах…

— Насветевич, это за тобой! Твои приехали! — кричали веселые голоса, возбужденные появлением этого вестника лета.

Но приручить куницу!.. Это уже походило на колдовство. Когда девушка приходила в буковую рощу, хитрющая зверюшка не сразу показывалась: ей хотелось удостовериться, что никого другого поблизости нет, и только потом она бесшумно выскальзывала, мягкая, шелковистая — сама нежность. Трудно представить, что ночами эта кровожадная хищница опустошала курятники!