Спустя какое-то время я рассказала ему, что тогда произошло в Миссисипи. Я не знала, кто звонил твоим родителям. Тот человек сказал, что он из департамента юстиции. Мы с Реем даже подозревали, что это один из тех полицейских пытался добраться до свидетелей. В общем, Гловер решил всерьез взяться за это дело. Но ему не дали. Его уволили из полиции, и он был вынужден уехать из Майами. Но он сказал, что так этого не оставит. Будет продолжать расследование и вернет себе полицейский жетон.

Он постоянно переезжал с места на место, но всегда давал о себе знать. А потом вдруг перестал звонить. Я почуяла недоброе и позвонила сама. Кейти, его подружка, сказала мне, что он погиб, и расплакалась, как ребенок. Бедняжка не знала, как поступить. «Не лезь не в свое дело, если хочешь остаться живой, — сказала я ей. — Дороже жизни нет ничего». Вот к чему я в конце концов пришла. И очень дорого за это заплатила.

— Ты должна была рассказать мне все раньше, ба.

— А зачем? Ты бы только ожесточился.

— Она права, — сказала Эш. — Тогда еще не пришло время. А вот теперь в самый раз. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.

— Это мать столкнула ее с крыши. Не буквально, конечно, — сказал Берч Райли. — Если бы можно было привлекать к ответственности за доведение до самоубийства, я бы сам ее арестован.

— Сколько же еще будет жертв по этому делу? — спросила Райли, меряя шагами свой кабинет, где собрались все детективы.

Берч с Назарио приехали в управление прямо из аэропорта. Райли сообщила им, что в их отсутствие Стокоу прошел проверку на детекторе лжи.

— Теперь мы кое-что знаем и об этих младенцах, — сказала она. — К Ноланам они не имеют никакого отношения. Все доношенные и совершенно здоровые. Пуповина отвалилась, пупки зажили или заживали. Их хорошо кормили. Возраст — до одного месяца.

Это значит, что где-то живут семь пар их родителей. Четырнадцать человек плюс бабушки и дедушки, братья и сестры, родные и двоюродные, тети и дяди, соседи и акушерки. Один младенец еще мог затеряться, но семь… — Перестав вышагивать по комнате, Райли села за стол и посмотрела на детективов. — Это наша вина. Мы что-то упустили. Давайте вернемся в Майами 1961 года. Что тогда происходило в городе? Или в стране? Наверняка были какие-то события, которые мы упустили из виду.

— Сейчас бы пригодилась машина времени, но ее у нас нет, — сказал Берч.

— Есть, — возразила Райли. — Это то, во что были завернуты младенцы. Называется газетой. Сегодняшняя газета завтра уже становится историей.

— Вы с Назарио завтра с утра займетесь чтением. Просмотрите все номера «Майами ньюс» за лето 1961 года — на микрофильмах, микрофишах, в компьютерных базах данных и черт его знает где еще. Сообщения, рекламные объявления, сенсационные материалы, передовые статьи и даже пресловутые письма редактору! Узнайте все подробности о мэре и других влиятельных лицах — кто в чем был замешан, у кого были неприятности. Полное погружение. Как будто это было в прошлом году, а не сорок с лишним лет назад.

— Мы уже просмотрели картотеку преступлений за тот год. Искали похожий почерк, — возразил Берч. — Ничего не нашли.

— Но что-то должно быть. Эти младенцы ведь не с луны свалились. Тогда Майами был небольшим городишком. Пораскиньте мозгами. Попробуйте договориться с газетчиками, чтобы они дали вам порыться в их папках. У всех вас есть приятели среди журналистов, которым вы выбалтываете наши секреты. Позвоните им. У тебя ведь была знакомая репортерша, не так ли, Стоун?

— Не получится. Мы с ней сейчас даже не разговариваем.

— Ничего себе! — раздраженно воскликнул уставший после перелета Берч. — Ты всегда стеной стояла против прессы, пинала ногами репортеров, отпугивала их боссов, а теперь хочешь, чтобы мы у них одалживались.

— Да, такова жизнь, — философски произнесла Райли.

— Мы можем воспользоваться их услугами в онлайне, но вряд ли они охватывают тот период. И потом это дорогое удовольствие. А мы, к сожалению, уже потратили все средства на ваше путешествие по стране. Билеты на самолет, отели, питание и небольшая увеселительная поездка в Аламо. Поэтому идите и налаживайте контакты с прессой. Скажите, что эта подлая сука заставляет вас грубить им. Поплачьтесь, что начальница у вас — полный геморрой.

— Что правда, то правда, — усмехнулся Корсо.

— Черт побери, — выругался Берч. — Этот сукин сын Корсо опять взялся за свое. Узнал, что мы были в Аламо, и тут же настучал Райли. Вот сволочь! Как будто мы только и делали что развлекались.

— Сочувствую, — сказал Стоун.

— Он постоянно к ней бегает. Она тут как-то спросила, что я думаю о фэн-шуе. Он и об этом ей растрепал. А у тебя с ним что за дела? Я заметил, вы не очень-то ладите.

— Как я могу ладить с белым парнем, который зовет меня чуваком или корешем? — вздохнул Стоун. — И говорит со мной на негритянском жаргоне. Он что, подделывается под черных? У него раздвоение личности? Или слабые генетические связи?

— Вот-вот, — продолжал кипеть Берч. — Так бы и начистил ему морду. Стукач паршивый. Поэтому и трется у нее в кабинете. Стучит и сплетничает. А она это поощряет, чтобы держать нас в узде. Но ты здорово продвинулся со своим делом, — похвалил он Стоуна. — Продолжай в том же духе. Если понадобится помощь, только свистни. А мы с Назарио завтра покатаемся на машине времени.

Перед уходом Назарио позвонил Кики, чтобы сказать, что она оказалась права насчет Клифа Нолана, и пригласить ее завтра на ужин.

— Я сотрудничаю с «Майами ньюс», — сказала она, когда он упомянул об их задании. — Моя подруга Онни работает в библиотеке, и я иногда помогаю журналистам с историческими материалами. Может быть, я смогу для вас что-то сделать.

Свернув на дорожку, ведущую к Каса-де-Луна, Назарио почувствовал неладное — в окнах его квартиры и в большом доме ярко горел свет.

Войдя к себе, он застал там Флер, которая накладывала макияж, обложившись баночками, флакончиками, тюбиками и бутылочками.

В открытом шкафу он увидел целый ворох переливающихся вечерних платьев и множество туфель на высоких тонких каблуках.

— Привет, дорогой, — весело прощебетала Флер. — Вот ты и вернулся.

— Я думал, что ты уже сняла себе квартиру, — вздохнул Назарио, опуская на пол дорожную сумку.

— Ну как тебе?

Она повернулась на каблуках. На разлетевшемся платье вспыхнули огоньки блесток.

— Красиво.

Она действительно была хороша.

— А может, лучше это? — спросила она, прислонив к себе красное шелковое платье.

— Ты все это купила? — с надеждой спросил Назарио.

Кротко взглянув на него, она стала красить губы.

— Не совсем. Сначала надо немного заработать.

— Тогда откуда все эти наряды? — спросил он, делая вид, что еще не догадался.

— Позаимствовала у Шелли.

— Это никуда не годится.

— Мы всегда менялись тряпками, когда жили вместе.

— Да, но сейчас она живет с твоим отцом.

— Раз она охомутала моего отца, я имею право носить все эти ее «Версаче» и «Гуччи».

— Их можно будет потом почистить? — мрачно спросил он. — Похоже, они стоят кучу денег.

— У нее так много барахла, что она и не заметит, — успокоила его Флер.

— Ты же обещала найти себе квартиру.

— Я пыталась. Но не все получается сразу. Зато я нашла работу. Сегодня вечером выхожу. Почему ты не позвонил, милый? Я бы приготовила ужин.

— Это совсем не обязательно, — нахмурился он.

— Но я так хочу. Садись и отдыхай, — распорядилась Флер, кладя ему руки на плечи. От нее опять пахло вином. Девушка пошла к плите, чуть пошатываясь на высоких каблуках.

— Если ты собираешься готовить, то лучше сними это платье, — посоветовал Назарио, прикидывая, сколько оно может стоить.

— Хорошо, — пропела она. — Расстегни мне молнию.

Флер, повернулась к нему спиной, изящно изогнувшись.