– Что верно, то верно.

– А у меня и до сих пор бывают. Все это, – теперь она махнула в сторону мамаш, – все это, конечно, здорово, за них только порадоваться можно. Честно. Но… не знаю. Это не для меня. – Лорен пожала плечами. – Может, я слишком большая эгоистка. Или будто дозу когда-то слишком сильную хватанула, что-то вроде того. Мне нужен стимулятор.

– Дети здорово стимулируют, можешь мне поверить.

– Правда? – с явным недоверием спросила Лорен. – Что ж, рада слышать.

Меган, похоже, не знала, что еще сказать.

– Так ты по-прежнему в «Ла Крем»?

– Да. В основном за стойкой.

– А мне все же зачем позвонила?

Лорен повертела в пальцах незажженную сигарету.

Мамаши вернулись к прерванной болтовне, правда, без прежнего воодушевления.

Они то и дело искоса поглядывали на Лорен, словно в ней крылась некая зараза, запущенная в их упорядоченную жизнь в предместье с целью ее искоренения.

– Повторяю, я тебя никогда не теряла из виду. Но ни с кем на твой счет не делилась, даже в голову не пришло бы. Да та и сама это знаешь, так?

– Так.

– И сейчас ни за что не стала бы соваться. Ты исчезла, и я была бы последней, кто попытался вернуть тебя.

– Но?

– Ты попалась кое-кому на глаза. – Лорен посмотрела на нее. – Или, вернее, не ты, а Кэсси.

Меган заерзала на стуле.

– Ты ведь захаживаешь в «Ла Крем»?

Меган промолчала.

– Да любой бы тебя понял, уж поверь мне. Если бы мне каждый день приходилось сталкиваться с этими цыпочками, – Лорен ткнула пальцем в сторону мамаш, – я бы чем только не пожертвовала, лишь бы оторваться время от времени.

Меган уставилась в чашку с кофе, словно там мог скрываться ответ на эти слова. Верно, она заходила в «Ла Крем», но только однажды. Две недели назад, незадолго до годовщины своего побега, Меган отправилась в Атлантик-Сити, где проходил какой-то семинар и торговая выставка. Теперь, когда дети подросли, она решила попробовать найти работу на ниве торговли недвижимостью. Последние несколько лет Меган чем только не пыталась заняться: йогой, изготовлением керамики, в конце концов даже курсы по мемуаристике начала посещать – в ее обстоятельствах речь могла, разумеется, идти не столько о воспоминаниях, сколько о беллетристике. Любое из этих предприятий было отчаянной попыткой иллюзорной «самореализации», к которой всегда стремятся те, у кого и так все есть. На самом деле они поднимают очи горе, когда следовало бы опустить их долу, пытаются обрести просветленную духовность, в то время как – и Меган всегда это понимала – ответ скорее всего лежит в области чего-то более приземленного и простого.

Спроси ее, и она сказала бы, что ничего такого специально не задумывала, просто мгновенное побуждение, великое, понимаешь, дело. Словом, на второй вечер своего пребывания в «Тропикане», в каких-то двух кварталах от «Ла Крем» Меган натянула самое облегающее из своих платьев и отправилась в клуб.

– А ты что, видела меня там? – спросила она Лорен.

– Нет. И насколько я понимаю, ты меня не искала.

Сказано это было без всякой обиды. Действительно, Меган увидела свою давнюю приятельницу за стойкой бара, но не подошла. В просторном помещении клуба царила полутьма, чем и объяснялась его популярность. Здесь легко остаться незамеченным.

– Я ничего такого… – Меган замолчала. – Если не ты, то кто?

– Не знаю. Но это правда?

– Было дело, но только однажды, – призналась Меган.

Лорен промолчала.

– Так в чем проблема-то? Не понимаю.

– Почему ты вернулась?

– А это имеет значение?

– Для меня – нет, – сказала Лорен. – Но это стало известно одному копу. Тому самому, что разыскивал тебя все эти годы и так и не успокоился.

– И тебе кажется, он все-таки найдет меня?

– Да, – кивнула Лорен. – Думаю, это весьма вероятно.

– Таким образом, твой звонок – это предупреждение?

– Что-то вроде того.

– А не вроде?

– Не знаю точно, что произошло в тот вечер, – сказала Лорен, – и не хочу знать. Я всем довольна. Мне нравится моя жизнь. Я занимаюсь тем, что мне нравится и с кем нравится. В чужие дела не лезу, понимаешь, что я хочу сказать?

– Да.

– К тому же я могу ошибаться. Ты ведь не хуже меня этот клуб знаешь. Темно, мало что увидишь. Да и прошло… сколько? Семнадцать лет. Так что вполне могло только показаться. Это был только миг, но, похоже, в тот самый вечер, когда ты там появилась. И если добавить к этому, что потом еще кое-кто исчез…

– Слушай, Лорен, о чем ты, в конце концов? Что ты увидела?

Лорен посмотрела прямо на нее и откашлялась.

– Не что, а кого, – сказала она, поигрывая незажженной сигаретой. – По-моему, я видела Стюарта. Стюарта Грина.

Детектив Брум с тяжелым вздохом подошел к проклятому дому и позвонил. Сара открыла дверь и, едва посмотрев на него, пригласила:

– Заходи.

Ощущая какую-то неловкость, Брум вытер ноги, снял старое пальто и перебросил через руку. Ничего в доме за все эти годы не переменилось. Тусклое освещение, белая кожаная кушетка, старое кресло в углу – все то же самое. И фотографии с каминной полки никуда не исчезли. Давно, по меньшей мере пять лет назад, Сара поставила у этого кресла мужнины шлепанцы. Вот их больше не видно, но само кресло – на месте. «Интересно, – подумал Брум, – садился на него кто-нибудь за эти годы?»

Все выглядело так, словно дом застыл, а стены и потолки тосковали и ждали чего-то. Впрочем, может, ему просто так показалось. Людям нужны ответы. Ясность им нужна. Может, еще и надежда, она прекрасна сама по себе – и Бруму это было хорошо известно, – но она же способна каждый божий день наносить тебе удары, и тогда это по-настоящему жестоко.

– Ты пропустил годовщину, – сказала Сара.

Брум кивнул, не зная пока, как объяснить, почему так получилось.

– Как дети?

– Все хорошо.

Дети Сары выросли – фактически взрослые люди уже. Сьюзи – третьекурсница в Бакнелле. Брендон заканчивает школу. Отца они лишились едва ли не в младенчестве, когда он исчез из этого уютного мира, и больше уже никто из близких в глаза его не видел. Брум так и не распутал это дело. Но и не оставил. Ничего личного в работу привносить нельзя. Это ему было известно. Но в этом случае иначе не получалось. Он ходил на танцевальные занятия Сьюзи. Обучал Брендона азам бейсбола. А двенадцать лет назад, к собственному стыду, слишком много выпил с Сарой и остался у нее на ночь.

– Как тебе новая работа? – спросил он.

– Нормально.

– Сестра скоро возвращается?

– Да, – вздохнула Сара.

Она все еще сохраняла привлекательность, хотя от глаз разбегались морщинки, да и у рта они за эти годы сделались заметно глубже. Возраст накладывает свой отпечаток на женщин, и Сара не была исключением.

А еще она избавилась от рака, уж двадцать лет как. Сара сказала об этом Бруму при первой же встрече, в этой самой комнате, когда он начинал расследовать дело об исчезновении ее мужа. Диагноз, по ее словам, был поставлен, когда она была беременна Сьюзи. Если бы не муж, повторяла и повторяла она, ей бы ни за что не выжить. Сара хотела, чтобы Брум это понял. Когда прозвучал приговор врачей, когда из-за химиотерапии Сару постоянно рвало, когда у нее начали выпадать волосы и красота пропала, кожа на теле сморщилась, когда у всех, включая саму Сару, исчезла всякая надежда – опять это слово! – он, и только он один, не отходил от нее ни на шаг.

Это лишний раз доказывает, сколь сложна и многолика человеческая природа.

Он все время оставался рядом. Ночами не отнимал ладоней от ее лба. Подавал лекарства, целовал в щеку, прижимал к себе, заставляя ее почувствовать, что она не одинока, что ее любят.

Она смотрела тогда Бруму прямо в глаза и рассказывала все это, поскольку хотела, чтобы он продолжил расследование, не думал, что муж просто сбежал из дома, чтобы дело это стало его личным делом, чтобы он отыскал родную душу, ведь она просто не могла жить без этого человека.