Пройдя затем в напряженном молчании шагов двадцать, Викентий Кузьмич снова заговорил:

— Вот работа геологов радует! Что у них ни доклад, то душе отрада. Академик Трофимук был у нас и уехал и Новосибирск окрыленный. На прощание сказал, что он верил в палеозойскую нефть всегда, а теперь верит вдвойне. А Трофимук — человек сдержанный.

Стоявший поблизости первый секретарь Парамоновского райкома партии Игнатий Григорьевич Кучеров кстати заметил:

— У наших геологов, Викентий Кузьмич, нынче глаза гореть стали ярче: недавно опять тут получили новый фонтан на палеозое. Воистину так: кто глубже копает, тот и до истины добирается.

Латунин на это кивнул, задержал внимательный взгляд на одном, на другом лице и сказал:

— А ведь где-то же есть еще не один Самотлор!

На совещание собрались в конторе геологической экспедиции. Было тесно. Латунин сел в центре комнаты — осматривался, приглядывался к публике. Взгляд ого серых глаз был просветленный, мягкий. Он уважал беспокойное племя неутомимых искателей. Все в рабочих одеждах, сосредоточенно строги. Никакого парада — предстоит деловая беседа, обмен мнениями. Разговор начал Латунин.

— Министерство и главк, областной комитет партии поставили ясную перед вами задачу: дать в самое ближайшее время первые тонны нефти с новых месторождений. Прогнозы вы сами даете на долгие годы. Но как выполняются решения? Давайте послушаем специалистов.

Встал высокий, подтянутый человек — начальник нефтегазодобывающего управления из самого северного города области. Это был Николай Филиппович Мержин. Румянцеву уже приходилось раньше видеть его, и он успел отметить душевную мягкость Мержина. Мержин имел своеобразный, как бы надтреснутый голос, который ложился на слух приятно и убедительно. Говорил Николай Филиппович всегда убежденно, слегка запальчиво.

— Район здесь, Викентий Кузьмич, весьма перспективный, — начал свое выступление Мержин. — Толкуем сейчас о трех миллионах, а в будущем речь надо вести уже о десяти. Палеозой действительно обнадеживает. Но как можно быстрее надо вводить в действие нефтепровод. А с ним все сложней и сложней…

Оказалось, что пока проложено всего сорок километров трубы, сделано пять километров поворотной сварки. Место тут сложное почти сплошные болота. Уже теперь необходимо выбрать в тайге гривы повыше, где можно летом работать. Труба полностью поступит в июне, а в зиму предстоит выйти на трассу и проводить сварку. Освоить за четыре месяца двадцать пять миллионов рублей — задача трудная. Вызывает тревогу дорога — проезд. Без гравийной трассы не обойтись. Лежневки надолго не хватит: трактора разобьют ее быстро.

— Чтобы не тормозить работы, Викентий Кузьмич, необходимо не тормозить лимиты. Нам надо все сразу! — подчеркнул Мержин. — А так называемая «технология подачи по частям» неприемлема. Она крадет уйму драгоценного времени.

Потом встал и долго говорил начальник строительного управления Сушков из северного того же города, ссылался на неимоверные трудности, критиковал землеройное управление, напомнил опять о болотах и огромных расстояниях. Латунин слушал его какое-то время внимательно, однако не выдержал и взмахом руки остановил оратора.

— Пустое выступление! Дел на вершок, а слов на мешок. В сущности, ваши строители работы еще не начинали. Лес на трассе вы должны валить сами, не ждать подмоги со стороны. Рубить трассу будет тот, кто ее будет строить. Не ждите и действуйте! Если трасса окажется не готовой, вы вынудите монтажников наступать вам на пятки…

Из других речей выяснилось, что техника шла сюда пятнадцать дней. По трассе — пни и завалы. Поэтому даже крепкие корчеватели выходили из строя.

Разговор о лесе, о бережном отношении к этому бесценному добру не мог не зайти. Кто-то подсчитал, что с полосы трассы, протяженностью сорок километров, можно взять тридцать тысяч кубометров деловой древесины. А раздвигать лес бульдозером по сторонам и оставлять его гнить — настоящее варварство. Свое же добро выбрасываем на ветер.

Латунин слушал и хмурился, делал пометки себе в маленькой красной книжке. Голос его зазвучал глуховато:

— Проблемы, задачи понятны, я думаю, каждому. Вспомните, как мы начинали осваивать нефть лет десять тому назад! Не имея ни опыта, ни достаточных знаний! Собирались в бараках, а нередко и под открытым небом, а как дружно и слаженно все у нас получалось! Теперь у нас есть мощный опорный пункт на севере Края. И сил много, и опыта не занимать. Так давайте прибавим энергии, помножим ее на высокую дисциплину, порядок, и тогда нам не будет стыдно смотреть друг другу, в глаза.

Взгляд Латунина остановился на смуглом лице полного, невысокого человека. Ивин, руководитель всех среднеобских геологов, работал на своем посту уже много лет. Истолковав взгляд секретаря обкома как приглашение к дальнейшему разговору, он поднялся и подошел к стене, где были развешаны карты, схемы, разрезы буровых скважин, данные каротажной разведки.

— Начинайте, начинайте, — улыбкой подбодрил его Викентий Кузьмич. — Порадуйте всех нас своими открытиями.

Из слов Ивина картина вставала внушительная. В экспедициях уже были разведаны площади, откуда можно ожидать прирост. Это Оленье, Катыльга, структуры Поселковая, Дальневская, Павловская. Наибольший интерес представляет собой Иголская структура. Именно тут была обнаружена палеозойская нефть. По геологическому строению с Иголской структурой связана Пешеходная. Здесь тоже известковые отложения. Характерно, что любые вскрытия в палеозое дают приток нефти.

— Хотел бы я видеть сейчас всех тех, кто усиленно сопротивлялся развитию нефтяной промышленности в Нарымском крае, — сказал Викентий Кузьмич. — Сколько пришлось преодолеть разного рода сопротивлений! Успоряли, что нет у нас тут нефти. А она есть, как видим, в мезозое и палеозое. Васюган, Кудрино — живое тому подтверждение!.. Какие нужды у геологов здешней экспедиции?

И геологи ухватились.

— В экспедиции всего десять автомобилей, — сказали они. — На них и лежат все перевозки. Двигатели, мосты — проблема. Нужно полное обустройство базы. Есть претензии к министерству геологии: оно отрывает людей в другие места, в то время, когда для нас важно основные усилия сосредоточивать здесь, в Кудрине.

— Это все? — спросил Латунин.

— Нет. Позарез нуждаемся в новых сейсмических машинах. И просим помочь заполучить подрядчика на строительство жилья для геофизиков.

— Согласен, — кивнул Латунин. — Будем строить жилье со всеми удобствами. Раньше мы были беднее и распыляли средства. На новом этапе старье не годится. Прошла пора, когда мы строили поселок вокруг каждой буровой. На то теперь вертолеты, чтобы вахты возить. Летайте, работайте, а ваши семьи жить станут по-новому, хорошо…

После совещания все вышли на улицу. Солнце сияло вовсю, кое-где уже по-мартовски тонко плавился снег, крупнел и ноздрился. Легкие распахнулись после застойного кабинетного воздуха, шапки поползли на затылок, лбы оголились и заблестели.

— Морозы нынче, кажется, не очень-то досаждали вам, — сказал Латунин.

— Нарым по холодам стал сдавать, — ответил инженер Ватрушин. — У нас в управлении разведочного бурения, Викентий Кузьмич, радист один есть. Он когда-то на Диксоне жил. Так этот радист в письме на Диксон сообщил друзьям, что он поселился теперь «на южном Севере», что ему тут нравится. Отсюда, говорит, даже воробьи на зиму не улетают!

— У вашего радиста явно юмористический склад ума, — засмеялся Викентий Кузьмич, направляясь к вертолетной площадке. — Что ж, товарищи, разрешите вам пожелать всего доброго! Геологам за их большие заслуги мы поможем сполна. Надеюсь, что по палеозойской нефти нас поддержит Центральный Комитет партии, правительство и Госплан.

Белый вертолет поднялся в голубое мартовское небо и взял направление строго на север — в сторону нефтяною центра нарымской земли.

Румянцев вернулся домой проголодавшийся и возбужденный. Катя была уже дома, готовила ужин. Пахло жирными, истомленными щами и яблочным пирогом. Окружив стол, ребятишки стоя с удовольствием уплетали его.