О, как она счастлива в своем новообретенном бездушии, прямо светится вся. Бедная глупая мамуля. Почему она продала душу именно сейчас? Еще два месяца назад мне было бы наплевать.

— Мам, ты ведь всегда жила в свое удовольствие. Чего тебе не хватало?

— Хорошо удовольствие! Любишь ты преувеличивать, Вивиан! А кто работал как лошадь? Да что там лошадь — я просто на износ работала! Пора и отдохнуть, расслабиться, ни о чем не беспокоиться. Как ты. Я тобой горжусь, Вивиан, — как ты ловко это провернула. Душу продала и всему свету показала, что с тобой надо считаться. Это мужественный поступок.

— Нет, мама. Это очень глупый поступок.

Мамуля теребит ремень из крокодиловой кожи на своих шелковых капри. Даже на первом уровне одеваться она не умеет. Но меня ее стиль больше не касается. Это не мои проблемы. Проблемы теперь принадлежат мамуле. А мамулина душа — дьяволу.

Люси поправляет кашне. Она, как всегда, бесподобна.

— Извините, девочки, мне надо бежать. Меня ждет колонка светской хроники. Пока.

Мне хочется рвануться за Люси, окликнуть ее и прямо здесь, среди небесно-голубых коробочек с цацками, плюнуть в дьявольские глаза. Но это не поможет. Мамуле теперь ничего не поможет, а все потому, что она водилась с Жадной, Эгоистичной, Тщеславной Вивиан.

На улице народ кишмя кишит. Это не что-нибудь, это Пятая авеню, и здесь каждый только и делает, что старается занять местечко потеплее, оттеснив ближнего своего. Здесь дефилируют модели в нарядах минус тридцать шестого размера на шпильках в десять дюймов высотой. Здесь сучки из Верхнего Ист-Сайда ищут дойных коров или, в идеале, законных супругов. Здесь певичка с Бродвея бегает с одного прослушивания на другое в надежде, что и ей перепадет пригоршня звездной пыли.

Есть от чего потерять голову.

Есть на что обменять душу.

— Люди, люди, да когда же вы пресытитесь? — бормочу я себе под нос.

Я повторяю эту фразу все громче, однако ньюйоркцы умеют отрешиться от городского шума.

Но кто-нибудь должен же меня услышать!

— Когда вы наконец пресытитесь?!!

Никто не обращает на меня внимания, никто не желает отвечать. Это Нью-Йорк, город вечного движения.

Я почти бегу по Пятой авеню — мимо витрин «Прада», «Фенди», «Аспей». Люди глазеют на последние модели платьев, туфель, сумок. Сквозь стекло вещи кажутся такими доступными — только руку протяни.

Отлично, мать вашу. Вы хотите получить эти тряпки? Вы их получите.

И стекла витрин начинают лопаться. Стекла всех витрин, включая «Шанель», «Харри Уинстон», «Генри Бендель», «Луи Вуитон» и даже «Сейнт Патс». Сначала все в замешательстве. Да что там в замешательстве — в шоке. Неужели это сделала женщина, которая только что носилась по улице и всех доставала идиотским вопросом? Разумеется. Смешно: хочешь, чтобы Нью-Йорк замер, — разбей витрину.

И тут начинается самое интересное. Люди метут все подряд. Сначала за дело берутся бомжи, но через несколько секунд неохваченных не остается. Я отступаю на шаг, чтобы вполне насладиться картиной учиненного мною злодеяния.

Что бы еще сотворить? Погрома бутиков явно мало. Это рефрен ко всей моей жизни — мне всегда мало. Я воздеваю руки.

И гром действительно гремит. И дождь льет, и Пятая авеню превращается в бурную реку.

Вам не придется продавать души за тряпки. Вот они, тряпки, у вас в жадных ручонках. Берите и не вздумайте менять вечность на Богом проклятую сумочку. Поняли?

Учитесь на моих ошибках.

Звонит мобильник. Я и без определителя номера знаю, кто меня домогается. Люси решила расставить все точки над «i».

Практически никто из ньюйоркцев никогда не был на крыше Эмпайр-стейт-билдинг. Это чертовски дорого, очередь немереной длины, да и вообще оказаться на высоте в восемьдесят шесть этажей довольно неприятно. Но именно на крыше этого здания Люси и хочет со мной встретиться. Чтоб мне провалиться, если я хоть пять минут простою в очереди. Я просто произношу заклинание и оказываюсь рядом с дьяволом.

Мы проходим мимо школьной экскурсии, мимо туристов из Канзаса, мимо овчарок, вынюхивающих взрывчатку, к западной стороне, откуда открывается прекрасный вид на… Джерси.

Смотри — не хочу.

И я смотрю.

На фабричные трубы, из которых валит дым, на желтушное небо. Я знаю, каково это — жить в Джерси. Я сижу на скамейке, а подо мной, как на ладони, копошится мир.

— Здорово здесь, наверху, правда? — Люси смотрит исключительно на Манхэттен. Действительно, впечатляет. — Ближе к небесам я находиться не могу. — Голос Люси становится мягким и печальным. — Нью-Йорк — мое детище. Бог создал небеса; я создала величайший город на Земле.

В первый момент мне кажется, что Люси шутит, но она шутить отнюдь не настроена. Постепенно до меня доходит, что дьявол серьезен как никогда.

«Ты создала Нью-Йорк? Что-то не верится».

Люси смотрит с улыбкой.

— Не верится, Вивиан?

— Нет.

— Это и правда, и неправда. Нам нужно поговорить. Осторожность — одно из важнейших правил Программы. А ты, Вивиан, устроила золотой дождь на Пятой авеню. По-твоему, это не нарушение? Мне задают вопросы, которые вообще не должны были возникнуть. Ты уже раз наследила, мне пришлось убирать. С твоей стороны это по меньшей мере нелепо.

Думаете, меня волнуют речи Люси? Да мне параллельно.

— А тебе не кажется, что пришло время вопросов?

— Вивиан, здесь не место для шуток.

— А я не шучу. Я серьезна, как покойник. И всем в этом милом городке я могу рассказать, кто ты на самом деле.

Улыбка Люси становится чуть менее ослепительной.

— Ты что, угрожаешь мне? Вспомни, чем ты в последний раз за такое поплатилась.

— Да, ты забрала мою мать, но у меня не так уж много близких людей. — Первый раз в жизни я думаю по этому поводу «слава богу». — Но ты можешь убить меня. Тогда я замолчу навеки.

Я несколько рисуюсь, потому что мне нужно выяснить одну вещь.

Люси хмурится.

— Повторяю: я не могу никого убить. Это правда.

— Ох.

— Вот-вот, ох. Это ты убила ребенка Меган, ты, а не я. И я тебе об этом говорила.

Несколько минут я перевариваю услышанное. Я-то надеялась, что…

Но нет. Безупречная, несгибаемая Люси никогда не пачкает рук.

— Допустим. А теперь представь ситуацию: я звоню на Си-би-эс, Би-би-си, Эн-би-си, «Фокс», Си-эн-эн и в «Дейли ньюс».

— Ну-ну, продолжай. И что же будет дальше?

Черт, она знает меня слишком хорошо.

— Люси, прокрути время вспять. Верни счастливые дни, когда я тебя еще не встретила. Если бы я не знала о Программе, я бы и не вляпалась.

— Нет.

Я беру мобильник.

— Люси, у меня на быстром дозвоне телефон Вольфа Блитцера[45]. Я сейчас с ним свяжусь.

Люси делает взмах рукой.

— Остановись. Ты все равно не вернешь свою душу. Ты не можешь расторгнуть контракт.

— Ладно, тогда верни день после подписания контракта. Забирай мою душу, только отпусти тех, кого я завербовала.

В первую секунду я уверена, что Люси снова откажет, но вдруг она расплывается в улыбке.

Люси опускает взгляд вниз, на город, и кивает.

— Будь по-твоему. Я их отпускаю.

Она смотрит на часы.

— А сейчас мы поиграем со временем. Поехали!

Как в замедленном кино, люди начинают меняться. Вот уже вокруг новые лица, а ветер гораздо холоднее.

— Тридцать первое октября две тысячи третьего года. Ты только что подписала контракт.

До чего же все просто! Но почему мне кажется, что где-то здесь ловушка?

— Потому что ловушка действительно есть.