Не надо забывать, что военный французский порт Бизерта существовал только с 1895 года. Франция, несмотря на установленный в 1881 году в Тунисе протекторат, долго не решалась приступить к его постройке, опасаясь международных осложнений, главным образом с Англией и Италией. В 1919 году вопрос обострился с приходом в Бизерту австрийской эскадры. В 1920 году положение по-прежнему было сложное, но, не находя другого выхода, Совет министров Франции согласился 1 декабря направить Черноморский флот в Бизерту.
* * *
Переход через Средиземное море от Константинополя до Бизерты оказался для нас неожиданной и приятной переменой обстановки. «Великий князь Константин», принадлежавший компании РОПИТ, небольшой, но очень комфортабельный пассажирский пароход, вышел в море одним из первых, погрузив семьи моряков и персонал морского ведомства.
Мы разделяли просторную каюту с женой и маленьким ребенком Бунчак-Калинского. Наконец можно было гулять по палубе, сидеть в удобных креслах под тентом, есть в настоящей столовой. Вечером в большом зале под ярким светом хрустальной люстры собирались кружки любителей музыки, пения, шахматной игры. Днем везде царили дети.
Кто знает, может, и по сей день живут еще где-нибудь мои сверстники, которые, как и я, не забыли этот переход на «Константине»?! Может быть, даже кто-нибудь из них вспомнит маленькую худенькую девочку с короткими светлыми кудряшками, неразлучную с черненьким тойтерьером, как и я вспоминаю девочку лет семи, с хорошенькой мордашкой, обрамленной густыми темными локонами. Мы смотрели друг на друга, не решаясь заговорить, рисуя пальцем узоры на мутном стекле люка. Мы познакомились позже… Подруга на всю жизнь — Валя Рыкова.
Каждый раз, когда я встречалась с незнакомыми детьми, то невольно пыталась найти среди новых лиц моего маленького друга Сережу. Что с ним стало? Где он теперь? Даже по сей день я чувствую, что он меня не забыл…
«Константин» хорошим ходом пересекал Эгейское море, сказочно глубокое. Множество островков, где у самого берега белые дома походили издалека на большие белые камни под солнцем. Яркая картина архипелага! Мы плыли к стране древнего Карфагена. Эней когда-то плыл той же дорогой, и Одиссей доплыл до Джербы, острова лотофагов. Все это впоследствии будет для меня тесно связано с историей Туниса, куда так неожиданно занесла нас судьба.
Иногда «Константин» заходил в порт. Мгновенно множество лодок окружало пароход. Горы халвы, апельсинов, сухого инжира, рахат-лукума — чего только в них не было! Трудно было устоять! Некоторые дамы, у которых оставались еще драгоценности, спускали на веревочке кольцо или браслет, чтобы поднять… килограмм апельсинов.
Через десятки лет потом находили в лавчонках Истанбула вышедшие из моды драгоценности, от которых так веяло старой Россией!
Исключительно хорошая погода! Но в декабре это не могло долго продолжаться. Ветер стал свежеть, когда мы вошли в Наваринскую бухту. Здесь почти сто лет назад, 8(20) октября 1827 года, произошло сражение русско-английско-французской эскадры и турецкого флота.
Ученики Морского корпуса, пришедшие на «Алексееве», посетили маленькое кладбище…
Когда мы покидали Наварин, погода стала портиться. Небольшой пассажирский пароход начало сильно качать. Советы молодых офицеров дамам — «побольше харчить» — не имели никакого успеха. Но мама, как жена моряка, твердо уверовала в данный ей совет, и надо сказать, что она действительно никогда не страдала морской болезнью и что нас, детей, тоже никогда не укачивало.
…«Нервы разошлись» — выражение, которое я услышала, как мне кажется, в первый раз на «Константине» и которое осталось для меня навсегда связано с более легкой жизнью и отсутствием настоящих забот.
Еще в Константинополе любящим парам посоветовали оформить свои отношения: только семейные моряки уходили в Бизерту. Надо было расставаться или венчаться, и в те несколько дней на эскадре сыграли много свадеб. Молодоженов сразу же разлучили. В то время как мужья оставались на военных судах, их молоденьких жен посадили на «Константин». У них-то «нервы и разошлись». Бурное море, густой туман, богатая фантазия и несдержанность молодости! Кто-то закричал, что «Дерзкий» несется прямо на нас, а кто-то «исправил», что турки идут на нас войной, — как видно, под впечатлением стоянки в Наварине. Поднялся шум, крики, кто-то громко зарыдал…
— Молчать! Кликуши, по каютам!
Неожиданный окрик капитана мгновенно разогнал взволнованную толпу. Бедный, всегда такой вежливый капитан! На другой день он сконфуженно просил извинения.
Утром редкие пассажиры показались на палубе. С солнцем жизнь казалась светлее, лица оживленнее, и даже губная помада передавалась из рук в руки. Плохая погода не сразу прекратилась, но, кажется, остальная часть пути прошла для нас спокойно.
Нельзя этого сказать про переход других кораблей. Старый линейный корабль «Георгий Победоносец» чудом не разбился о скалы Сицилии. Маленькие миноносцы «Жаркий» и «Звонкий» чуть не потонули и, поскольку машины отказывались служить, пытались идти под парусами. Конвоирующее второй отряд русских кораблей французское судно «Бар ле Дюк» затонуло в ночь на 15 декабря 1920 года у мыса Доро. Почему же корабли покидали надежное убежище в порту, несмотря на штормовую погоду? Почему второй отряд, состоящий из маленьких миноносцев, вынужден был покинуть Константинополь, чтобы той же ночью встретить циклон в Эгейском море?..
Как не затонул «Жаркий» в ту страшную ночь?! На буксире у «Голланда», у которого самого машина была не в порядке, он вдруг лег на левый борт, и один из буксирных тросов оказался у него под кормой. Огромные волны, прокатываясь по палубе, сносили все, что возможно: бочки с нефтью, вспомогательную динамо-машину, сорвали прожектор с мостика. Рулевые были привязаны. Пожар бушевал в кают-компании. «Голланд» не двигался с места. И в эти безысходные минуты… зловещий, срываемый бурей, призыв о помощи: SOS; SOS — и ничего больше… Это были последние позывные французского авизо «Бар ле Дюк»…
Всем было известно, каким опасностям подвергается Черноморский флот, который по прибытии в Константинополь переименовали в Русскую эскадру под командованием вице-адмирала Кедрова. Переход, который ее ожидал, был много сложнее, чем поход в Бизерту австрийского флота в 1919 году: путь длиннее, кораблей намного больше, к тому же все в плохом состоянии и без опытного экипажа. Переход совершался в самое ненастное время года, но ввиду сложившихся обстоятельств выбора не было. Для Русской эскадры — немногим больше 30 кораблей — Константинополь мог послужить только временной стоянкой.
28 ноября адмирал де Бон телеграфировал: «Военный флот, имея на борту приблизительно 6000 офицеров и членов экипажа, не может здесь оставаться. Я прошу разрешения немедленно направить его в Бизерту».
Как только Бизерта была определена французским правительством окончательной базой стоянки, корабли вышли в море. Эскадра, не принадлежавшая больше никакому государству и находящаяся под покровительством Франции, шла под конвоем французских кораблей. Андреевские стяги реяли за кормой, но на грот-мачтах подняли французские флаги. Первый конвой, вышедший из Константинополя в декабре 1920 года, возглавил командир французского крейсера «Эдгар Кинэ». Он состоял из четырех дивизионов.
Второй конвой имел только два дивизиона. Покинув Константинополь в январе 1921 года, разбросанные бурей корабли дошли до Бизерты между 14 и 17 февраля.
Запасы угля были ограниченны, а так как по пути вход в иностранные порты запрещался, то необходимо было выработать точный календарь встреч и мест загрузки топливом. Все эти сложные задачи решались общим франко-русским командованием, которое установило строгий план маршрута: его требовалось придерживаться, несмотря ни на какие обстоятельства. Редкие исключения имели чисто технические причины.
Так, например, адмирал был вынужден разрешить второму дивизиону вернуться на одну ночь в Аргостоли: застигнутые ураганом при выходе из этого порта «Звонкий», «Зоркий», «Алмаз», «Якут» и «Страж» получили серьезные повреждения и посылали сигналы о помощи. «Жаркий» покинул Аргостоли через четыре дня: вторая машина была собрана, и он смог идти своим ходом.
