Гейдрих хорошо представлял себе подобные мело­декламации в полутьме. Под синий пламень жженки, надрывные всхлипы и восторженный вой — в апофеозе. В берлинских кабаках, где собирались русские, было то же самое.

А ведь не утихала молва, что с парочкой, чей дом открыт для каждого, не все чисто. Ничего не действо­вало — обожал эмигрантский Париж.

С особой силой былые подозрения возобновились в тридцатом году, когда при таинственных обстоятель­ствах — похищение? убийство? — исчез глава «Рус­ского общевоинского союза» Кутепов (Александр Павлович, полковник императорской, генерал добро­вольческой армии). Концов сюрте женераль не обна­ружила, но как свидетеля Скоблина допросили. Общее мнение склонялось к тому, что это Плевицкая уже здесь, в Париже, вовлекла мужа в операции ОГПУ. Однако примечательно, что преемник Кутепова генерал Евгений (Людвиг) Карлович Миллер не только не лишил Нико­лая Владимировича доверия, а еще теснее приблизил к себе.

Факт, требующий оценки. Такие люди, как Миллер, как Генерал Краснов, пронесли лютую ненависть к еврейским комиссарам через все превратности судьбы и абсолютно лишены сантиментов. С ними приятно сотрудничать, несмотря на то что иррациональность порой превалирует над точным расчетом. Почти как у рейхслейтера Розенберга, в котором тоже иногда проявляется неупорядоченная стихия Востока. Миллер, пожалуй, более нордичен.

На него имеются полные данные: был генерал- губернатором Архангельска, главнокомандующий вой­сками Северного района, военным министром и управ­ляющим иностранными делами в правительстве Север­ной области. На счету несколько карательных операций и островная тюрьма Иоханга, где ликвидировали нема­ло большевиков. Бежал за рубеж на ледоколе «Ми­нин», бросив на произвол судьбы войска. Чужд эмоций, принимает взвешенные решения, сообразуясь с реаль­ностью. Едва ли его не поставили в известность по по­воду циркулирующих слухов: РОВС сохранил спец­службы. Значит, в курсе, но не придает значения. Оче­видно, есть серьезные основания.

В контакт с СД Скоблин вошел в середине прошлого года, когда маршал Тухачевский сделал короткую оста­новку в Берлине. Гейдрих заинтересовался предло­женным планом и пожелал лично взглянуть на автора. Внешность, манера держать себя лишь подтвердили первоначальные ожидания. Скоблин обладал незауряд­ным даром отыскивать кратчайший путь к цели и следовать по нему, не отягощаясь сомнениями. На первый взгляд, это могло показаться элементарным, почти животным чутьем, обостренным природной или благоприобретенной наглостью.

Но ощущение прямолинейности, даже примитивизма было, пожалуй, обманчивым. Выбор следовал совер­шенно осознанно. За ним стоял кропотливый перебор фактов. Что же до наглости, то наглость скорее добро­детель, нежели порок, тем более если ее питает полней­шее презрение к роду человеческому. Скоблин не ведал внутренних запретов, пережитков моральных табу, за­ведомо обрекающих на поражение в схватке с интел­лектом ледяной стерильности. Доверять подобным субъ­ектам опасно, даже держа их на верном крючке, но сотрудничество может стать исключительно перспектив­ным, по меньшей мере интересным с эстетической сто­роны.

Сформулировав генеральную идею обезглавить Красную Армию руками НКВД, Скоблин привел в под­крепление такую подробную информацию, что Гейдрих заподозрил ход с очень дальним прицелом. Но аген­турная проверка, затянувшаяся, к сожалению, на не­сколько месяцев, полностью подтвердила почти все све­дения. «Почти», ибо не все оказалось возможным про­верить. Двойник так двойник — на том стоит разведка, но по-прежнему смущали пестрые пятна биографии. Даже соотнося всю «романтическую» сторону исключи­тельно к легенде, оставались психологические несоот­ветствия, нюансы, которые хотелось бы прояснить.

Но к главной задаче это непосредственно не отно­силось.

Гейдрих начал осторожно ее прокручивать на раз­ных уровнях, и, чем дальше, тем привлекательнее она выглядела. Даже в том экстренно жгучем случае, если за Скоблиным стояла не только советская разведка, а силы, обладающие большим могуществом, Гейдрих ничего не терял. Более того, сохранялся шанс выиграть при любом варианте.

Поезд прибыл в Шафгаузен в 11.47. Смешавшись с толпой пассажиров, группенфюрер сел в автобус, возивший туристов к знаменитому Рейнскому водопа­ду. В проспекте значилось, что в июле он производит совершенно незабываемое впечатление. Под высоким солнцем, в спектральном трепете радуг. В меру по­любовавшись грохочущими струями, мокрыми кам­нями и мокрой листвой — водяная пыль несла тяжелую грозовую свежесть,— Гейдрих направился к замку Ляуфен. Дом стоял у подножья холма, где сохранились остатки предзамковых укреплений.

— Предположим, я соглашусь немножко помочь дядюшке Джо,— в разговоре со Скоблиным он решил сыграть напрямую.— Но чтобы попусту не трудиться, я должен знать, на ком конкретно сосредоточиться. В разное время и по разным поводам у нас перебывало слишком большое количество людей. Маловероятно, чтобы все они вдруг оказались заговорщиками. Вам не кажется, что в это трудно будет поверить?

—      

Поверить? — по лицу Скоблина пробежала вы­мученная, словно бы неживая ухмылка.— Я так пред­ставляю, что это уже не наша забота.

—     

И все же, господин генерал, хотелось бы боль­ше определенности. Предпочитаю действовать наверняка.

—      

Круг лиц не столь уж широк, чтобы долго ломать голову. Окончательный выбор облегчит имеющаяся у вас информация, если, конечно, ее удастся нужным образом подать.

—     

Иными словами, вы не располагаете точным спис­ком?

—      

Ни точным, ни каким-либо иным. Как вы пони­маете, его просто не может быть в природе. В том-то и состоит существо плана, что мы берем на себя сме­лость поразмышлять за противника. Полагаю, что не слишком ошибемся.

—      

Хорошо,— Гейдрих встал, дав понять, что беседа окончена.— В самое ближайшее время вас проинфор­мируют о моем решении.

Пожалуй, он не был так уж разочарован. Скоблин сказал именно то, что мог или должен был сказать в сло­жившейся ситуации.

Радио передавало, что на улицах Мадрида завяза­лись бои между повстанцами и рабочей милицией. Часть войск осталась верной правительству. Астурийские горняки сформировали вооруженные отряды в поддержку республики. Фалангисты вместе с марок­канскими формированиями вступили в Севилью.

—      

Наша борьба представляет собой не только ис­панскую, но и международную проблему. Я убежден, что Германия и Италия сочувствуют нашим целям,— сделал заявление для иностранных газет генерал Франко.

Гейдрих позвал домоправителя (он состоял в чине унтерштурмфюрера) и распорядился договориться о встрече с адъютантом полковника Коновальца.

Театр начинается с вешалки? Похоже, что виселицы начнутся с театра.

Фантом материализовался. И в том, что лик оборот­ня ни единой черточкой не напоминал о волчьем ос­кале, была гениальная находка создателя. Художест­венное провидение, уловившее музыкальную гамму эпохи. Позывные ее.