— Не сейчас, дорогой! Пусть они остануться вдвоем и Мэллори скажет Майклу о ребенке.

Рейли согласно кивнул.

— Конечно, конечно. Ты видела, как он смотрел на нее?

— Первые муки любви надо сберечь на всю жизнь, — сказала Кэссиди с грустью.

Рейли взял ее за руку. Солнце стояло высоко в небе. Казалось, что и цветы, и деревья, и птицы воспевают этот незабываемый день. Они остановились под сенью старого дуба.

— Но есть любовь, прошедшая сквозь годы и испытания, — когда он и она живут одним дыханием и часть не отделить от целого.

— Да, родной. Такая любовь чиста, как родник. И дай Бог, чтобы они познали ее.

Майкл открыл дверь своей комнаты и пропустил Мэллори вперед.

— Здесь нам никто не помешает.

Кинув камзол на кровать, он поставил Мэллори на расстоянии вытянутой руки перед собой и стал разглядывать, как редкий экспонат.

— Итак, на чем мы остановились? — шутливым тоном спросил он, с удовольствием отмечая ее смущение и любуясь фарфоровой белизной ее лица.

— Ты хотел мне рассказать все с самого начала.

Она с улыбкой смотрела, как дрожит его рука, когда он попытался сладить с непослушными волосам, видела как ему не хочется вообще ни о чем говорить. Она любила его таким и старалась продлить счастливое мгновение.

Он молчал, и тогда она с улыбкой спросила:

— Что я вижу? Тот ли это бесстрашный Ахдар Акраба, отражавший натиск десятков воинов, смеявшийся в лицо самому шейху Сиди Ахмеду? И этот великий покоритель пустыни оробел при виде безоружной женщины?

— Оробел? Да я просто в отчаянии! Я не нахожу слов, ибо впервые в жизни говорю женщине о своей любви.

Расстегнув верхнюю пуговицу платья, Мэллори присела на кровать.

— Как приятно слышать подобные речи. Жене всегда хочется быть единственной возлюбленной своего мужа.

Майкл облегченно рассмеялся.

— Ты все-таки положила меня на обе лопатки, добилась своего?

— Еще нет, — кокетливо ответила она, расстегивая на нем рубашку.

Мэллори передумала — лучше ничего ему не говорить, пусть сам сделает радостное открытие.

Она целовала его в шею и плечи, взлохматила волосы, отталкивая от себя всякий раз, когда он пытался сомкнуть свои сильные руки у нее за спиной.

— Если ты не перестанешь терзать меня, я не смогу договорить то, что хотел.

— Иногда молчание говорит больше слов, — парировала Мэллори, сбросив с себя платье.

— Не мучь меня, хитрая рыжая лисица! — воскликнул Майкл, глядя как она развязывает пояс на своей рубашке.

Желание становилось нестерпимым, и, осыпая поцелуями, он повалил Мэллори на постель. Сжимая ее грудь, он ощутил что-то новое, прежде незнакомое, а в мозгу промелькнуло, что тело любимой слегка пополнело. Жадно припав к ее губам, он успел прошептать:

— Я люблю тебя до боли, до безумия.

Она легла на спину, подставив его рукам свой округлый живот.

— Мэллори!

— Что, любимый?

Но он не решился сказать ей, что она располнела, и продолжал свою страстную охоту, лаская бедра и ягодицы жены, устремляясь то вверх, то вниз по этой вожделенной пустыне в поисках оазиса.

— Ты ничего не заметил?

Ее голос раздался откуда-то издалека, прервав его сладострастный поиск.

— Я уже не влезаю в свои старые платья…

— В платья… Какие платья?

Она рассмеялась, по-прежнему лежа на спине и поворачиваясь с боку на бок.

— Ты самый невинный из мужей! Неужели ты не заметил, как я располнела?

— Я… не решился…

Она снова рассмеялась, взяв его руку и приложив к животу. В этот момент по милости великодушной природы их дитя пошевелилось, и Майкл в испуге отдернул руку. Он хотел, но не мог произнести ни слова. Наконец, к нему вернулся дар речи. Нежно целуя ее живот и гладя ее разбухшие груди, он, сияя от счастья, воскликнул:

— Боже! Ребенок! Мой ребенок!

Он готов был повторять и повторять эти слова, но у него перехватило дыхание и он лишь бережно взял ее и, приподняв, стал осыпать поцелуями.

— Теперь я знаю, как в этой семье дорожат своими детьми.

— А знаешь ли ты, — отозвался он, — как дорожат в ней своими женами?

— Да, я успела это заметить.

Майкл все прижимал ее к себе, стремясь еще раз ощутить биение жизни в этом прекрасном теле.

— Когда я в следующий раз поеду в Лондон, то непременно разыщу одну цыганку и щедро отблагодарю ее.

— Уж не веришь ли ты в предсказания? — удивилась Мэллори.

— На этот раз не поверить невозможно.

Держа ее голову обеими руками, Майкл заглянул в глубину ее глаз.

— Вот кого я искал долгие годы, не зная, найду ли. Тебя, моя единственная любовь. Я искал тебя в каждой женщине, пытаясь угадать, ты ли это. Но небу было угодно, чтобы, уже потеряв надежду, я обрел тебя там, где и не думал найти.

Мэллори смотрела на него, не веря своим ушам. Неужели это говорит Майкл? О ней? Могла ли она мечтать, когда впервые встретила этого необыкновенного, ни на кого не похожего человека, что он полюбит ее?

— Мэллори, ты никогда не уйдешь от меня?

— Никогда!

Сжимая его в объятиях, она чувствовала, как одиночество навсегда покидает ее, уступая место уверенности и покою.

За окнами замка валил снег и завывал холодный декабрьский ветер, но в доме было тепло. Потрескивали дрова в каминах, сияли свечи, сновали слуги, поглядывая на второй этаж. Все говорило о том, что происходит нечто необыкновенное.

В верхней гостиной Рейли усадил Майкла перед собой и, с улыбкой глядя на его белое как мел лицо, протянул ему рюмку с коньяком.

— Ты знаешь, Майкл, сколько стоит мир, столько и рождаются дети. И твой ребенок тоже родится.

— Наверное, это ужасно больно…

— Еще бы не больно!

— Это я заставил ее страдать!

В комнату вошла сияющая Эрриан. Взяв брата под руку и подмигнув отцу, она весело защебетала:

— Вы только представьте, какое у нас будет славное Рождество! И вот, что я скажу тебе, папа: если ребенок появится на свет не так быстро, как хотелось бы, мы вызовем доктора и начнем лечить Майкла.

Сжав рюмку в кулаке, Майкл подошел к окну. Лицо его было искажено невыразимой мукой. Деревья за окном склонились под тяжестью снежных шапок. Ему вдруг представилось, что Мэллори умрет во время родов, как случалось с женщинами в деревне.

Охваченный паникой, он рванулся было к двери, но тут же замер от ужаса. Раздался душераздирающий крик. Отец, понимая, что чувствует сейчас его сын, положил ему руку на плечо и спокойно сказал:

— Это не от боли, а от радости. По-моему, родился мальчик.

Майкл залпом осушил рюмку.

— Ты думаешь, с Мэллори все в порядке?

— Уверен! Разве ты не слышал, что сказал доктор Уортингтон? Она сложена так, будто ей сам Бог велел рожать.

Немного погодя, в комнату вошла Кэссиди, бережно неся в руках голубой сверток. Миновав Рейли и Эрриан, она направилась прямо к Майклу.

— Счастлива сообщить, Майкл, что Мэллори чувствует себя хорошо и просит тебя познакомиться со своим сыном.

Майкл, взяв из рук матери сверток, широко открытыми глазами посмотрел на сморщенное личико и дотронулся до крохотных пальчиков.

— Сын… — прошептал он. И, повернувшись к отцу, уже громким, уверенным голосом сказал: — Сын! У меня родился сын!

Кэссиди с Эрриан обнимались и плакали, а Рейли взял у Майкла ребенка и, поднеся к самому лицу, долго рассматривал это драгоценное создание, как будто ему никогда раньше не случалось видеть новорожденных.

— Родился новый Винтер! — наконец торжественно сказал он, делая ударение на каждом слове.

Майкл выскочил из гостиной и через мгновение уже был в своей спальне. Его поразило, как прекрасно выглядит Мэллори. С белым бантом в гладко зачесанных волосах, полулежа на подушках, она встретила его словами:

— Майкл, как ты думаешь, сегодня предки Винтер улыбаются на небесах?

Взяв его руку, она крепко сжала ее в своей и, приподнявшись, поцеловала в щеку.

— Вне всякого сомнения. Наш род продолжается! — ответил он.