За спиной раздался смешок и невидимый страж спросил:

– Кончать?

– Погоди, – ответил другой голос, – он у Берзы ошивался. Парень, медленно деревяшку свою на землю положи. И нож. А теперь иди вперед, как шел. И не дергайся.

Квинт попытался обернуться.

– Я сказал – не дергайся!

Пришлось подчиниться.

Веслев ему если и удивился, то виду не подал. Он сидел на бревне возле костра и что-то искал в мешке.

– Здравствуй, римлянин. Признаюсь, я рассчитывал перекинуться с тобой парой слов, но не думал, что это случится так скоро.

– Спрашивай, что ты хотел услышать.

Веслев усмехнулся. Взглянул на одного из своих воинов. Тот хрюкнул.

– Парень, если бы не Берза, то я сейчас услышал бы, как ты хрипишь перерезанным горлом. Сомневаюсь, что ты поведаешь мне нечто интересное, раз всю зиму гадил под себя. Много воды уже утекло. А вот я скажу тебе кое-что. Вали-ка ты, отсюда, подобру-поздорову, пока из-за тебя девка совсем не тронулась умом. Я вашу волчью породу знаю. Сколько волка не корми... Не морочь ей голову.

Квинт молчал, сжав зубы. Ему очень хотелось ответить, но он сдержался, понимая, что любые слова тут бесполезны. Его в лучшем случае сочтут пустобрехом.

– Теперь говори, зачем шел за нами?

Квинт указал на гастрафет, прислоненный к бревну, на котором сидел Веслев.

– Вот это не твое. Верни.

Фракийцы, окружившие Квинта, угрожающе зашумели. Веслев поднял руку, призвав к тишине.

– Тот, кому это принадлежало, уже сгнил в земле.

– Как и тот, кто забрал его жизнь, – парировал Квинт, – а ты прав на трофей не имеешь.

– Ах ты, сука! – сплюнул один из фракийцев.

– Веслев! Это же он Тестима убил! – вспомнил другой, – дай я его...

– Спокойно! – отрезал вожак и нехорошо прищурился, – а у тебя, римлянин, стало быть, прав больше?

– Это моя вещь, – не моргнув глазом соврал Квинт, – и вы взяли ее у моего друга. Которого убили. Не в бою, как я вашего брата, а из засады. Стрелой в спину, полагаю? Потому мы не квиты.

Он не помнил, как был убит Марк. Память сохранила лишь его белое лицо, а на рану Квинт тогда даже не посмотрел.

Один из варваров бросился к Северу, рванул за плечо, занося кулак, но ударить не успел. Квинт, как в танце, влился в его движение, стряхнул руку фракийца и вывернул ее, заставив варвара лечь носом в землю. Однако через мгновение его самого сбили с ног, и он оказался в таком же положении. Шею неприятно кольнуло что-то острое.

– Мукала! – рявкнул Веслев, – оставь его.

Воин нехотя повиновался. Квинта отпустили и он поднялся. Напавший на него варвар свирепо вращал глазами и утирал кровь, идущую из носа. Он неудачно упал. Лицом прямо на выступавший из земли корень. Вождь встал и подошел к Северу.

– А ты не трус, римлянин. И ловок. Но дурак. Понимаю теперь, почему девка краснела и заикалась, когда говорила про тебя. А то, что дурак, плохо. Погубишь ее. Так что еще раз напоминаю – убирайся отсюда. Твои волки уже уходят, и ты уходи. Хватит этой земле слез.

– Я не уйду без этого лука, – процедил Квинт.

– Чего ты, Веслев? – возмутился Мукала, – как можно отпустить, он же наведет...

– Никого он не наведет, – покачал головой вожак, – где все наши он не знает и вряд ли представляет, где сам-то сейчас находится. Нашел бы еще дорогу назад.

Он долго смотрел Квинту прямо в глаза, потом повернулся, поднял гастрафет и фаретру с короткими стрелами для него, протянул римлянину. Фракийцы недовольно засопели.

– Почему, Веслев? – негромко, но с вызовом спросил Мукала.

– Потому что он не побоялся прийти за ним. Хотя глупо это...

Квинт взял в руки стреломет и стоял дурак дураком, не зная, что делать и говорить.

– Я тебя один раз уже убил. Чья воля в том, что ты еще жив, Сабазиса, Бендиды, Гебелейзиса или твоих богов, мне неведомо, но я не стану ей противиться и убивать тебя второй раз. Если поступишь благоразумно. Уходи. Берзу оставь. Навредишь девке, я наплюю на волю богов и на ремни тебя порежу. Не искушай меня. Возвращайся к своим.

– Они мне не свои, – ответил Квинт.

– Переметчив, гнида, – злобно ухмыльнувшись, прокомментировал его слова Мукала.

Веслев нахмурился. Сказал брезгливо:

– Если ты решил, что мы здесь жалуем предателей...

Фразы он не закончил. Квинт перебил его.

– Я не предатель! Это мои соотечественники, но они сулланцы! Такие же враги мне, как и вам!

Двое фракийцев переглянулись. Определенно, римлянин нес какой-то бред. В политических дрязгах захватчиков дарданы не разбирались.

Веслев в это вникать не стал. Покачал головой.

– Уходи.

Квинт медлил. Повернулся, скользнул взглядом по мрачным лицам варваров. Они расступились.

– В том бою ты устроил засаду на Остория? Ты ведь воин тарабоста Лангара?

– Ты слишком много болтаешь, римлянин, – отрезал Веслев.

Квинт брел назад и пытался ответить на вопрос, что с ним происходит. Он всегда поступал осмысленно и старался предугадать последствия поступков. Всю жизнь свою превратил в латрункули[114], где продуман каждый ход. Теперь Квинт сам себя не узнавал. Стал действовать импульсивно, бездумно. Зачем погнался за фракийцами? Вызволять гастрафет Марка? Мстить? А может просто в глаза этому Веслеву посмотреть? Зачем? Он даже не представлял, о чем с ними будет говорить. К тому же они могли его прикончить походя, безо всяких разговоров.

Одни тяжелые мысли потянули за собой другие. Он действительно должен оставить девушку, но не потому, что так пожелал какой-то варвар. Нет. Надо вернуться к своим. Встать под знамена Сертория, когда Сулла принесет новую войну в Италию. В том, что это случится, Квинт уже не сомневался.

Оставить девушку... Еще недавно это было бы не так сложно, но как быть теперь, после всего того, что произошло?

"Значит и твое сердце не железное, Квинт..."

Так сказала бы мать. Сказала бы с мягкой грустной улыбкой на лице. Она многое понимала про своего младшего сына. Того, что не видел отец.

Есть долг и он превыше желаний сердца. Если сулланцы узнают, что он жив, сочтут дезертиром. Наплевать на их злопыхания. Он не предатель и не изменник. Но, оставшись с Берзой, станет им.

В Испании некоторые его товарищи тонули в глазах местных красавиц, но он никогда не терял головы. Как-то в Массилии, когда легионы Дидия шли в страну кельтиберов, Квинта и нескольких мальчишек-трибунов занесло на симпосион, устроенный местной высокородной молодежью. Чем он там приглянулся одной горячей черноглазой гречанке, по слухам, очень дорогой и разборчивой гетере, которая сама выбирала клиентов, и никто не мог ее принудить к нежеланной связи, Квинт сказать не мог. Ну, выбрала. Потом товарищи расспрашивали: "Как она? Хороша?".

Ну как? Поинтереснее, чем на сеновале с какой-нибудь рабыней с кухни, много нового узнал. Но голова не закружилась.

"Железный ты, Квинт. Как истукан бесчувственный. Ничем тебя не пронять. Эх, какая баба! Ух, я б ей вдул..."

И вот железное сердце Квинта Севера дало трещину. Да такую, что он, вот стыд-то и позор, сам себя уговаривает не изменять долгу. В какую яму скатился...

Нужно уйти. Да, он еще долго будет ощущать себя неблагодарной сволочью, но так надо. Все правы. И сама Берза и Веслев. Подчиняться фракийцу не хотелось. Все в душе Севера восставало против этого приказа. Глупое юношеское бунтарство. К воронам... Есть долг.

Обратная дорога заняла куда больше времени. Квинт действительно едва не заблудился и пришел к дому Берзы уже в сумерках.

Неладное он почувствовал еще на подходе. Тропа была просто распахана конскими копытами. Отряд Веслева оставил гораздо меньше следов. Квинт ускорил шаг, а потом и вовсе перешел на бег, отбросив всякую осторожность. Влетел на поляну.

Распахнутая дверь дома. Множество конских и людских следов. Недалеко от двери на земле лежит что-то бурое. Что-то, похожее на...