– Молли! Молли!
По коридору сломя голову мчались дети. За их спинами Молли разглядела темно-коричневое лицо Рокки. Он махнул ей, поторапливая. Молли схватила зубную щетку и побежала в спальню. Вместе с ней жили еще две девочки – Гизела и Синтия.
В коридоре Молли столкнулась с Роджером Фиббином и Гордоном Бойлзом. Они грубо оттолкнули девочку.
– Беда, прочь с дороги!
– Отвали, Лупоглазая!
– Молли, скорее! – крикнул Рокки, засовывая ноги в шлепанцы. – Нельзя опять опаздывать!
А то у Гадкинс истерика начнется… И она подавится своей вставной челюстью! – весело добавил он и широко улыбнулся подруге.
Рокки всегда умел подбодрить. Он так хорошо ее знал!
А начиналось это так.
И Молли, и Рокки попали в Хардвикский приют десять лет назад. Белая девчушка и черный мальчуган.
Молли мисс Гадкинс нашла в картонной коробке на крыльце приюта. Рокки обнаружили в коляске на автостоянке позади Брайерсвилльского полицейского участка. Могли бы и вовсе не найти, но он вопил во всю мочь.
Старуха Гадкинс не любила младенцев. Эти крикливые, мокрые, вонючие существа вызывали у нее отвращение. А уж о том, чтобы менять им пеленки, не могло быть и речи. Для ухода за Молли и Рокки она наняла миссис Тринкелбери. Тихая вдова и раньше помогала выхаживать младенцев-подкидышей.
Миссис Тринкелбери всегда давала младенцам имена по той одежде или предметам, в которых их нашли. Например, Мозес Корзинс лежал в плетеной корзинке, а Лента Атлас была одета в распашонку с атласными лентами. Поэтому Молли и Рокки тоже получили экзотические имена.
Фамилию Мун Молли получила благодаря надписи «Шоколадный зефир, фабрика Муна». Строчка была напечатана розовыми и зелеными буквами на стенках картонной колыбельки. Внутри коробки миссис Тринкелбери нашла леденцовую палочку «Лолли» и дала девочке имя Лолли Мун. Однако мисс Гадкинс отвергла имя Лолли, и малышку стали звать Молли. Молли Мун.
Имя Рокки пошло от красной коляски, в которой его нашли. На откидном верхе коляски было написано: «Пурпурный рокер Скарлет».
Рокки был хорошо сложен. Крепкий, что камень, и на редкость спокойный. Безмятежность его происходила от мечтательности. Однако она была совсем иного рода, чем у Молли. Та словно спала на ходу, пытаясь в грезах укрыться от мрачной действительности. А Рокки будто бы размышлял над удивительным миром, который простирается вокруг. Даже в младенчестве он нередко лежал в своей колыбельке, словно задумавшись, и тихонько что-то мурлыкал.
У малыша было симпатичное лицо и низкий хрипловатый голос. Миссис Тринкелбери говорила, что когда-нибудь он станет рок-звездой и будет петь песни о любви, которые так нравятся дамам. Потому она дала ему имя Рокки Скарлет. И оно очень ему подходило.
Миссис Тринкелбери не блистала умом, но сердце у нее жалостливое. Маленьким Молли и Рокки повезло, что их вынянчила добрая старушка. Если бы они с младенчества попали к злющей мисс Гадкинс, то решили бы, что весь мир такой же плохой, как она. И сами могли вырасти плохими.
У миссис Тринкелбери они научились доброте. Она качала их на толстой коленке. Они засыпали под ее тихое пение. По ночам, если дети спрашивали, почему их подкинули под чужую дверь, она отвечала, что они стали сиротами, потому что злой кукушонок вытолкнул их из гнездышка. А потом пела им колыбельную. Вот такую:
Простите, ребятки, того кукушонка,
Что вытолкнул вас из гнезда.
Его мама-кукушка учила с пеленок
Толкаться везде и всегда.
Иногда Молли и Рокки сердились на своих неведомых родителей за то, что те их бросили. Тогда песня доброй старушки успокаивала детей.
Но миссис Тринкелбери недолго жила в приюте. Как только Молли и Рокки выросли из пеленок, ее отослали прочь. Теперь она заходила раз в неделю, чтобы прибраться и постирать. Молли и Рокки мечтали, что в приют попадут еще младенцы-подкидыши. Тогда миссис Тринкелбери вернулась бы. Но этого никак не случалось. Бывало, поступали малыши, но они уже умели ходить и говорить. Мисс Гадкинс назначала Молли и Рокки к ним в няньки. Самой маленькой девочке, Руби, уже исполнилось пять лет, и она давным-давно не нуждалась в пеленках, даже по ночам.
Близился вечер.
Молли услышала далекий приглушенный скрежет – это часы в комнате мисс Гадкинс пробили шесть.
– Опять опоздали! – охнула Молли, сдергивая халат с крючка за дверью.
– Будет теперь орать как ненормальная, – подхватил Рокки, и друзья помчались по коридору.
На бегу друзья привычно огибали все препятствия. Они проделывали этот путь уже тысячи раз. Свернули за угол, скользя по вытертому линолеуму, и через три ступеньки поскакали вниз по лестнице. Затаив дыхание, на цыпочках прокрались по квадратным каменным плиткам вестибюля мимо комнаты с телевизором. Наконец бесшумно скользнули в дубовую дверь общего зала.
Вдоль обшитых деревянными панелями стен стояли навытяжку девять детей. Четверым из них еще не было семи лет.
Молли и Рокки пристроились в конец шеренги, рядом с пятилетними Руби и Джинкс. Они надеялись, что мисс Гадкинс еще не добралась до их имен в списке. Молли скользнула взглядом по хмурым лицам ребят постарше. Самая противная девчонка в приюте, Гизела Хеккерсли, мстительно прищурила глаза, а Гордон Бойлз провел ребром ладони по горлу, будто ножом.
– Руби Эйбл! – зачитала мисс Гадкинс.
– Я, мисс Гадкинс, – пропищала маленькая Руби из-за плеча Молли.
– Гордон Бойлз!
– Здесь, мисс Гадкинс, – отозвался Гордон и скорчил Молли рожу.
– Джинкс Эймс!
Руби ткнула Джинкса в бок.
– Здесь, мисс Гадкинс, – откликнулся тот.
– Роджер Фиббин!
– Здесь, мисс Гадкинс, – буркнул высокий тощий мальчишка, стоявший рядом с Гордоном, и злобно взглянул на Молли.
– Гизела Хеккерсли!
– Здесь, мисс Гадкинс.
Молли вздохнула с облегчением. Ее имя было следующим.
– Джерри Оукли!
– Здесь, мисс Гадкинс, – откликнулся семилетний Джерри и сунул руку в карман, из которого рвалась на свободу маленькая ручная мышка.
– Синтия Редмон!
– Здесь, мисс Гадкинс, – ответила Синтия и подмигнула Молли.
Молли не на шутку встревожилась – когда же назовут ее имя?!
– Крейг Редмон!
– Здесь, мисс Гадкинс, – проворчал брат-близнец Синтии.
Мисс Гадкинс, похоже, забыла про Молли…
– Джемма Пейтел!
– Здесь, мисс Гадкинс.
– Рокки Скарлет!
– Здесь, – отозвался запыхавшийся Рокки.
Мисс Гадкинс захлопнула журнал.
– Как обычно, Молли Мун сегодня не пришла.
– Я здесь, мисс Гадкинс.
Молли не верила своим ушам. Значит, директриса нарочно назвала ее имя в самом начале, чтобы подловить на опоздании!
– Сейчас уже не считается, – возразила мисс Гадкинс, кривя губы. – Сегодня вечером будешь мыть посуду! Эдна будет рада уйти пораньше.
От огорчения Молли даже зажмурилась. Надежда на то, что сегодня с ней произойдет нечто особенное, улетучилась. Похоже, этот вечер будет таким же, как и все прочие, – полным неприятностей.
Началась традиционная вечерняя служба. В это время пели церковные гимны и читали молитвы. Обычно всех перекрывал раскатистый голос Рокки, но сегодня он пел тихо, словно берег дыхание. Молли надеялась, что зимой у него не будет бесконечных приступов астмы.
Едва закончилась последняя молитва, прозвучал гонг к ужину, и тяжелая дверь в столовую распахнулась.
Мальчики и девочки поспешили к столу. Оттуда навстречу им тяжелыми волнами накатывал запах протухшей рыбы. Ребята не раз видели эту рыбу в пластиковых ящиках в переулке за кухонными дверями. По ней ползали жуки и мухи. Воняла она так, будто пролежала там неделю. Все знали, что Эдна, приютская кухарка, опять запекла рыбу под толстым слоем жирного сырно-орехового соуса. Соус помогал отбить гнилостный вкус. Этому приему она научилась, когда служила на флоте.
