Но Нагиль уже не слушал старого друга, его внимание что-то привлекло. От шатров на северных холмах отделились, поднялись в воздух восемь точек. Они росли, надвигались, и вскоре комендант Харлхорста понял, что это значит.

— Они идут! Идут!

— Что?

Рейнхард сразу почувствовал себя лучше и, выглянув из-за зубца, увидел, что к замку в высотной позиции приближаются несколько грифонов. Генерал замер и, поднявшись, бросился к первому встретившемуся часовому. Среди королевской позиции гулко завыли рога. Они перекликались с восточной и западной стеной.

— Все к бою, к бою! — кричал своим людям Рейнхард.

— Мне идти в шахту или остаться с тобой? — догнал генерала Нагиль.

— Не нужно! Иди на западную стену, там будет их отвлекающая атака. Я пойду в шахту. Восточный ров им не преодолеть!

Арбалетчики, лучники, рыцари и их ленники бежали к своим местам. Старшие и знатные рыцари здоровались с генералом. Солдаты выставляли щиты, заряжали болты, натягивали тетивы луков и арбалетов. Весь Харлхорст ощетинился остриями защитных орудий. На последнем отрезке лестницы генерал услышал грозный клекот грифонов, а затем раздался глухой удар первого взрыва.

В ту ночь в замке произошло еще одно важное событие. В глубоком подвале в основании главной башни лорд Гхондр смог перетереть ремни, которые жестко стягивали ему руки. Сперва его держали свободно, но, когда постоянные вопли и удары о прочные двери окончательно разъярили стражу, буйного казначея пришлось на время связать. Ему несколько раз в день давали еду, хотя едой то пойло, которым Рейнхард кормил своих псов, назвать было сложно. Гордый казначей поначалу отказывался, но на вторые сутки голода смирил гордыню.

В карцере, где его заперли, было абсолютно пусто, и спать приходилось на каменном полу. Однако в такой аскетичности были и свои плюсы. Вскоре Гхондр заметил, что массивные скобы открывавшейся вовнутрь двери давно истерлись и приобрели острые грани, о чем не подозревали охранники. Гхондр незамедлительно этим воспользовался.

К счастью для него, в тот роковой день Нагиль отозвал самых верных людей на стены, и в коридоре подле него оказался один из бывших ленников. Когда ремни спали с рук казначея, Гхондр тихо постучал и, услышав в ответ знакомый голос, был приятно удивлен. Всего несколько минут разговора о том, как ужасно заточение в каменном мешке, и Гхондр уже начал гнуть свою линию.

— Слушай, — шептал он, — я прощу тебе твою измену. Я озолочу тебя! У меня столько денег, сколько тебе и не снилось! Тебе все равно конец, солдаты короля никого живым не выпустят, кроме меня. Я нужен Эдрику, чтобы указать на остальных предателей! Пойми, одно мое слово может спасти твою никчемную жизнь, которую ты сдуру решился связать с этим старым авантюристом и хитрецом! Послушай же, Рейнхард хочет вашими костями проложить себе дорогу к трону потомков Эй-Джей-Дая! Не разочаровывай меня, парень, я думал, ты умен! Я могу многое для тебя сделать. Все, что отделяет тебя от славы и богатства, это ключ у тебя на поясе. Сунь его в замок, и ты никогда не пожалеешь об этом! — шипел в окошко Гхондр.

— Хорошо, я согласен, но вы должны подарить мне землю и крестьян на двадцать тысяч! — назвал самое большое число, о каком мог подумать, молодой страж.

— Ты получишь все тридцать и титул, только открой мне дверь. Да не сейчас, а только когда они пойдут на приступ!

— Ладно, я вернусь через час, ждите!

После этих слов Гхондр услышал затихающие шаги тюремщика. Казначей поднял с пола ремни и принялся вязать из них удавку. Конечно, не благородное это дело — марать свои руки, но если другого выбора нет, то надо решаться. Их жизнь сейчас и так ничего не стоит. Вдруг он почувствовал глухой удар, потрясший всю башню. В зарешеченном окне, которое было его единственным видом на свободу, пронеслись какие-то тени. «Началось, — радостно подумал Гхондр и принялся плести скорее. — Это финал твоей драмы, Рейнхард. Теперь до развязки несколько часов, несколько кровавых часов».

Эдрик нетерпеливо спросил Бэдивера: «Который час?»

Советник понял подлинный смысл вопроса.

— По-моему, пора! Почти три часа пополудни.

— Начинайте! — спокойно приказал король и присел на пододвинутый монахом-телохранителем резной табурет.

И тотчас вся задремавшая было на летнем тепле армия пришла в движение. Восемь боевых грифонов, полностью загруженных разрывными снарядами, поднялись в воздух, построились клином и направились к северной стене замка. В то же время внизу, где-то далеко под ними, зазвучали рога и командирский барабан. Королевский полк выстроился полукругом. Так и не двинувшись вперед и не спускаясь в шахты, солдаты замерли в ожидании. Грифоны неслись к Харлхорсту, и каждый взмах орлиных крыльев ускорял животных.

Поднявшись на высоту в несколько стадиев, грифоны складывали крылья и камнем падали вниз, выбирая жертву для своих бомб и когтей. Снижаясь, они переходили на бреющий полет, издавали громкий боевой клекот и свист. Нужен был огромный опыт и сила, чтобы полная разрыв-воды бочка, оторвавшись от брюха монстра, полетела именно в цель, а не была снесена порывами ветра. Стена приближалась, росла, стало можно различить бегущих в разные стороны людей. Солдаты Рейнхарда метнулись к баллистам. Кто-то поднимал лук, кто-то хватался за арбалет, а многие просто бежали во внутренний двор.

Первый грифон пошел вниз, за ним второй, и вот весь клин стал заходить под углом атаки. Наездники прижались к спинам своих летающих коней и пристально высматривали себе цель. Вот правая рука потянулась к пряжке бомбового ремня. Наездник отстегнул его и теперь, дрожа от натуги, держал тяжелый бочонок лишь собственной силой. Он прицелился, прикинул траекторию. Под задней ногой зверя пронесся баллистный дрот, навстречу летели стрелы защитников.

Пора! И вот первый бочонок, пролетев с высоты двухсот футов, упал рядом с баллистой. Громкий треск — и мощный взрыв разворотил все в радиусе нескольких ярдов. Кто-то полетел вниз со стены, сброшенный ударной волной. Двоих стрелков убило на месте. Одного сильно контузило, и, оглушенный, он ползал вокруг догоравшего остова своего орудия. Передовой грифон уже несся дальше, звонким клекотом пугая даже самых опытных солдат Рейнхарда. За спиной его всадника уже рвались бомбы, сброшенные другими гвардейцами. Трое из них промахнулись, не добросив свои заряды. Те по инерции пролетели чуть меньше задуманного и с внешней стороны врезались в стену. Вспышки пламени ударили в разные стороны, посыпались камни, но повредить монолитную конструкцию эти удары не могли. Один грифон перелетел стену, и его заряд разорвался над опустевшим внутренним двором, оглушив кого-то у шахты. Остальные бомбы поразили те цели, что намечали наездники.

Кого-то облило раскаленным маслом, и несчастный, безумно завыв, забегал на стене, не удержался и с протяжным криком сорвался вниз. Грифоны уже неслись дальше. Около внутренней башни их встретил более плотный огонь. Один болт, выпущенный особо везучим арбалетчиком, с лету вошел в одного из грифоновых всадников. Грифон летел на огромной скорости, и потому в момент столкновения удар был особенно резок. Всадника-гвардейца вышибло из седла. Он раскинул руки и, выронив алебарду, полетел вниз.

Грифон был столь хорошо приручен, что без команды следовал в боевом строю. Последние бомбы сыпались на защитников Харлхорста, клин приближался к южной стене. Там находились люди Гхондра, и многие из них были превосходными стрелками. Еще в одного грифона вонзилось сразу несколько стрел. Спустя мгновение пущенный с западной башни баллистный дрот сбил со спины раненого зверя его седока. Грифон рухнул вниз, усыпая двор пухом и перьями. Даже упав, зверь был еще жив, и набросившиеся на него со всех сторон солдаты Рейнхарда быстро избавили его от страданий.

Головной грифон сбросил последнюю бомбу, разнеся подъем на южную стену. Ударная волна обрушила леса у ремонтируемой каменной лестницы. Пламя охватило дворовые постройки. В ногу погонщика попал арбалетный болт, в грифона — несколько стрел. Но он смог пересечь коварную южную стену и уже начал снижаться, как сзади, над стеной, раздался громкий хлопок. Старший наездник обернулся и вскрикнул от ужаса.