Но история Менелика не заканчивается его интронизацией. Автор «Kebra Nagast» стремился прежде всего к тому, чтобы показать перенос божественного присутствия и милости из Израиля в Эфиопию не только для одного человека, но и на все времена: сон Соломона о перемещении солнца в Эфиопию необходимо изобразить еще нагляднее. Ведь наказание должен был понести Соломон, который соблазнил девственную Македу и навязал Израилю языческий культ.

История о перемещении Божьей милости дополнена распоряжением Соломона, чтобы первенцы его сановников и священников последовали за царем Менеликом в Эфиопию и там остались. Те, кого это коснулось, были в отчаянии. Жить в чужой стране, отрезанными от божественного присутствия, казалось им невыносимым. Поэтому они приняли решение «похитить» и увезти в Эфиопию ковчег Завета, глубоко почитаемую главную древнеизраильскую святыню.

Похищение ковчега и его водворение в эфиопской столице Аксуме означало для Израиля окончательную потерю Божьей милости, а для Эфиопии — ее приобретение. Моральных или религиозных угрызений совести ни у кого не было. Сыну священника Азайе во сне даже явился ангел, чтобы побудить его к похищению ковчега. Ангел сказал, что так пожелал Бог: «Израиль прогневал Господа, и поэтому он отнимает у него ковчег Завета». Только с переносом ковчега достигает цели эфиопская идея об избранности. Эфиопия как «новый» Израиль: в этом был смысл похищения ковчега, завершающего историю соблазнения царицы.

С ковчегом с давних пор были связаны глубокие исторические и религиозные традиции. Первоначально он был чем-то вроде «тронного кресла», которое несли с собой евреи при переходе через пустыню. Если ковчег ставился на землю, могла начаться «священная война». Только божественное присутствие определяло победу или поражение, военные действия людей были второстепенными. Но ковчег содержал также скрижали Десяти Заповедей и поэтому являлся залогом верности божественному Завету. Моисей перед ковчегом пережил близость и присутствие Бога, который научил его давать распоряжения и возвещать пророчества. Однако голову свою ему пришлось закрыть плащом, так как для него было невыносимо сияние божественного присутствия. Ковчег напоминал также о чудесной манне небесной, которую получили голодающие в пустыне евреи. С тех пор в ковчег была поставлена чаша с манной, чтобы напоминать о благодати Божьей. Таким образом, с ковчегом были связаны счастливые события. Нет ничего удивительного, что Менелик исполнил перед ковчегом танец радости, как когда-то Давид.

В конечном итоге величие ковчега затмевает даже блеск царицы Савской. Правда, царица в возвышенных тонах прославляется как «девственная мать» мессианского Менелика, многословно описывается ее мудрость. Но тем не менее сутью «Kebra Nagast» является теология ковчега. Подобно любимой невесте, он похищается из Иерусалима, возвышается до «небесного Сиона» и восторженно восхваляется как «кормящая мать». Мирская царица Савская возвысилась благодаря религиозному почитанию ковчега.

И так осталось до сегодняшнего дня. Веками в древней царской резиденции Аксуме находился строго охраняемый и содержащийся под замком ковчег. В алтаре каждой церкви хранилась его копия. В деревянном ларце находились таботы, деревянные или каменные таблички с именем святого заступника церкви и символом Святой Троицы. Сегодня во время церковных процессий эти таботы вынимают из ларца и накрывают дорогим парчовым покровом, их несут на голове священники. Что касается этих таботов, то первоначально речь, вероятно, идет о простых алтарных табличках, которые позже были переосмыслены как копии скрижалей Завета в ковчеге.

Оригинал ковчега в аксумском соборе до сих пор тщательно охраняется от посторонних взглядов, так как именно в Эфиопии особенно глубоко укоренилась вера в магию и «дурной глаз». Когда в 1881 г. в Аксуме ученый Герхард Рольфе захотел увидеть ковчег, ему в этом отказали. Никто, кроме избранных Богом священников, не может выдержать вида ковчега — так звучало обоснование первосвященника Небурэеда. Кажется, только армянскому священнику Тимофею одному удалось посмотреть на ковчег, который он описал так:

«Этот ларец представлял собой изготовленный в Индии сундучок. Когда его открыли, мы увидели скрижали с Десятью Заповедями. Мы вынули их и внимательно рассмотрели. Камень был красноватым мрамором, такого вида, какой обычно находят в Египте. Доска была четырехугольной, длиной 24 см, шириной 22 см и толщиной только 3 см. По краям выгравированы цветы; посередине мы увидели другой квадрат в виде тонкой цепочки, а между этими двумя квадратами были начертаны Десять Заповедей — пять на одной стороне и пять на другой. На нижней части таблички находились три буквы, значение которых нам никто не смог объяснить. Камень не казался старым, он был как минимум 13 или 14 века».

Но действительно ли отец Тимофей видел оригинал ковчега или ему подсунули копию? Сколько бы ни спорили историки и ученые, в любом случае «Kebra Nagast» приложила немало усилий в разработке грандиозной государственной теологии, которая проистекала из судьбы царицы Савской. Мимолетная любовная связь основала веками существующую царскую династию и дала стойкую веру в присутствие Божьей милости в Эфиопии.

Эти элементы наложили особый отпечаток на эфиопскую церковь, который отличает ее от всех других проявлений христианской религии, и ее, как это часто бывает, нельзя смешивать с египетской коптской церковью. Государственная теология «.Kebra Nagast» гарантировала преемственность и порядок в обществе с бесчисленными племенами, религиями, языками и традициями. Эпос в историческом повествовании сформулировал надежду на мессианское царство мира в Эфиопии:

«Царь Эфиопии прибыл в свою страну с большой радостью и удовольствием, торопясь туда с песнопениями, флейтами и колесницами. Как рать небожителей, они дошли наконец из Иерусалима до своей страны, в город Вакером. Там он с кораблем послал известие Македе, царице Эфиопии, чтобы сообщить ей, как хорошо они были приняты, как ее сын стал царем, что они привезли с собой небесный ковчег Сиона.

Она с радостью выслушала это сообщение и приказала глашатаю объехать все принадлежащее ей царство и оповестить, что она собирается выехать навстречу сыну, и особенно из-за ковчега, небесного ларца бога Израиля. Впереди нее трубили в рог, и весь народ Эфиопии от мала до велика радовался. Ее ратники тоже шли с ней, чтобы встретить своего царя. Она прибыла в город, который был столицей Эфиопского царства, а позже столицей христианской Эфиопии (Аксум). Туда она велела привезти бесчисленные благовония: из Индии и Балта, из Алсафу и Азазата (?). Сын же ее ехал дорогой от Азъяба до Вакиро (Вакером) и прибыл в столицу Эфиопии, которую она сама приказала построить, и которая была названа в ее честь — «Гора Македы».

Эта Гора Македы, не подверженное влиянию времени свидетельство о царице Савской, находится до сих пор рядом с Аксумом.

Помимо «Kebra Nagast» с «официозной» историей царицы Савской и описанием ее значения для возникновения «теологии царства», существует множество народных сказаний. Они глубоко укоренились в мире древних африканских мифов. В центре этих мифов тоже стоит царица Савская, но с чертами характера, которые остались неучтенными в «Kebra Nagast».

Особенно в устных преданиях, популярных в провинциях Тигре и Эритрея, были версии истории о борьбе со змеем, где более или менее замешана царица Савская. Иногда речь идет о змее, иногда о драконе. Царицу теперь зовут Этье Азиеб, что является переводом библейского имени «царицы Юга», в других версиях царицу зовут Македа. Мы перескажем исчерпывающую историю из Эритреи. Начало ее воссоздает мифический мир райского века, который характеризуется иначе, чем в библейской традиции:

«Адам и Ева хотели быть как Бог. Когда они вкусили от запретного плода древа познания, они узнали друг друга и «возлегли». В ту же ночь огромный дракон подполз к близлежащей реке и «замутил» воду своим семенем. Когда Ева утром искупалась на том же месте, она забеременела от змея. В положенное время она родила дочь и маленького дракона. Соседи посещали мать, чтобы пожелать ей счастья, и дивились странным близнецам. Сын дракона подрос и объявил себя властелином страны. В течение четырехсот лет чудовищу платили дань.