Губы Филиппа искривились в самодовольной усмешке. Октавия подавила отвращение. Хорошо бы погрузить в его грудь нож и медленно повернуть. Но вместо этого она взяла графа за руку и подвела к дивану.

— Выпьешь бокал шампанского?

— Подай бутылку. Я открою. — Он сел на диван и откинулся на спинку.

— Ну уж нет, сэр. Сегодняшним вечером тебе не придется делать ничего, кроме одного. — Октавия многообещающе улыбнулась.

Филипп подумал, что именно такая, пылкая, она ему и нравится. Сегодня… сегодня все пойдет на лад.

Граф лениво наблюдал, как, стоя к нему спиной, девушка возилась с бутылкой. Раздался негромкий хлопок, потом шипение разливаемого по бокалам вина.

— Ну вот, милорд. — Ослепительно улыбаясь, она принесла два бокала. — Предлагаю тост. За наше удовольствие, Филипп.

Он рассмеялся и принял бокал.

— Мне всегда нравился твой задор, дорогая. Надеюсь, муж его тоже ценит?

На секунду Октавия опустила глаза.

— Вот уж сомневаюсь. Приходится зря себя тратить. — Она коснулась своим бокалом его. — Первый тост мой, а потом — твой.

Девушка отпила вина и посмотрела на Филиппа. Тот сосредоточенно хмурился.

— Что-нибудь не так?

— Нет, просто пытаюсь придумать хороший тост. Октавия сделала еще глоток.

— Есть! За любовников. Пусть мужьям будет хуже. — В тишине комнаты его смех прозвучал необычайно грубо. Октавия опустила глаза, чтобы Филипп видел лишь один улыбающийся рот.

— Хочу, чтобы ты разделась, — отрывисто произнес он. Смех застыл на губах Филиппа, а его хищный взгляд заставил девушку вздрогнуть.

Но она по-прежнему улыбалась и, присев рядом на диван, предложила:

— Может, выпьем еще шампанского. А тем временем станем раздеваться: что-то сниму я, потом ты. Граф сделал большой глоток.

— Неужели ты думаешь, что будет так, как хочешь ты?

— Я только хочу, чтобы удовольствие было острее, — покорно пробормотала она.

Что же он не допивает шампанское? Бесси сказала, что зелье подействует через полчаса. Октавии вовсе не хотелось спешить.

— Мое удовольствие станет острее, если ты будешь мне во всем подчиняться. — В голосе Филиппа появились ледяные нотки. — Принеси сюда бутылку, а потом раздевайся.

Придется покориться, но делать надо все очень медленно. Странно, но ее нисколько не пугала мысль, что нужно обнажить тело. Это не самая большая жертва. Так что следует раздеваться. По крайней мере выше пояса.

Она снова наполнила бокалы, с радостью заметив, что Филипп выпил заветный бокал до дна.

Потом поцеловала в шею.

Пальцы Филиппа потянулись к ней, пробежали по округлостям груди, скользнули в декольте, нащупали соски. Октавия отрешилась от всего, оставив одну мысль: как заставить графа снять жилет.

Пятнадцать минут ушло на сглаживание, ласки и стоны. А потом жилет оказался в ее руках, и она с нарочито небрежным видом бросила его на пол. Непослушными пальцами она стала расстегивать рубашку Филиппа.

Граф откинулся назад, наслаждаясь ее желанием поскорее коснуться его тела. На самой Октавии к тому времени оставалась лишь одна кружевная рубашка. В диком порыве он разорвал ее от ворота до талии. Девушка попыталась выскользнуть, но он подмял ее под себя.

И вдруг Филипп притих. В упор посмотрел на нее, в глазах промелькнуло изумление.

Призывно улыбаясь, Октавия ласково погладила его по щеке.

— Хочешь, перед тем как мы продолжим, я покормлю тебя устрицами?

Уиндхэм скатился с нее.

— Принеси. И захвати другую бутылку шампанского.

В этот миг он схватил ворот изодранной рубашки и сорвал ее.

Октавия осталась голой, но нагота теперь ее нисколько не смущала — все внимание сосредоточилось на жилете. У нее появился шанс.

Идя к столу, она как бы невзначай поддала одежду ногой. Нагнулась, небрежно подхватила и, расправив, повесила на ручку стула. Жилет оставался в ее руках не больше секунды. И вот она уже у стола. Прежде чем взять блюдо с устрицами, нежно погладила лепестки темно-красной розы и тут же возвратилась обратно.

Устроившись на краешке дивана, поднесла устрицу к губам графа. Филипп проглотил аппетитный кусочек. Постепенно она скормила ему целую дюжину, а сама про себя улыбалась — Филипп ел устриц с такой готовностью, потому что они славились способностью повышать мужскую потенцию. А это ему было сейчас крайне необходимо.

Никогда раньше он не испытывал такого позора от немощного бессилия. В улыбку Октавии закралось сомнение, и постепенно она сделалась недоумевающе-нетерпеливой. А его при взгляде на бледное лицо и золотистые кудри охватывало отвращение — ведь этой женщине он обещал, что будет любить ее, как никто другой. Ведьма, лихорадочно размышлял он. Три раза — и всегда что-нибудь случается. Она его просто приворожила. Октавия между тем не уставала шептать ласковые слова, жалея и ободряя любовника, но под ликом Мадонны граф начинал различать злую личину колдуньи.

Он ушел от нее через час. Уходил, злобно ругаясь, как от шлюхи, которая не смогла удовлетворить его желание.

Октавия слушала, как замирали его шаги на лестнице.

Ночной портье открыл дверь и запер ее за графом. Тогда она подошла к вазе с розами. Крошечный мешочек висел за изгибом листа.

Впервые за весь вечер пальцы Октавии задрожали.

Она достала мешочек и вытряхнула на ладонь миниатюрное кольцо. Оно было точной копией того, что показывал ей Руперт. Зубом десертной вилки девушка надавила на птичий глаз. Пружина распрямилась, и кольцо раскрылось, готовое образовать с другим таким же кольцом печатку. Удалось!

Теперь кольцо у нее. А что дальше?

Девушка подошла к окну и отдернула шторы. На востоке небо уже посветлело. Октавия раскрыла ладонь и посмотрела на круглый отпечаток, оставленный кольцом.

Неужели жизнь Руперта стоит этого кольца? Какое горе причинил Филипп мужу, если он решился поставить на карту жизнь?

Внезапно Октавии стало холодно, и только тут она осознала, что совершенно раздета. Алый отсвет торжества померк, и в душе разлилось холодное, серое марево. Девушка подобрала одежду и наскоро оделась. Когда Филипп обнаружит потерю кольца? Октавия полагала, что он не сразу направится домой. Сначала заглянет в какой-нибудь бордель и сорвет унижение и ярость на шлюхе. Но с рассветом, безусловно, постучится в ее дверь. Даже в кошмарном сне ему не придет в голову, что его драгоценность у Октавии. Скорее всего он попросит разрешения обыскать гостиную. Но постарается избежать встречи с самой Октавией.

Об этом ему беспокоиться не стоит. Еще до его прихода и Октавия, и кольцо окажутся в надежном месте. Через два часа, в семь поутру, ворота Ньюгейта откроют. и как только станут пускать посетителей, к Лорду Нику пожалует дама в вуали.

Октавия позвонила.

Через пятнадцать минут, заспанно моргая, появилась горничная Нелл; бедняжка еще не проснулась.

— Как вы рано поднялись, миледи. — Стараясь подавить зевоту, она поставила на стол поднос с горячим шоколадом и сладкими булочками.

— Прости, что разбудила. Но мне нужно уходить по делу. Приготовь дорожный костюм. — Октавия обмакнула булочку в шоколад. Бессонная ночь пробудила голод.

Шоколад и булочки ее подкрепили, а умывшись горячей водой, Октавия почувствовала, что и лицо выглядит свежее.

— Сказать мистеру Гриффину, что вам нужна карета, миледи? — Нелл собирала на затылке в узел каштановые волосы госпожи.

— Нет, я отправлюсь пешком. Подай мне черную шляпу с вуалью.

Горничная повиновалась, но едва смогла скрыть любопытство. Октавия опустила вуаль.

— Черный плащ, миледи?

— Спасибо. — И Октавия выскользнула из дома. Дверь за ней закрыл сам Гриффин, которого поднял с постели ранний вызов горничной. Проводив госпожу в утренний сумрак, он сел за завтрак. Принимать гостя тет-а-тет в отсутствие мужа, убегать ни свет ни заря, нарядившись, как на похороны, — нет, порядочные леди так не поступают. Гриффин был недоволен.

На углу Пиккадилли Октавия окликнула наемный экипаж и, приказав ехать в сторону Холборна, устроилась на самом краешке сиденья. Их швыряло и подбрасывало на неровном булыжнике, а на улицах в это время уже были слышны первые крики торговцев.