Однажды, когда мы были в нем одни с молодой девушкой Линой, которая нянчила Люшу, мы разделили с ней огромный персик: их было только два или три на дереве. Хотя я прекрасно понимала, что это тоже было запрещено.

Хотелось бы мне знать, когда была Пасха в том году… В апреле? Погода стояла прекрасная, и белая акация у входа в парк, под окнами столовой, была вся в цвету. Под акацией деревянная скамейка. Сидя рядышком, Сережа и я, мы не разговаривали. Пасха для православных — Праздников Праздник! Мы это переживали сердцем, переполненным светлой радостью, переживали вместе без всяких слов. Это была тихая радость, не лишенная грусти. Возможно, мы смутно чувствовали, что нам придется скоро расстаться. Несмотря на глубину и искренность переживаний, я не без удовольствия ощущала собственную красоту. На мне одето белое кружевное платье с широким голубым бантом, и, когда Сережа тихонько поцеловал прядь моих волос, мне показалось, что я окружена ореолом золотых кудрей.

Действительно, «мимолетное виденье»! Волосы мои были скорее прямые, и обычно я совсем не обращала внимания на свою наружность. Но в этот радужный пасхальный день я видела себя златокудрой феей «очарованного края»…

Вероятно, вокруг нас говорили о возможности перемен. Никто ничего точно не знал, но ходили разные слухи. Достоверно было только то, что сопротивление разгоралось на Кавказе. Впоследствии стало известно, что с начала 1919 года Генеральный штаб главнокомандующего А. И. Деникина подготовил поход на Москву. Добровольческая армия успешно продвигалась на север. Новороссийск был отобран у красных. Следует ли приписывать этим успехам усиление террора? Или был он логичным последствием установления репрессивной системы и распространения ее по всей стране? Как бы то ни было, привлекательная идея «светлого будущего» требовала жертв: чтобы «построить новый мир», разрушалась старая Россия. Все, кто нес в себе ее культуру, мораль, религию, были приговорены.

Видный чекист Лацис в «Красном терроре» 1 ноября 1918 года объяснял смысл и сущность террора: «Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого».

Так началось планомерное истребление тысячелетней русской культуры. Миллионы людей, которые хранили в себе это наследие, или физически уничтожались, или принуждались покинуть родину. Запад получил в подарок лучших представителей аристократии и ученого мира, в то время как в России самые устои народной культуры оказались подорваны.

Крестьянство, несущее традиции земли, и церковь, тесно связанная с событиями жизни народа, объявлялись контрреволюционными организациями. Трудно, конечно, винить рубежанского священника — его, кажется, звали отец Герасим — в презрении к народу: сам крестьянский сын, он был беднее многих. Но он открыто бранил «воинствующих безбожников» за их бесчинства. Тогда у него произвели обыск и «нашли» заранее подложенную книгу «Протоколы сионских мудрецов». Его обвинили в антисемитизме, и он погиб истинно мученической смертью: прежде чем расстрелять, его таскали по деревне с выколотыми глазами.

Об этом я узнала много позже, тогда я не заметила его отсутствия, но трагедию, которую переживали Лебедевы, было невозможно от меня скрыть. Директора стекольной фабрики «увели» неизвестно куда. Мама и бабушка помогали его жене в многочисленных попытках разузнать, где он. Однажды, когда она уехала в Харьков в надежде его увидеть, оба их сына прибежали к нам, и я помню, как мальчики плакали: они только что узнали, что их отец лежит недалеко в каком-то сарае, забросанный сеном, с пулей в затылке.

К октябрю 1919 года Добровольческая армия завладела всем Крымом и немного позже Украиной. Область в 810 тысяч квадратных верст, заселенная 42 миллионами жителей и расстилающаяся до линии Воронеж — Орел — Чернигов — Киев — Одесса, находилась в руках правительства Юга России. Борьба за Донецкий бассейн началась в первых числах мая.

Мы ждали. Фронт приближался. Как-то утром, когда мама пошла на соседнее поле выкапывать спаржу, она оказалась в центре перестрелки. Пули летали над ее головой… Вскоре появились небольшие группы разведчиков. «Проникали» осторожно, как мне запомнилось. Это совсем не было похоже на триумфальное шествие, которое мы с Сережей ожидали. Вдруг я увидела группу людей в парке, совсем близко, несколько человек…

Большой дом и павильон в парке ожили. Все комнаты были заняты, палатки стояли во дворе. Люди нуждались в отдыхе, но они не задерживались и быстро уходили. Это был отборный полк под командованием генерала Маркова. Увы! Как не похожи на «марковцев» часто бывали те, кто оставался в тылу.

Папа приехал за нами. Дорога к югу была свободна, и мы могли ехать в Новороссийск, где возрождался тяжело пострадавший флот. Корабли приводились в порядок. Труднее было подобрать экипажи из вольноопределяющихся студентов, казаков и всякого сорта людей, часто не имевших ничего общего с морем. Денег, материала тоже не хватало. Но та весна 1919 года казалась всем полной надежд!

Мы снова путешествовали в товарном вагоне, но на этот раз с удобством: бабушка с Анной Георгиевной сами вымыли весь вагон. Когда кто-то заметил, что уборкой могли бы заняться солдаты, баба Тата ответила, что не их дело в походе терять на это время.

Удивительно, я совсем не помню, что мы ели, на чем спали и сколько длилось путешествие, но я четко вижу в товарном вагоне легкий, маленький столик и на нем букет роз, который в течение еще нескольких дней напоминал нам светлые дни Рубежного…

О Новороссийске у меня осталось одно-единственное воспоминание: ветер! Ветер исключительной силы, метущий улицы, запруженные беженцами. И еще чувство одиночества: мы никого здесь не знали, а папа все время отсутствовал. Экипаж, который ему удалось подобрать, ремонтировал миноносец «Жаркий». Изобретательный и все умеющий делать, папа работал со всеми сменами, которые менялись. Ему повезло найти хорошего инженера-механика — Бунчак-Калинского — и хорошего боцмана — Демиана Логиновича Чмеля.

Лейтенанты Николай Ланге и Юковский, мичмана Филаев и Хович, гардемарины Дросси и Цветков, студенты Купреев и Терещенко составили сплоченный командный состав. Потом Сергей Терещенко, под псевдонимом «Димитрий Новик», опишет в книге на французском языке «Les Chevaliers Mendiants» («Нищие рыцари») эпопею Белой армии. Он вспоминал папу с большим уважением и теплотой. Терещенко писал о своем бывшем командире: «Он был абсолютно равнодушен к производимому им впечатлению. Его совсем не трогало, кто что мог сказать за его спиной, а за спиной подшутить над ним было не трудно! Надо признаться, что его твердая вера не была лишена некоторого суеверия и простоты. Никогда, например, не выходил он в море в понедельник. Понедельник, всякий это знает, — тяжелый день. Адмирал, как видно, этого не знал. Если приказ, случалось, выпадал на понедельник, Манштейн находил неотложную починку машин, длившуюся до полночи, и во вторник 01 минута он был в полном распоряжении адмирала на все, что угодно. Никогда не приходило ему в голову, что кто-нибудь мог подсмеиваться над таким здравым поверьем и что кто-то мог заподозрить его в данном случае в недостатке дисциплины.

Дисциплина! Он умел ее добиваться тоном, не терпящим возражения, и это авторитетное и сухое обращение не позволяло офицерам и матросам полюбить его с первого раза. Зато потом, узнав его ближе, они наверстывали потерянное время, ценя его доброту, храбрость и великодушие. И, что ничему не мешало, он мог быть при случае очень веселым и полным юмора собеседником».

В штабе очень хорошо знали папино упорство. Об этом есть и у Терещенко: «Его не надо было водить по кабинетам. Он умел открывать двери сам и находить нужного человека, кто бы он ни был. Привычка смотреть людям в глаза не позволяла ему считать звезды и орлы на погонах».