Я всегда нервничаю, когда лает Калипсо, даже если она всего лишь несколько раз гавкнет. К счастью, Форстеры любят собак, но на другой стороне живет пара с близняшками, а отцу семейства нужно быть в Сити к семи утра. Им лай точно не нравится. Последнее, чего бы мне хотелось, — вновь начать столетнюю войну семей с детьми против семей с собаками, потому что единственно, чем могла бы закончиться подобная война, — полной катастрофой и запретом держать собак в саду.

А мы не сможем жить без Калипсо. Даже при мысли об этом у меня наворачиваются слезы. Она — самый милый член нашего семейства и, уж конечно, самый благовоспитанный. Нам бы пришлось покинуть оазис зелени в центре одной из лучших частей Лондона. Я не смогла бы наблюдать, как растут дети соседей. Никто не составил бы компанию во время вынужденной скуки учебного года. Нельзя было бы прогуливаться по саду, вдыхая аромат жимолости и роз, поздравляя себя с совершенством нашего прибежища.

Ральф продолжает твердить мне, что рано или поздно нам придется переехать, потому что мы живем в месте, где цены настолько выше нашего совместного дохода (чистая правда), что мы даже не можем здесь ходить по магазинам (тоже, к несчастью для меня, правда). Но я всячески отгоняю от себя мысль, что это когда-нибудь произойдет, что нам придется покинуть наш эдемский сад. Может, я закрываю глаза на правду жизни. Но, как я сказала мужу, даже если и так, это лучше, чем жить где-нибудь в… Перивэйле[11].

— Милая девочка, с какой ты планеты? — отвечает он с дрожащей верхней губой, стоит мне упомянуть Перивэйл. — Мы не сможем позволить себе дорогой дом — нам придется переехать в деревню и жить на своей земле, как Хью… как его там…

А я смеюсь, будто бы он шутит.

— Но, Ральф, сейчас везде безумные цены, земля в деревне дорожает с каждым днем, даже Бридпорт теперь недоступен, особенно когда Хью Фернли-Уиттингстолл[12] начал продавать земли в Ривер-Коттедж. Да, цены в Ноттинг-Хилле высокие, но не наша вина, что мы здесь живем, — мурлыкаю я. — Нам просто повезло, дорогой, ты так не думаешь?

Каждый раз, когда я об этом говорю, Ральф бормочет что-то о громе вдалеке. Это, говоря человеческим языком, означает, что мы живем на взятые взаймы время и деньги.

Я вдыхала полной грудью влажный утренний воздух. Легкий туман поднимался с травы. Солнечные лучи отражались в безукоризненно чистых оконных стеклах. Родители с детьми завтракали. Я могла рассмотреть леди Форстер на кухне, которая, несомненно, была чем-то авангардистским на момент приобретения, но сейчас она больше походила на антикварную лавку.

Форстеры — одни из старожилов, тех, кому удалось сохранить дома с выходом в общие сады, несмотря на давление детей, принуждающих престарелых родителей отказаться от собственности в пользу молодого поколения. Не считая Форстеров, а также Флемингов, которые цепляются за свое жилище, несмотря ни на что, в саду обитают банкиры, телевизионщики и ведущие архитекторы, но, стоит сказать, в основном банкиры.

Леди Ф. слушала программу «Тудей», включив радио на оглушительную громкость — самодовольный голос Энн Аткинс доносился даже досюда, — заваривала чай, согласно всем правилам, в позолоченном чайнике времен коронации королевы, с молоком в кувшинчике, для сэра Джона. На ней был розовый махровый халат, и вся сцена напоминала милую сердцу Британию пятидесятых. На кухне — встроенные шкафы и кафельные черно-белые рабочие поверхности, покрытый кроваво-оранжевым линолеумом пол. На самом деле, если бы там немного прибраться, получился бы ретростиль.

У леди Форстер есть сын и дочь. Сын Александр — молодой член парламента от тори, весьма приятной наружности, женат на Присцилле, довольно известном дизайнере кожаных аксессуаров в насыщенных розовых и лиловых тонах для животных. Дочь леди Ф., Люси, преподает.

Мне нравится леди Ф. — одна из тех женщин, на ком строилась Империя. Она никогда не жалуется и называет вещи своими именами. Тем не менее Мими и я часто говорим о том, что Форстеры, к счастью, почти глухие. Ведь в доме Флемингов постоянно царит бедлам.

У нас нет ковровых покрытий, поэтому каждый шаг отдается в полу, словно ружейный выстрел. Так что мы стараемся ходить по бетонным полам в толстых шерстяных носках, пытаясь не поскользнуться, особенно вниз по лестнице, и убеждаем гостей снимать обувь у входа, как при чайной церемонии.

Уже 7.55 — знаю точно, потому что до меня доносятся звуки «Фот фо зе дей»[13] — и утро в полном разгаре. В нашем саду многие дети ходят в школу Понсонби, вверх по Ноттинг-Хилл-Гейт. Хотя до Понсонби и недалеко, удивительно, скольких детей в наши дни возят в школу на машине.

Когда я указала на это Мими, она сказала, что двумя руками за то, чтобы ходить в школу пешком. В принципе. Но проблема в том, что у детей сейчас столько секций, требующих вовлеченности родителей, что на самом деле довольно сложно протащить даже несколько сотен ярдов все необходимое. Например, тромбон, снаряжение для регби, включая шлем и щиток, три коробки с ленчами, три ранца, коробку печенья для перекуса плюс сделанную вручную модель Солнечной системы, над которой папочка корпел полсеместра.

Я ответила, что мне неоткуда это знать, и у нее хватило такта покраснеть. Я по большей части езжу по округе на велосипеде, у меня есть «ситроен» для визитов к Расселам, и я не одобряю излишнюю опеку — но с другой стороны, мне не приходится водить детей в школу. По крайней мере пока.

На улицу вышел Вусси, наш кот. Он терся о мою ногу, пока я потягивала зеленый чай, чтобы напиток не расплескался во время моей прогулки.

Вусси-Пусси однажды просто вошел в наш дом и остался здесь навсегда. У него не было ни поводка, ни ошейника. Три дня спустя я отвезла его к ветеринару, довольно известному господину Кармайклу на Аддисон-авеню, чтобы осмотреть и кастрировать животное. Никогда не забуду тот день. Впервые я отвезла маленькое существо, которое от меня зависело, к врачу. Неожиданно я поняла, что значит быть матерью больного ребенка, ожидающей в коридоре перед операционной.

Господин Кармайкл вызвал: «Вусси Стерджис, пожалуйста». Ветеринар натянул резиновые перчатки, положил кота на белый стол и начал осмотр. Проверил зубы, пробежался руками по телу Вусси и сделал у его задних ног что-то, что я предпочла не заметить. Потом он откашлялся и сказал, что мне не стоит беспокоиться о кастрации, потому что малышу «и так нечем похвастаться». Потом Кармайкл взял с меня 60 фунтов. Стандартная плата за минутную работу. У диетолога мои друзья с готовностью отдают даже больше за совет «не есть ничего белого».

Я никогда не рассказывала супругу о проблемах с мужественностью у Вусси. Мужчины щепетильно относятся к данному вопросу, особенно Гидеон, особенно когда мы пытаемся завести ребенка.

Гидди обожает Вусси даже больше меня. Может, отсутствие детей устраивает Гидеона? Может, ему нравится, что я принадлежу только ему? Он так занят своей работой в экоархитектуре, что иногда бывает очень раздражительным. Хотя я бы не зашла так далеко, как Мими, заявившая однажды ему в лицо, что он — единственный из ее знакомых мужчин, у которого бывают «критические дни». Замечание вполне в духе моей соседки. Я стараюсь никогда его не вспоминать.

На самом деле подруга много говорит о Гидеоне, или Гидди. Я даже как-то подумала, не запала ли она на него. В конце концов, мой супруг — известный и успешный архитектор, у него все еще есть волосы на голове, его работы всегда появляются в журналах. Не то чтобы я сама бездельничала. Особенно теперь, весной.

Весна — самое горячее время года. Мой бизнес занимает больше времени, чем когда бы то ни было. Вышло солнышко, хозяева вселенной впервые за много месяцев выглядывают из окон и провозглашают: «Нужно что-то сделать с садом», конкретно ни к кому не обращаясь.