Разожгли костер в низинке, дабы не отсвечивать на весь лес пламенем, выпили, и принялись, как и положено охотникам, травить байки.

А когда ночь окончательно вступила в свои права, к костру вышел незнакомец.

Сначала они приняли его за охотника. Он появился из темноты совершенно бесшумно, заставив вздрогнуть даже невозмутимого Остория. Остановился и замер, наполовину скрытый ночью, на самой границе тьмы и слабого, отбрасываемого пляшущим пламенем костра, света. Асдула стиснул рукоять широкого и длинного кривого кинжала, напрягся, оглядываясь по сторонам, но к костру больше никто не вышел.

Незнакомец был один. Его одежда почти ничем не отличалась от той, что носило большинство мужчин в горах Фракии: короткая безрукавка из овчины, мехом наружу, полотняные штаны. Шерстяные чулки до колен крест-накрест перевязаны ремнями кожаных поршней. В правой руке он держал короткое копье, а в левой... Асдула прежде не видел такого оружия. Похоже на римский стреломет "скорпион", только маленький, предназначенный для одного человека. Стреломет был взведен и заряжен, что сразу не понравилось Асдуле. Копье пришельца лишено поперечины под наконечником. Это не охотничья рогатина. С таким не ходят на медведя или кабана.

Асдула пошевелился, меняя позу. От долгого, почти неподвижного сидения на подтащенном к костру бревне, слегка затекли ноги. Не пришлось бы почесать кулаки об эту рожу, неизвестно, что у парня на уме. Впрочем, проявлять недружелюбие по отношению к восьмерым хорошо вооруженным людям, будучи в меньшинстве, мог только законченный глупец.

Незнакомец молчал. Пауза затягивалась. Ее прервал Лутаций, он встал и довольно дружелюбно обратился к пришельцу по-эллински:

– Радуйся, добрый человек, – римлянин сделал приглашающий жест, – подходи, к нашему костру, присаживайся. Что вынудило тебя бродить по лесу в темноте? Может быть, ищешь помощи?

Незнакомец молчал. Один из скордисков оскалился:

– Язык глотать? – сказал он на исковерканном койне.

Пришелец молчал.

– Не понимает, – сказал по-фракийски один из ловчих Асдулы.

– Он разучился говорить, – заулыбался другой ловчий, – видать, давно бродит, уж забыл, как люди выглядят.

Осторий презрительно покосился на шутника. Рука его гладила рукоять кинжала. На охоту он взял с собой и меч, никогда с ним не расставался, но сейчас тот висел в нескольких шагах в стороне, на корне вывернутой из земли здоровенной лесины. Префект и один из его воинов, Сенакул, веселости не проявляли.

Асдула вымучил из себя улыбку. Его внутренний голос, обеспокоенный странным поведением незнакомца, настойчиво советовал избежать ссоры. Однако глаза видели перед собой не воина, а какого-то оборванца, крепкого, но далеко не богатырского сложения.

Пришелец вздрогнул, выйдя из оцепенения. Лутаций, продолжавший в это время что-то вещать, встретился с ним взглядом и осекся. Пляшущее пламя осветило лицо незнакомца.

Сенакул вдруг что-то проговорил на своем языке, причем интонация его голоса отражала крайнее удивление.

– Ты... – зашипел Осторий.

Пришелец одной рукой вскинул стреломет. Осторий рванулся к мечу, но убийца среагировал, и короткая стрела ударила префекта в бок, прямо в печень, войдя по самое оперение. Осторий упал.

Лутаций закричал.

– Остано...

Слова застряли в горле. Римлянин вцепился руками в пробившее его грудь копье, захрипел и забулькал.

Сенакул взревел, как десять раненных медведей, бросился на незнакомца. Тускло блеснул длинный меч, рассекший пустоту. Пришелец отшагнул в сторону, уходя из-под удара, и широкой дугой-прикладом стреломета ткнул в горло скордиска. Сенакул споткнулся, захрипел и рухнул, как подкошенный. Убийца тут же отскочил обратно во тьму, а Козинта, подбегая, запнулся о ноги Сенакула и упал прямо в костер, взметнув сноп искр. Его одежда загорелась, и он с воплем покатился по земле, пытаясь ее потушить.

Незнакомец завладел мечом Сенакула. Второй скордиск и ловчие закричали все разом, хватаясь за оружие. Асдула побледнел и попятился прочь. Один из ловчих ударил пришельца рогатиной в живот, тот легко, словно в танце, увернулся, взмахнул клинком. Раздался чавкающий звук. Еще один фракиец и скордиск никак не могли добраться до врага, тот виртуозно перемещался, держась в тени, и не давал оставшимся противникам нападать всем скопом.

Осторий нечленораздельно рычал, судорожно вцепившись в торчащую из тела стрелу. Она жгла потроха, каждое движение причиняло жуткую боль. Корчась, префект смог встать на колени и добрался до своего меча, вытянул его из ножен. Асдула в панике метнулся в пещерку из корней наполовину вывернутой из земли корявой сосны. Убийца, сам Танат, метался среди своих жертв, словно смерч. Козинта, наконец, сбил пламя, вскочил на ноги, но сразу угодил под клинок. Лицо его пересекла узкая красная полоса. Один из ловчих визжал, как свинья на бойне. Трясущимися руками он запихивал кишки в распоротый живот. Осторий прямо с колен сделал длинный выпад, но пришельца не достал. При всем искусстве префекта, рана оказалась такой, что на большее его уже не хватило. Ответный взмах меча был подобен молнии.

Потом наступила тишина.

Из-за туч показался серебряный диск луны. Асдула, почти перестав дышать, выглянул из своего укрытия.

Префект стоял на коленях, зажимая ладонью обрубок правой руки. Губы римлянина шевелились, беззвучно извергая проклятия.

– Кто... ты... такой? – прошипел Осторий.

– Ты знаешь, кто, – негромким низким голосом ответил убийца.

– Не-ет... Не обманешь...

Он говорил медленно, еле слышно. Сквозь липкие пальцы, зажимавшие страшную рану, толчками утекала жизнь.

– Ты... не человек... Человека бы я прикончил... Ты – Тухулка[120]. В насмешку... нацепил обличье... этого ублюдка-марианца... Давай, смейся, тварь...

Префект неуклюже, кривясь от боли, левой рукой вытащил из ножен кинжал. Встал на одно колено.

– Будь ты про...

Отчаянный выпад пронзил пустоту. Клинок пришельца взмыл над головой префекта и опустился. Фонтанирующее кровью тело завалилось на бок. Голова римлянина, подскакивая, покатилась прямо к затаившемуся, трясущемуся Асдуле.

Убийца вырвал из трупа Лутация свое копье и одним прыжком оказался возле князя. Тот забился в дальний угол своего убежища. Все происходящее напоминало ему дурной сон, такого просто не могло быть, только не с ним. Его трясло, словно в ознобе. Покрытый черной кровью, наконечник медленно покачивался на расстоянии ладони от лица Асдулы. Убийца сидел на корточках и не шевелился. Он просто смотрел, но во взгляде его не было ничего человеческого.

– Не убива... не убивай меня... Я сделаю все, что ты хочешь... Заплачу... Любые деньги... Сколько ты хочешь?

– Что ты с ней сделал?

– С кем? – прошептал Асдула.

Убийца отложил копье и молча выволок князя из его укрытия. За шиворот.

Через некоторое время лес снова вздрогнул от жуткого, пронзительного крика, наполненного, невыразимой словами, болью и ужасом. Испуганный лес долго не мог уснуть...

Таберна постепенно заполнялась посетителями. Несколько человек вошли шумной гурьбой, поприветствовали одноухого Акаста с Телесфором и присоединились к ним, придвинув еще один стол. Хозяин подскочил к ним, жадно пожирая глазами серебряные тетрадрахмы, заплясавшие по столешнице, испещренной надписями, по большей части непристойными.

– Миррина, хлеба и сыра с пореем господам! – окликнул Ксантипп рабыню, склонную к полноте женщину средних лет, – и вина! Они платят за хиосское!

– Еще акрид в маринаде, – попросил один из вошедших.

Вышибала поморщился, но взглянул на компанию с интересом: человек, заказавший столь неаппетитное, по мнению фракийца, блюдо, показался ему смутно знакомым. Благородные черты лица, длинные светлые волосы.

– Да пошевеливайся! – подгонял рабыню Ксантипп, – они еще заказали жаренный окорок.