; Одной рукой Октавия судорожно держалась за ременную петлю у окна — она никак не могла расслабиться и устроиться на подушке поудобнее, — а в другой было заветное кольцо.
Глаза неотрывно следили за проплывающими за окном домами, словно отмечали путь. Октавия вдруг поняла, что шепотом подгоняет кучера. В один момент, когда ей почудилось, что он не туда свернул, девушка еле удержалась, чтобы не постучать в потолок. Но наконец показалась тюрьма.
— Леди, вы сюда желали? — с сомнением произнес извозчик, свесившись со своей верхотуры.
Она ничего не ответила, молча отдала положенную плату и поспешила к воротам. Привратник уперся глазами в вуаль.
— Вы к кому?
— К Лорду Нику.
— О, у этого джентльмена посетителей хоть отбавляй, — одобрительно буркнул он, отпирая ворота. — Вот только вчера заявилась целая куча. Послали за дюжиной бутылок и чашей для пунша. Повеселились на славу!
Октавия снова ничего не ответила. Она догадалась, что Бен с приятелями из «Королевского дуба» устроили здесь вечеринку. Это хорошо, что друзья поддерживают Руперта. Вот если бы они помогли Лорду Нику бежать.
Девушка прошла через внутренний дворик, в котором уже толпились арестанты с родственниками, миновала вторые ворота и оказалась у корпуса, где располагались камеры для богатых. Взбежала по лестнице. Пробегая по коридору, машинально заглядывала в приоткрытые двери камер. Все комнаты богато обставлены, в некоторых стояла явно собственная мебель жильцов.
Она принесла Руперту шахматы и книги. Хорошо бы переправить хотя бы приличную кровать, кресло, умывальный стол.
Дверь была закрыта. Октавия уже было подняла руку, чтобы постучать, но передумала и отодвинула засов.
— Эми, девочка, принеси-ка мне чаю, — раздался заспанный голос Руперта. — Голова на куски раскалывается.
— Так тебе и надо, — заявила Октавия, срывая вуаль. Она пробежала через комнату и буквально прыгнула на Руперта, оседлав его. — Я уже слышала, что вы организовали попойку с безмерным количеством пунша и шерри.
— Слушай, ты весишь целую тонну! — простонал Руперт, предпринимая отчаянные попытки сбросить Октавию. — Брысь отсюда!
— Ни за что! — Девушка стянула с его лица одеяло и поцеловала в губы. — Как ты смеешь без меня развлекаться?
Руперт хохотнул:
— Вот уж не думаю, что такие развлечения тебе бы понравились. Мы всю ночь резались в карты, и я проиграл целое состояние.
— Я принесла тебе денег. — Октавия крепко держалась на его животе. — Шахматы, книги… и кое-что еще.
Руперт удивленно поднял на нее глаза. На ее лице было выражение такого непритворного счастья, что не могло быть и речи, что она скрывает что-то плохое.
— Что же это такое?
С таинственным видом Октавия стянула перчатку, медленно разжала ладонь, осторожно вынула из мешочка кольцо и уронила Руперту на грудь.
— Что за дьявольщина? — Его рука накрыла кольцо, но он продолжал смотреть на Октавию. Глаза внезапно потемнели от гнева. — Что ты для этого сделала?
Октавия ожидала чего угодно, но чем она заслужила гнев?
— В общем-то ничего.
— Быстро слезай с меня! — Он произнес это очень тихо, но с таким напором, что Октавия в секунду оказалась на полу.
Руперт откинул в сторону одеяло и встал.
— Какого черта? Я же тебе говорил, Октавия, что с этим покончено. Говорил не связываться с этой грязной крысой. Рассказывай, что ты сделала? Все, до конца!
— Ничего. Я…
— Рассказывай!
Октавия прижала пальцы к губам, стараясь прийти в себя. Ледяным голосом она рассказала, как заручилась поддержкой Бесси, и затем подробно и беспристрастно, насколько могла, описала свидание с Филиппом. Она надеялась, что холодность в голосе не позволит гадостным картинам проникнуть в сердце Руперта, заставит его трезво взглянуть на действительность. Но его лицо продолжало бледнеть, а глаза сделались пустыми, И Октавия все-таки потеряла самообладание.
Ее голос дрогнул, она шагнула к Руперту и умоляюще протянула руки:
— Боже, ну, пожалуйста, не сердись. Я сделала это для тебя. Хотела тебе показать, что ты не должен сдаваться. Что все еще можно исправить… что…
— Перестань! — Он отбросил ее руку. — Хватит себя обманывать и городить чушь. Тюрьма не место для иллюзий. Взгляни наконец правде в лицо!
— Нет, — покачала головой Октавия. — Я не хочу знать твою правду. Должен быть какой-нибудь выход.
— Иди домой, — произнес он с внезапной опустошенностью. — Сказки мне не помогут.
— Но…
— Я сказал, отправляйся домой!
— Будете завтракать, когда ваша гостья уйдет? — раздался от порога голос Эми. Служанка смотрела на Октавию с неприкрытым торжеством. Она, без сомнения, подслушивала последние фразы.
— Да. И принеси мне чаю и горячей воды, — попросил Руперт. Он отвернулся от Октавии, подошел к окну. Потом разжал пальцы — кольцо Филиппа упало на пол, покатилось по доскам и, остановившись у стены, яркой звездочкой блеснуло в пыли.
Октавия опустила вуаль. Затихающий звук ее шагов на лестнице эхом отдавался в сердце Руперта.
Глава 24
Руперт долго стоял у окна не шевелясь. Эми принесла ему чай и завтрак, но, пока она накрывала на стол, он даже не обернулся.
— Ешьте поскорее, сэр, иначе простынет.
— Иди, Эми.
— А может, желаете чего-нибудь еще? Может, прибрать тут пока?
— Уходи, девочка.
Эми попятилась к двери и, не говоря ни слова, поспешно юркнула в коридор.
Руперт наклонился и подобрал кольцо Филиппа. Он подержал его несколько мгновений на ладони, потом, вытащив из кармана рубашки собственное, медленно их соединил. Подняв правую руку с надетым на палец кольцом, он подставил ее свету. Глаза сидящей на искусно выгравированной ветке птицы, казалось, понимающе блеснули.
Наконец оно у него. И когда Филипп заметит целое кольцо на руке лорда Уорвика, он узнает своего брата-близнеца. Видеть, как при этом внезапно исказится лицо Филиппа, — вот вершина возмездия. Все, что последует за этим, будет лишь формальным восстановлением в правах. Филипп, возможно, попытается оспорить в суде притязания Руперта на то, что он является пропавшим без вести Каллумом Уиндхэмом. Но, увидев кольцо, Филипп в глубине души поймет, что проиграл.
Кольцо будет опознавательным знаком, поможет Каллуму Уиндхэму представиться семейным адвокатам и семейному врачу. А эти люди, осмотрев и расспросив его, безусловно, обнаружат неоспоримые доказательства, подтверждающие личность вернувшегося наследника. Его тело несет на себе шрамы и метки, о которых известно доктору, кроме того, он, истец, помнит такие подробности из семейной истории, о которых может знать лишь член семьи.
Кольцо сметет до основания карточный домик Филиппа.
Но кольцо обязывает Каллума достойно нести честь рода Уиндхэмов, не позволяет обнаружить теперешний позор и темное прошлое. Объявить себя Уиндхэмом сейчас — значит открыть всему миру, что законный граф был простым грабителем, которого со дня на день должны повесить. Сделать это Руперт был не вправе. Он не мог предать память Джерваса.
Проклятие! Руперт налил себе кружку чая и залпом выпил. Кипяток обжег язык и небо, но прояснил мысли.
Он налил еще чая и принялся вышагивать по своей темнице, не в состоянии избавиться от навязчивой картины: Октавия в объятиях брата.
И не важно, что она перехитрила Филиппа и подвергла его самому оскорбительному унижению, какое только может испытать мужчина. Она отдавала себя во власть губ и рук гнуснейшего скота. Она пошла на это, а он, Руперт, ничего не знал и не в силах был ее защитить. Она нуждалась в защите, а он торчал здесь, в этой дыре, совершенно беспомощный. Не в состоянии ни изменить собственную участь, ни помочь Октавии.
Неужели она не понимает его? Не понимает, что крушение надежд и презрение к самому себе отвратительным тяжелым грузом лежат у него на душе. И все, что она сделала, теперь бесполезно. Бессмысленно. Его тайна должна уйти с ним в могилу. А обладание кольцом лишь подчеркивает безнадежность его положения.