Элеонора проводила глазами стоящую на проезжей части странную девушку и перевела взгляд на заполненные горожанами тротуары, на маленькие магазинчики с вывесками, не уступающими по амбициозности столичным бутикам.

Вот книжный развальчик, где она в свое время выискивала Стругацких и до хрипоты торговалась с неуступчивыми продавцами. Рядом модерновое банковское здание, глядя на которое сразу понимаешь, где спрятаны деньги, потерянные населением в различных кризисах. Вот они, денежки, сверкают огромными тонированными стеклами и значками на формахохранников.

Сразу за банком – цирк. Он слегка поистрепался и как будто усох в размерах, а может, это она выросла с тех пор, как впервые увидела здесь волшебство Кио и веселые хохмы Никулина.

Скелет надавил на газ, и машина поехала быстрее. Впереди, за мостом заискрилась россыпь огней. Уличные фонари и добрые окна домов переливались всеми цветами радуги, мерцали и влекли к себе, как маленькие маячки в безбрежном черном океане неба. «Все города очень красивы по ночам, – подумала Элька. – Темнота скрывает выщерблины в асфальте, мусор на улицах и бетонные творения бездарных архитекторов».

Поднятая на постамент «катюша», наводившая некогда ужас на оккупантов, благодушно встречала всех на просторной площади, официального названия которой Элька не помнила. Туляки называли это место просто и ласково: «Площадка».

– Куда дальше? – спросил Скелет, когда они преодолели, изрытый глубокими ямами переезд через трамвайную ветку и миновали хлебный магазин, выстроенный в стиле средневековой мельницы.

– Во двор и налево.

Вот и дом, в котором она когда-то была счастлива. Родители тогда еще были живы. Они погибли гораздо позже. Элеонора никогда не думала, что вернется сюда вновь. Ей не хотелось этого, но другого выхода не было. Чтобы спасти Жака, ей нужен был грамотный врач. Хорошего доктора найти, конечно, не сложно. Сложно отыскать врача, готового бросить всё и отправиться в неизведанные дали. Правду она рассказать не могла. Ей бы всё равно никто не поверил, поэтому заинтересовать специалиста можно было только богатой наградой. Однако меркантильные личности редко становятся докторами. Обычно эту специальность выбирают люди более склонные отдавать, чем брать, а они редко бывают предрасположены к авантюрам. Возможно, ее первый муж был исключением в рядах бескорыстных подвижников в белых халатах. Такой всеобъемлющей и всепоглощающей любви к деньгам она не встречала ни в одном мужчине, а их она знала немало.

Работая на жалком окладе в областной больнице, ее бывший супруг постоянно вынашивал планы грядущего обогащения и скрупулезно подсчитывал каждую заработанную и потраченную Элькой копейку. Его скупость не знала пределов и была настолько изобретательной, что Элеонора иногда начинала сомневаться, за здорового ли человека она вышла замуж. После очередного скандала, разгоревшегося из-за незапланированной покупки мороженого, Элька от него сбежала.

Девушка выпрыгнула из затормозившего у обочины «Форда», помахала рукой милиционерам, любезно доставившим ее до подъезда, и вбежала в знакомую парадную, оснащенную распахнутой железной дверью – памятью о когда-то пережитом жильцами ужасе перед террористическими актами. Пропустив мимо ушей нецензурное бормотание спускавшейся по лестнице старушки, которая оценила Элькино одеяние как безнравственное и развратное, она вихрем взлетела на второй этаж. Дверь ее прежней квартиры ничуть не изменилась. Вовчик так и не поддался всеобщей моде на монументальное укрепление своих жилищ и сохранил деревянную дверь, бессильную остановить даже слабосильного бомжа, если тот вдруг захочет покопаться в чужом холодильнике или похитить старые ботинки из прихожей.

Звонок, как всегда, не работал, и ей пришлось несколько раз громко постучать ногой, прежде чем в глубине Вовчиковой берлоги раздалось неясное рокотание:

– Какого черта?!

– Это я, твоя жена. Открывай, Вольдемар, – весело крикнулаона.

Светившийся на двери огонек «глазка» надолго погас, прикрытый любопытным зрачком. Ее внимательно изучали вдоль и поперек.

– Вернулась, сучка? Несладко без меня? То-то же! – Вовчик торжествовал, но дверь открывать не торопился. – Зачем приперлась?

– Дело есть. – Элеонора спрятала ладони под мышки и начала переминаться с ноги на ногу. В подъезде было прохладно, но гораздо теплее, чем на улице. В любом случае простуда была уже не за горами. После тропических пляжей Надежды беготня голышом по сугробам не очень способствовала укреплению здоровья.

«Господи, какое ничтожество. Как я могла втрескаться в него», – думала она о спрятавшемся за запертой дверью муже, быстренько просчитывая мысли, которые могли бы сейчас бродить в его голове: она пришла к нему – значит, ей нужна его помощь. Пришла раздетая в такую погоду – значит, ей нужна его финансовая помощь. С одной стороны, это хорошо: женская ласка и всё такое, но с другой стороны – сколько это будет стоить? На фиг надо!

– Уезжай в свой Ленинград. Ты мне здесь не нужна. – Ответ Вольдемара совпал с предсказанным, и она перешла ко второму этапу операции по открытию дверей.

– Вовчик, мне некогда с тобой тут рассусоливать. Я спешу. Если тебе не нужны деньги, так и скажи. Я поищу другого доктора.

Упоминание о деньгах было волшебным заклинанием типа «сим-сима» из арабской сказки. Шелест купюр мгновенно гипнотизировал Владимира и лишал его воли к сопротивлению. Дверь гостеприимно распахнулась. На Эльку смотрел ее прежний Вова, такой же, как и несколько лет назад. Только лысина у него здорово разрослась и полные щеки еще больше отвисли, сделав когда-то симпатичного парня похожим на хомяка, исхудавшего после тяжелой зимовки. Окинув оценивающим взглядом своего бывшего мужа, Элеонора отодвинула его в сторону и закрыла за собой дверь. Глядя мимо застывшего в вопросительной позе Вовчика, она властно потребовала:

– Чистое полотенце, яичница и свежий чай. – Элька подняла вверх указательный палец: – Обязательно свежий.

– А больше ты ничего не хочешь? – насмешливо ухмыльнулся Владимир.

– Я много чего хочу, но тебе это не по карману. – Она провела рукой по выцветшим обоям: те самые. Она сама их клеила когда-то.

– Тебя в школе не учили говорить «пожалуйста», когда что-нибудь просишь? – продолжал занудствовать бывший муж.

– Язнаю другое слово. Быстро! – Она решила с самого начала действовать предельно агрессивно и напористо, иначе от Вовчика ничего путного добиться нельзя.

– Хрен тебе, а не полотенце, – сказал он и попытался вытолкать Эльку обратно на лестничную площадку.

– За грубое обращение – урежу процент. – Она ласково отстранила его руки и, гордо подняв голову, удалилась в ванную комнату.

– Сейчас всё будет сделано, моя кисонька, – послышалось у нее за спиной.

Спустя полчаса Элеонора, завернувшись в теплый халат, сидела на колченогой табуретке и наслаждалась чистотой своего тела. Чувство почти забытое, если учесть, что последний раз ей удалось вымыться в лесном озере еще на Надежде.

Слегка пересоленная яичница была божественна. Элька смаковала ее, запивая очень сладким чаем и жмурясь от света лампочки без абажура. После каждого глотка она откусывала кусочек от большого ломтя черного хлеба и долго перекатывала ароматный мякиш на языке, стараясь без остатка впитать в себя прекрасные вкусовые ощущения, не доступные, пожалуй, ни одному парижскому гурману.

– Сколько я смогу получить, если сделаю то, о чем ты просишь? – поинтересовался Вовчик, хмуро наблюдавший за ее трапезой.

Он сидел на подоконнике и дымил дешевой сигаретой без фильтра. Элеонора по запаху определила «Приму».

– Я еще ни о чем тебя не просила, – сказала она, с сожалением отвлекаясь от гастрономического блаженства. – И не надо с такой тоской смотреть в мою тарелку. Ужин, которым ты меня накормил, – окупится.

Вовчик отвернулся к окну и обиженно уставился на порхающие за стеклом снежинки.

– Не дуйся, – попросила она, третий раз наполняя кружку крепко заваренным чаем. – В последнее время у меня очень сильно испортился характер.