Протянув руку, она коснулась его губ и, ощутив, как они смягчились от ее прикосновения, притянула голову рыцаря к себе и начала покрывать его лицо поцелуями. Едва сдерживаясь, Лайон схватил ее за руки, удерживая их перед грудью.

— Зачем вы делаете это, миледи? Я не хочу вас! Неужели у вас нет гордости?

— Одно время меня считали слишком гордой. Если вы потрудитесь подумать, то сразу вспомните мою ненависть к норманнам, не исключая и вас. Я по-прежнему недолюбливаю их, но с тех пор многое изменилось. Вы мой муж. Меня силой заставили выйти за вас замуж, поэтому вы обязаны мне очень многим.

— Да ну? И чем я обязан вам, миледи? Из-за вас я предал Вильгельма. Если даже однажды человек поступает недостойно, у него все же должна сохраниться честь, должно оставаться хоть какое-то достоинство. Если бы страсть не одержала победу над разумом, я бы по-прежнему остался верен Вильгельму. Трудно простить человека, виновного в потере твоего доброго имени. Итак, Ариана, скажите, что я вам должен?

— У меня есть только я, — нахмурившись, ответила девушка и отвернулась. Она поняла, что ее любовь не в силах заменить честь.

Мужчина крепче сжал ее запястья и притянул леди Крэгмир ближе. Теперь их губы почти касались друг друга. Лайон не сдержался и поцеловал Ариану, но в его поцелуе не было нежности.

— Этого вы хотели, миледи? — хрипло спросил он и рассмеялся. — Я могу доставить вам удовольствие, если к этому вы стремитесь.

Леди Крэгмир, вздрогнув, отпрянула:

— Нет…

— Да, — отрезал норманн, снова поцеловал ее и, разжав пальцы, отпустил ее руки. Он крепче обнял девушку и сжал ее грудь.

— Ну что, нравится? — спросил рыцарь, поглаживая соски большим и указательным пальцами, затем провел по груди языком и обхватил сосок губами.

Рука его скользнула вниз по атласной коже живота и коснулась внутренней поверхности бедер. Ариана выгнула спину, и вода с шумом хлынула на пол. Его палец погрузился в шелковистую влажность ее лона, и она содрогнулась. Лев не отрывал от жены горящих глаз, наблюдая, как меняется выражение ее лица.

Леди Крэгмир показалось, будто душа отделилась от тела. Она словно со стороны наблюдала, как бесстрастно муж ласкает ее. И только тогда Ариана поняла, что он не намеревается разделить с ней наслаждение. Собрав остатки самообладания, она отвела его руки.

— Лайон, не таким образом. Возьмите меня.

Рыцарь, сверкая глазами, зловеще усмехнулся:

— Вы ведь хотели получить удовольствие, миледи.

Он продолжал ласкать ее, стараясь не думать о том, что делает, боясь извергнуть семя в воду.

Девушка дрожала, выгибала спину, и каскад серебристых волос рассыпался по ее плечам. Наконец мир разлетелся на тысячу разноцветных звездочек. Ариана, закрыв глаза, пыталась восстановить дыхание и сдержать гнев. Когда же она взглянула на мужа, ее глаза сверкали от ярости:

— Ублюдок!

— Я всегда знал это, миледи, — сказал Лайон, поднялся и повернулся к ней спиной.

Однако Ариана успела увидеть, что он возбужден. Сердце зашлось от боли. Куда он пойдет снимать напряжение, к какой-нибудь служанке? Или же удовлетворит свою страсть в постели крестьянки?

Лайон стойко переносил боль от неудовлетворенного желания, однако она не шла ни в какое сравнение с болью в сердце. У Арианы есть все основания ненавидеть его. Он хотел наказать ее за то, что она вынудила его пойти на измену королю. Возможно, наказание показалось ей слишком суровым, но разве сравнить ее переживания с его страданием? Он ублюдок в прямом и переносном смысле этого слова, но когда человек потерял свое доброе имя, он не заслуживает любви и сам не может любить.

Лайон быстро оделся, ругая себя за неловкость. Его смущал взгляд жены, словно прикованный к нему.

— Я больше не побеспокою вас, миледи.

Ариана почувствовала, с каким трудом дались ему эти горькие слова. Он стоял в центре купальни, такой высокий, сильный, красивый, что у нее перехватило дыхание. Лев оскорбил и унизил ее, но если он обратит свой взор на другую женщину, она умрет. Лайон может отрицать свои чувства к ней, но все же он желает ее. Если бы мужчина был к ней равнодушен, то позволил бы ей выйти замуж за Эдрика и сохранил бы свою честь. Неужели такой человек, как Лев, мог предать короля, не имея на то оснований?

— А кого вы побеспокоите, какую-нибудь служанку?

Рыцарь резко обернулся.

— А вам что за дело? Разве я не норманнский ублюдок?

— Да, и в этом я никогда не была так уверена, как сейчас. Вы забыли, что давали клятву верности перед священником, обещая не обращать свой взор на других женщин? Я требую, чтобы вы не нарушали ее.

— Итак, — выслушав гневную речь жены, подвел итог Лайон, — вы хотите, чтобы я жил как монах?

Если говорить откровенно, Лайон не желал другой женщины, и ни одна, кроме Арианы, не привлекала его. Однако признаваться в этом ему не позволила гордость.

— Вовсе не обязательно вести монашескую жизнь, — заметила девушка, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы. — Я все-таки ваша жена.

— Моя жена! — не выдержав, воскликнул мужчина. — Как я могу забыть это, если из-за жены я лишился чести? Вы околдовали меня, Ариана, отобрали мой разум и превратили в послушного болвана. Я презираю вас за то, что вы совершили, и себя за то, что натворил ради вашего спасения.

Его страстная речь на время лишила леди Крэгмир дара речи. Да, рыцарь признался в том, как сильно она притягивает его, но это не равносильно признанию в любви. Девушка знала, что норманн не выносит даже ее присутствия, потому что она напоминает ему о бесчестье. Ее поразила сила его чувств. Человек, за которого Ариана вышла замуж не по своей воле, оказался сильной незаурядной личностью, поэтому она и полюбила его.

Леди Крэгмир с головой окунулась в хозяйственные дела. Следовало сделать много: изготовить свечи, засолить и покоптить мясо и законсервировать овощи, фрукты, ягоды. В дополнение ко всему девушка затеяла уборку замка, и слуги целыми днями скребли, чистили, выбивали гобелены и тяжелые портьеры.

Лайон старался как можно меньше находиться дома. Он упражнялся с мечом, ездил на охоту, следил за уборкой урожая, за своевременным сбором налогов. По вечерам за ужином он сидел на своем обычном месте рядом с женой, поглощая вино и эль кубок за кубком, сверля ее глазами, но почти не разговаривая с ней. Ариана понятия не имела, что Лайон делает по ночам, потому что мужчина не приходил в их опочивальню.

Через две недели после возвращения в Крэгмир Ариана поняла, что носит под сердцем ребенка Льва. Когда она проснулась однажды и встала с постели, ее стошнило. Надия, не появлявшаяся после их возвращения из Шотландии, подтвердила ее подозрения.

Когда девушка подняла голову от тазика, пред ней стояла колдунья, протягивая ей чашу с холодной водой и полотенце. Леди Крэгмир благодарно кивнула, ничуть не удивившись. Она уже привыкла к внезапному появлению и исчезновению старухи.

— Лев знает о наследнике?

Она не стала спрашивать, откуда колдунье это известно.

— Я сама только недавно узнала. Кроме того, я сомневаюсь, чтобы его это волновало. Как тебе известно, в последнее время я очень редко вижу мужа.

— Лев — гордый человек, миледи. Вы представляете для него опасность. Он не понимает своих чувств и считает, что любовь к вам приносит ему только несчастья.

— Опасность? Я? Нет, Надия, я ничего не значу для него. Конечно, мой муж признавал, что желает меня, но теперь даже мое тело не привлекает его. Как могу я сказать о ребенке, если Лайон отвергает мать?

— Что вы будете делать? Лев все равно узнает.

— Я отправлюсь в монастырь, — заявила Ариана. Ей только что пришло это в голову. — Они примут меня, если я передам им участок земли. Я постригусь в монахини и воспитаю там ребенка.

— Не говорите глупости. Вы не можете распоряжаться землей без ведома мужа, а аббатиса не примет вас, если вы не сумеете заплатить за свое содержание. Нет, миледи, вы останетесь с Лайоном и родите ему ребенка.