Этот отряд и встретил Пип. Напрасно он доказывал, что произошла ошибка, напрасно предъявлял свои документы.

– Это не мое дело, – ответил офицер. – Там разберутся. Я делаю то, что мне приказано.

И отряд, довольный тем, что не нужно идти дальше, вернулся назад. Так Пип, сам того не подозревая, отблагодарил своих освободителей, вернув направленных против них солдат. Если бы не он, отряд дошел бы до бадувисов, а там мог встретиться с инсургентами и причинить им немало хлопот, особенно со складом для оружия. Впрочем, не сам отряд был опасен, а то внимание, какое власти могли обратить на пристанище повстанцев.

– Добрый день, Гейс! – иронически встретил ван Дрон Пипа, когда его привели в Тэнанг. – А это, значит, и есть Салул? – показал он на Нонга.

Оба вытаращили глаза, ничего не понимая. – Вы удивляетесь, что нам все известно? – продолжал чиновник. – Думали, что удалось нас обмануть? Напрасно: изменников и преступников власти всегда найдут, где бы они ни прятались!

– Мингер ван Дрон! Вы ошибаетесь! Я ничего не знаю, не имею никакого касатель… – начал Пип, но ван Дрон отвернулся и приказал офицеру:

– Посадить в тюрьму!

– Всех? – спросил тот.

Ваг Дрон подумал немного и ответил:

– Пока – всех. Может, и эти люди, – он показал на Хаона и носильщиков, – в сговоре с ним. А этих двух, – кивок на Пипа и Нонга, – держать под строгим присмотром: их придется отправить в Батавию.

По голландским законам даже к преступникам – голландцам и туземцам – относятся по-разному. В тюрьме голландцев помещают в лучшее помещение, дают лучшую пищу и вообще создают им лучшие условия, чем яванцам. Поэтому Пип и Нонг были посажены в разные камеры, а Хаон с товарищами отдельно от них.

Ввиду того, что преступность Гейса и Салула носила общегосударственный характер и подлежала рассмотрению высших инстанций, их должны были направить в Батавию.

Но, как говорится, пока суд да дело, прошло две недели, и только после этого их перевезли в Батавию, где, наконец, начались допросы.

Первым вызвали Пипа. За столом сидел следователь в военной форме. Рядом стояли еще два человека, наполовину открытые двери вели в соседнюю комнату.

– Станьте немного дальше, – почему-то сказал следователь, когда Пип подошел к столу. – Ваша фамилия?

– Пип, Ганс Пип.

– А настоящая фамилия? – с ударением спросил следователь и посмотрел на беднягу таким взглядом, что тот поежился.

– Опять меня принимают за кого-то другого! – запальчиво ответил Пип. – Неужели я должен страдать из-за того, что кто-то ошибся?

Дверь из соседней комнаты открылась шире, вошел хорошо одетый молодой туземец с острыми чертами лица и неприятными бегающими глазами.

– Туан полковник! – обратился он к следователю. – Это не он. Я его совершенно не знаю!

– Приведите другого! – приказал полковник. Вошел Нонг. Туземец растерянно посмотрел на него и виновато развел руками:

– Этот ничего общего не имеет с тем. По сравнению с ним он просто мальчик!

Присутствующие переглянулись, пожали плечами, немного посовещались между собой. Следователь изобразил на лице приятную улыбку.

– Извините, мингер Пип! Мы ошиблись… Как голландец вы поймете, что мы пошли на это ради нашей общей пользы… Извините, пожалуйста!

Он встал, подошел к Пипу и пожал ему руку.

– Да, да, вы свободны. Можешь и ты идти, – обратился он к Нонгу.

– Разрешите, господин полковник, один вопрос! – вмешался свидетель-туземец. – Не встречали ли они там кого-нибудь?

Нонг сразу понял, куда клонится дело, и с глупым видом затараторил:

– Мы были у бадувисов. Такой странный народ: сидят в джунглях, ни с кем не имеют сношений…

– Подожди, подожди! – остановил его полковник. – Мы спрашиваем, не видели ли вы там какого-либо голландца? – обратился он непосредственно к Пипу.

У Нонга сжалось сердце: сейчас Пип бессознательно выдаст своего благодетеля!

– Встретил одного человека, дай бог ему здоровья! – действительно сказал Пип. – Если б не он, то и меня уже не было бы на свете.

Все присутствующие насторожились, как овчарки.

– Кто он? Как его зовут? – быстро спросил полковник.

– Честно признаться, даже не знаю, так как встречался с ним лишь два или три раза в пути. На пароходе, когда сюда ехал… И позднее – мельком на крыльце учреждения… Кажется, фамилия его то ли ван Дэйк, то ли ван Дэкер… Знаю только, что это представитель какой-то амстердамской фирмы и по ее поручению ищет землю под кофейные плантации.

– А как он выглядит? – Ну, моего приблизительно роста… Черная бородка…

Полковник вопросительно посмотрел на туземца. Тот с сомнением пожал плечами:

– Трудно сказать…

– А не было ли с ним еще каких-нибудь людей кроме тамошнего населения? – опять спросил следователь.

– Как же, было четверо слуг. Они входили в состав экспедиции по поискам земли.

– Ну, а ты что видел? – обратился следователь к Нонгу.

– Это же самое. Я всегда был вместе с туаном, – ответил юноша.

– Благодарю вас, и еще раз извините за причиненное беспокойство! – протянул полковник руку Пипу.

Хотя и никакой вины не чувствовал Пип за собой, а все же, оказавшись на улице, вздохнул так, будто заново на свет родился.

– Давай, дорогой Нонг, рассчитаемся с тобой, – сказал он. – Спасибо за верную службу, будь счастлив!

Он отдал Нонгу сто гульденов и даже пожал ему руку.

А через несколько дней мингер Пип уже ехал в Голландию, все еще не зная, радоваться ему или жалеть о том, что так много переживаний выпало на его долю в тропических джунглях сказочной и прекрасной Явы.

Нонг остался один в большом незнакомом городе.

Южный берег Явы значительно выше северного и обрывисто спускается в Индийский океан. На всем своем протяжении, около тысячи километров, он неприступен, и поэтому здесь нет приморских городов. Только в одном месте, приблизительно посередине, местность понижается. Тут находится небольшой порт Тжиладжап, к которому даже проведена железная дорога. Но и порт, и железная дорога не имеют большого значения, так как, во-первых, местность здесь нездоровая, а во-вторых, к этим берегам Явы почти не подходят корабли. Все сношения с Явой происходят с северного берега, а южный обрывается в Индийский океан, где, кроме диких островов, ничего нет. Даже корабли из Австралии, лежащей на юго-восток от Явы, подходят сюда с севера.

Главный железнодорожный путь, пересекающий Яву с запада на восток, в некоторых местах проходит невдалеке от Индийского океана, но к самому берегу не приближается. Даже несколько специальных железнодорожных веток, проведенных от главной линии прямо на юг, заканчиваются за десять – двадцать километров от побережья. Одно это свидетельствует о суровом характере южного берега острова.

Все главные горы Явы находятся на южном берегу. Они как бы сгруппировались тут в беспорядочную толпу да так и застыли, боясь шагнуть дальше в глубь океана. Сзади на них наползают другие горы, словно хотят через головы передних заглянуть в синие океанские воды. Много разных неведомых уголков, трещин, теснин и пещер хранит в себе этот горный хаос. И повсюду, где можно хоть как-нибудь зацепиться корнями, буйствует пышная растительность этой пышной страны. Над всем этим гордо и грозно дымятся вулканы, словно фабрики и заводы таинственного подземного царства.

Много удобных закоулков создают обрывистые скалистые берега, но на протяжении десятков километров не встретишь здесь человека, так как нет пригодной для возделывания земли. Редкие же смельчаки, поселившиеся на прибрежных кручах, фактически находятся дальше от моря, чем те, кто живет вдали от него. Они могут сколько угодно любоваться величием океана, но чтобы подступиться к нему, должны снаряжать специальную экспедицию.