– Не врут... – пробормотал себе под нос Эвдор.
– Да что ты так озаботился этими римлянами? – недоумевал Аристид, – какое нам до них дело. Если Лукулл снимет блокаду острова, нам только на руку сие. Проще будет свалить отсюда. Кстати, мы не решили главный вопрос – на чем будем убираться.
– На чем? – переспросил здоровяк, – пошли выбирать.
Они вернулись в торговый порт и еще час толкались порознь возле кораблей, высматривая и подслушивая разговоры моряков и купцов. Наконец, снова встретились нос к носу.
– Ну как, – спросил Эвдор.
– Что-то глухо, – нехотя признался Аристид, – а у тебя?
– А я присмотрел кое-что, – он потянул Аристида за локоть и, стараясь не привлекать внимания, показал на один из стоящих у пирса парусников, с которого рабы сгружали на берег какие-то амфоры, – смотри, какая красивая лошадка. Только и ждет, чтобы ее толковый всадник взнуздал. Не большая, не маленькая, всего в ней в меру, как раз для нас.
На борту судна черной краской была нарисована скачущая лошадь.
– "Меланиппа", – сказал Эвдор, – принадлежит некоему Филиппу из Истрии. Я к нему почти уже нанялся.
– Почти?
– Так-то он брать никого не хочет, говорит, не нужен никто. И смотрит подозрительно. Но это он еще просто не знает, как мы ему нужны.
– Сколько у него людей? Человек двадцать? Вдвое больше, чем нас.. Если он не полный дурень, не возьмет совсем незнакомых людей. Я бы не взял.
– Я думаю, у него внезапно не окажется выбора. Они, северяне, выпить не дураки, а пьют все больше по-скифски. Ушибутся невзначай, до смерти, по дурной-то голове, – усмехнулся Эвдор, – вот он нас и примет с распростертыми объятьями.
– Вот так прямо и с распростертыми? – недоверчиво спросил Аристид.
– Нас ему порекомендуют уважаемые люди. Пошли к нашим, подробности по дороге изложу.
Когда они пришли в кабак, кое-кто из их товарищей уже приобрел некоторую осмысленность во взгляде. В почти пустом обеденном зале за столом у маленького окна сидели двое. Один из них подпирал голову руками и изучал нацарапанные на столешнице надписи и рисунки непристойного содержания. Второй без всякого выражения наблюдал за немногочисленными посетителями у очага. При виде Эвдора и Аристида, он несколько оживился:
– Какие новости?
– Радуйся, Дракил. И ты, Гундосый, – Эвдор взял себе одну из кружек и плеснул в нее из кувшина темно-красной жидкости, – что это тут у вас?
– Местное, – пробормотал моряк со сломанным носом.
Прозвучало это, как "пестдое".
– Кислятида, – добавил Гундосый.
Эвдор отпил вино, покатал во рту, проглотил.
– Бывает хуже. Где остальные?
Дракил многозначительно поднял глаза к потолку. Со второго этажа явственно слышался скрип расшатываемого деревянного ложа и прерывистые женские вскрики.
– Это Койон проспался. Остальные все страдают.
– С кем это он там? – ревниво спросил Аристид, – с Левкоей?
– А пес его знает... – буркнул Дракил.
– Понятно. Значит, новости у нас такие: заявился Лукулл. Весь город гудит.
Дракил усмехнулся.
– Чтоб это узнать, даже не стоило выползать на улицу. Дверь приоткрой и слушай, что мальчишки орут. Лукулл заявился... Тем хуже, Эвдор. Говорил я тебе, нечего здесь сидеть. Отсвечиваем неприкрытыми задницами на весь Родос. Надо было когти рвать прямиком на Крит.
– На этой лоханке? Сколько ведер вычерпали, пока сюда дошли, не считал?
– И до Крита бы дошли.
– Ждут тебя там. У Лукулла корабли из Египта, Кирены, Крита...
– Врешь!
– Один корабль в порту. На нем знамя. Вот такой знак, – Мышелов пальцем прочертил по столешнице несколько линий, которые в воображении собравшихся соединились в изображение обоюдоострой секиры.
Дракил снова сплюнул на пол.
– Врешь! – повторил он уверенно, – римляне никогда не договорятся с Волком. Тем более, против Митридата. А больше не с кем на Крите договариваться. Не с царьками же и олигархами недоделанными. Они давно уже все Волку задницу лижут.
– Ты же не знаешь, что ему предложили. Все продается и покупается. И Ласфен в том числе.
– У тебя, Дракил, – усмехнулся Аристид, – есть прекрасная возможность...
– Какая еще?
– Поступить на службу к римлянам. Глядишь, на надгробии напишут – "друг римского народа". Ты же всегда мечтал о почестях.
– Иди ты к воронам...
Гундосый, убрал правую руку, приподнял голову и простонал:
– Газбегаца дада было. Гапгасда все...
Не удержав голову одной левой, Гундосый ткнулся носом в столешницу, громко хрюкнув.
– Переловили бы всех поодиночке, – рассудительно заметил Аристид.
Эвдор приподнял голову Гундосого за волосы, и положил обратно: тот спал, пуская слюни. Моряк покосился на компанию у очага, придвинулся к Дракилу и негромко произнес:
– Я тут видел замечательную посудину. Шестнадцативесельный акат-афракт[26] из Истрии. Я прикинул, он может поднять пятьсот талантов[27]. Прибыл только что. Я видел, как его разгружают.
– Ты предлагаешь его брать? Как?
– Я почти сговорился с купцом. Нужно, чтобы кое-кто из его людей протянул ноги. Нанимаемся к нему. Выходим в море, дальше все просто.
– Просто на словах, – скептически хмыкнул Дракил.
– Посмотрим, – усмехнулся Эвдор.
Филипп из Истрии пребывал в прескверном настроении. Он возлежал возле столика с восхитительным опсоном[28] в хорошей компании, какую только мог обеспечить обеденный зал заезжего двора "У Посидея", но был мрачнее тучи. Ничто не радовало, ни соленые угри, ни золотистое хиосское, ни приятная беседа. Угри не лезли в горло, вино здесь на порядок лучше привезенного им самим на продажу, что невероятно раздражало, а беседа лишь отвлекала от собственных мыслей.
Дела шли из рук вон плохо. Филипп рассчитывал, что продолжающаяся война, смута и разорение Делоса, задерут цены на дорогие вина с островов, а нищающему населению по карману будет упиваться лишь фракийским. Его фракийским, которым забит весь корабль. Однако все оказалось с точностью наоборот. Отличный урожай на островах сбил цены настолько, что на фракийское почти никто не смотрит. Путешествие грозило обернуться колоссальными убытками.
– А я привез пеньку. Канаты и веревки. Все разошлось мгновенно, – похвалялся пьяный и счастливый купец из Гераклеи, возлежавший справа от Филиппа, – воистину, Агорей[29], я славлю тебя и принесу благодарственные жертвы по возвращению.
– Откуда такой спрос? – поинтересовался другой купец.
– Как, ты не знаешь? Архонты закладывают целый флот, во исполнение союзнического договора с Римом. Решение принято позавчера, когда я только разгружался. Весь товар ушел за половину дня, какая удача! А какие деньги они готовы были заплатить!
Гераклеот запихал в рот несколько маринованных оливок с луком и разразился невыносимо длинной и запутанной тирадой, прославляющей богов, Лукулла и добрых родоссцев.
"Да чтоб ты провалился", – сжимал виски руками Филипп.
Невыносимо болела голова. Уже два дня, как пропали сразу четверо из его людей, и среди них кибернет[30] и проревс. Опытные моряки, исходившие Эгейское море и Понт вдоль и поперек, способные провести "Меланиппу" из Истрии хоть до Египта безо всякого перипла[31]. Ценнейшие люди...
– ...римляне совсем не умеют торговаться.
– Ты не прав, почтеннейший, – возразил толстяк, опоясанный широким тканым поясом, с которым он не пожелал расстаться даже за обедом, – вот, помню, дело было в Сиракузах. Один купец из Капуи...
– Так это Капуя, не Рим. Кампанцы[32] те еще ворюги.