— Если мы оба захотим, у нас все получится. Аннемари закрыла глаза, чтобы не расплакаться. Предательские слезы рвались наружу.

— Нет, — прошептала она. Боже, как ей самой хотелось в это верить. Но нет, к чему обманывать себя — ничего у них не выйдет.

Дэвид присел на край кровати и начал одеваться.

— Дэвид, — прошептала Аннемари и потянулась к нему, но он перехватил ее руку, прежде чем она успела к нему прикоснуться, и убрал в сторону.

— Ты ведь знаешь про Грейсона. И представляешь, что у меня на душе, — со слезами в голосе произнесла она и поднялась на колени посреди кровати. — Дэвид…

Но он не ответил, а вместо этого направился к лестнице, что вела на первый этаж. Прихватив с собой одеяло и на ходу обмотавшись им, Аннемари бросилась вслед. Огонь в камине погас. Дэвид присел, чтобы поворошить угли и подбросить еще одно полено. Аннемари на минуту остановилась, но затем все-таки подошла и опустилась рядом с ним на колени, накрыв их обоих одеялом. Дэвид весь напрягся, словно сопротивляясь близости ее обнаженного тела, но она не желала сдаваться.

— Поговори со мной, — сказала она.

— Чего ты от меня хочешь, Анни? Я люблю тебя. — Он отстранился от нее, чтобы снова заняться огнем в камине. — Но я не могу обещать тебе, что это на всю жизнь. Даже если бы знал тебя столько же, как и Рассел. Всегда может случиться так, что ты встретишь кого-нибудь другого и тебе захочется попробовать снова. Вот, например, леди Элизабет — она же рискнула. Так уж устроена жизнь. Признайся, ты хочешь, чтобы я ушел из морской пехоты? Ты считаешь, что это недостойное занятие — как этот твой Рассел.

— Нет! — воскликнула она. — Ты же знаешь, что это не так!

— Тогда что? Скажи, чем я мог бы заняться? Ты совсем как Джина — тебе ведь не захочется скитаться вслед за мной по белу свету. Или я не прав?

— Это мой дом. Я живу здесь с самого рождения. Ты это знаешь. И я не хочу уезжать отсюда.

— Значит, мне придется уйти из морской пехоты…

— Как ты можешь бросить то, чему посвятил жизнь? Ты потом будешь проклинать себя за это! Поверь, кому, как не мне, это знать! Из тебя получился замечательный солдат, и я горжусь тобой.

Он кончиками пальцев прикрыл ей рот, останавливая поток словесных излияний.

— Я люблю тебя. Я сказал тебе почему. Я люблю тебя. Ты мне веришь?

Она заглянула ему в глаза. Как ей хотелось верить его словам!

— Отлично, — произнес Дэвид, когда Аннемари не ответила. — Я все вижу — довольно увещеваний.

— Мне требуется время.

— Время? Но зачем, Аннемари? Разве это что-то изменит? Мы знаем, что такое разлука. И если ты до сих пор не разобралась в своих чувствах, то теперь уже никогда не разберешься! В таких ситуациях, как эта, надо либо нырять в омут с головой, не задумываясь, что будет потом, либо…

— Дэвид…

Аннемари попыталась обхватить его за плечи, но он отстранился.

— Мы с тобой все ходим вокруг да около. Но почему? Почему ты никак не можешь решиться? Разве нам мало того, через что мы прошли? — В голосе Дэвида слышались нотки раздражения.

— Я сказала тебе, мне нужно время! 4Как он не может понять?

— Значит, тебе нужно время, Аннемари? Что ж, ты его получишь. Столько, сколько тебе надо! Я через два дня уезжаю. Обратно, в Харан.

— И когда же ты собирался сообщить мне об этом? — тихо спросила Аннемари. — Или, может, вообще не собирался? Может, ты просто хотел, чтобы, проснувшись, я обнаружила, что тебя больше нет рядом?

— Уверяю тебя, собирался.

— И поэтому говоришь именно сейчас.

Она хотела заглянуть ему в глаза, но Дэвид отводил взгляд. Точно так же, как тогда, в Харане. Тогда он решил, что будет лучше, если она возьмет с собой последнюю воду, что у них оставалась, и уйдет одна.

— Мне пора назад, — произнес он, усаживаясь по-турецки на коврике перед камином, затем машинально поднял с пола кусок коры и бросил его в огонь.

— Но почему?

— Потому что — видишь ли, я еще не сумел там все уладить. Как только мне позволили, я вернулся на свою старую службу в посольстве.

Аннемари не поверила собственным ушам.

— Ты хочешь сказать, тебе позволили вернуться, несмотря на весь этот кошмар?

— Понимаешь, я сам попросился назад.

Дождь лил все сильнее. Аннемари сидела, завернувшись в стеганое одеяло, и буравила Дэвида глазами, но тот по-прежнему упорно отводил взгляд.

— Так надо. Если хочешь вернуться в строй. Как иначе убедить начальство, что ты снова в хорошей форме и тебе надоело сидеть без дела?

— А ты снова в форме?

— Нет, конечно, мне было паршиво. Я уже говорил, что никак не мог сосредоточиться, не спал ночами. Снова и снова прокручивал в мозгу все, что тогда с нами случилось, — все, что я должен был сделать, но не сделал. Вроде неплохой морской пехотинец, и вдруг такая осечка. И главное, из-за ерунды. Ты не догадываешься, почему мы с тобой так легко отделались? Потому что это были непрофессионалы! Они просто пытались выслужиться перед местным принцем — прослышали где-то, что он ненавидит американцев, которых в их стране видимо-невидимо, и решили, что неплохо было бы взять в плен парочку заложников, чтобы угодить ему.

Дэвид поморщился.

— Но вся штука в том, что этот принц наживается на американских нефтедобывающих компаниях, это для него настоящее золотое дно. Так что вместо того, чтобы обрадоваться, он порядком струхнул. Потому-то мы с тобой и оказались на свободе. Принц отказался преподнести бандитам вознаграждение в обмен на нас с тобой. Вместо этого им пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и отпустить нас. Словно это они просто так — пошутили! Хороши шуточки — мне до сих пор не по себе. Какое-то отребье, а я не смог ничего сделать!

— А что бы ты сделал? — воскликнула Аннемари. — Можно подумать, они не издевались над тобой, и притом каждый день! Просто нам с тобой повезло. Или ты недоволен? Может, предпочел бы, чтобы в вестибюле посольства появилась медная табличка со словами “погиб при исполнении служебных обязанностей”?

— Что ж, может, лучше погибнуть, чтобы потом не мучиться.

— Дэвид, не уезжай!

— Но это моя работа, Анни! Мне осталось еще полгода. Меня откомандировали сюда, в школу морской пехоты в Куантико, чтобы я немного пришел в себя. И знаешь, это помогло. Но я должен убедиться, что снова могу делать то, чему меня когда-то учили. Когда я уезжал, то ничего не мог, не годился даже для канцелярской работы! Ворвись эти чертовы фанатики в посольство, и от меня не было бы никакого толку. Я не хотел приезжать к тебе, пока не кончится контракт. Но вот все же приехал, и понимаю, что испортил тебе настроение. Но разве я мог не заглянуть к тебе, пока служу поблизости? Мне ужасно хотелось увидеть тебя, Анни, побыть с тобой. Поверь, я уезжаю не из эгоизма, это надо нам обоим…

— Нам обоим? — Аннемари не поверила собственным ушам. — А если ты в один прекрасный день столкнешься нос к носу с кем-нибудь из них на базаре? Что тогда будет?

В глазах Дэвида мелькнул холодный огонь, и ей тотчас сделалось не по себе. Дождь внезапно прекратился.

— Господи! Так, значит, ты задумал им отомстить? Ты будешь разыскивать их?

— Анни, меня воспитала улица. А там, как ты понимаешь, — око за око. Прости, но это у меня в крови, и я бессилен что-либо поделать. Я таков, каков есть. Прошу тебя, не надо усложнять мне жизнь. Мне и так тяжело. Аннемари усмехнулась:

— Значит, ты вернешься туда, чтобы отомстить, и при этом просишь меня, чтобы я не усложняла тебе жизнь?

— Я думал, ты поймешь меня.

— Неправда, ты ни о чем не думал! Потому что если бы думал, то все сказал бы мне раньше, а не сейчас!

— Ты… согласна меня ждать?

Она заглянула ему в глаза и покачала головой:

— Нет, не согласна.

— Аннемари!

— Нет, Дэвид. Поверь, не впервые тот, кого я люблю всем сердцем, пытается убедить меня, что страдания и муки пойдут нам только на пользу. Нет, ничего не получится. Я не смогу — да и не захочу — снова пройти через эту пытку. Ты можешь делать все, что сочтешь для себя нужным, но прежде мы красиво разойдемся. И прямо сейчас.