Отец Серафим бережно возложил по очереди, начавс Флавиана, на наши склонённые головы ларец с бесценным сокровищем, вполголосачитая с благоговейной интонацией молитву на греческом языке. Затем, совершивземные поклоны, мы приложились к Святому поясу Богоматери, и отец Серафим вынеснам ковчег с главой святителя Иоанна Златоустого.

— Смотрите! — переводил Флавиан слова отцаСерафима. — Под верхней крышкой мы видим лишь обнажённую кость честной главысвятителя, а вот здесь, — он открыл небольшую серебряную дверку сбоку ковчега,— нетленное ухо святого, в которое, по преданию, подсказывал Златоустому еговдохновенные слова сам Апостол Павел!

Ухо действительно было нетленным,желтовато-оливкового цвета, несколько усохшим, но абсолютно целым.

— Ухо же хрящ! — взволнованно прошептал Игорь. —Он же разлагается в первую очередь, это же чудо!

— Yes! Yes! It is themiracle! Chudo!— подтвердил отец Серафим, сияя радостью приобщённости к этому Божьему чуду.

Мы с волнением приложились к честной главесвятителя, чья Божественная литургия уже много веков совершается по всемуправославному миру и чьи вдохновенные писания раскрывают читающему их тайнынеисчерпаемой Любви Творца к Своему творению...

Когда любвеобильный отец Серафим, унеся в алтарьсвятыни и закрыв Царские врата и завесу, вышел к нам боковыми дверями, Флавианчто-то спросил его на английском, и тот, кивнув, повёл нас куда-то по переходу,затем открыл дверь в какую-то церковь, и мы увидели большую икону Богородицы всеребряной с золотом ризе.

— Икона Божьей Матери «Парамитиас», — переводилФлавиан рассказ отца Серафима, — у нас на Руси её называют «Отрада» или «Утешение».Эта икона явила чудо любви Божьей Матери к монахам Ватопедской обители двадцатьпервого января восемьсот седьмого года.

Большая шайка пиратов, которые несколькостолетий являлись самой серьёзной угрозой афонским монастырям, периодическинападая и разграбляя их, не щадя жизни монахов, в темноте ночи подкралась кстенам «Ватопеда» и спряталась в окружающей монастырь растительности. Ониожидали утреннего открытия ворот монастыря, чтобы внезапно ворваться иразграбить монастырские богатства.

В это время братия после ночного бденияразошлась для отдыха по кельям, лишь один настоятель перед этой иконой совершалсвоё молитвенное правило. Внезапно он увидел, что святая икона ожила и ликБожьей Матери с тревогой повернулся в его сторону.

«Не открывайте сегодня ворота монастыря, чтобывам не погибнуть от разбойников, но поспешите на стены и отразите ихнападение», — раздался от иконы голос Пресвятой Богородицы.

Настоятель, не веря своим глазам и ушам, взирална оживший чудесный образ. Лик Младенца Христа нахмурил брови и со строгостьюпроизнёс: «Нет, Мать Моя, не говори им этого, за их нерадивую жизнь им надлежитбыть наказанными!» — и, говоря это, Спаситель поднял правую руку, прикрывая еюуста Своей Матери.

Но исполненная человеколюбия, Пресвятая Деваотвела своею рукою десницу Богомладенца и, отвернув от Него свой лик, ещёдважды повторила настоятелю свое предупреждение об опасности.

Потрясённый чудным видением, настоятель бросилсяподнимать братию на оборону обители, и нападение пиратов было отбито. Услышаврассказ своего игумена о спасшем их чуде, монахи собрались в церковный придел,где находилась святая икона, и обнаружили, что изображение на ней изменилось.Написанный по традиционным иконописным канонам образ Пресвятой Богородицы сБогомладенцем на руках остался таким, каким увидел его настоятель:Богомладенец, пытающийся прикрыть своей десницей уста Богоматери, и Она,отвернувшая от Него Свой лик и Своею рукою отводящая вниз руку Своего Сына,мешающую ей проглаголать спасительный призыв.

С тех пор эта святая икона пользуется особымпочитанием в Ватопедском монастыре. Перед нею постоянно горит большаянеугасимая лампада, ежедневно служатся молебны, и все монашеские постригисовершаются перед этим чудотворным образом.

Слушая мягкий английский говор отца Серафима,вникая в смыл переводимого отцом Флавианом рассказа, я не сводил взгляда сисполненного любовью и тревогой лика Богородицы, дерзнувшей противопоставитьСвою материнскую любовь ко грешным человекам справедливому правосудию СвоегоБожественного Сына. «Милость выше справедливости... Любовь покрывает всё...» —вспомнились мне слова Флавиана, сказанные им во время нашей беседы о молитве.

Я внимательно вглядывался в дивный по красотеобраз Пречистой Девы.

Он был живым.

Нет, не подумайте, что я удостоился, подобновышеупомянутому настоятелю монастыря, чуда видения ожившей иконы, изображениеоставалось неподвижным. Но подобно тому, когда мы видим цветок, в своейнеподвижности наполненный оживляющей его красоту природной силой, так и образБогоматери не был мёртвой высушенной доской, покрытой красочным слоем. Где-то вглубине иконы — да, да! икона явно была «трёхмерной» — ощущалось присутствие, ябы даже сказал, движение неисчерпаемой Жизненной Силы — Силы БожественнойЛюбви.

Эта Сила лучилась в сострадательном взглядеглубоких миндалевидных глаз Богоматери.

Этой силой, словно живая смуглая кожа, дышала всяповерхность не скрытого серебряно-золотой ризой лика Приснодевы.

Эта Сила словно бы выдавливала изнутри чеканныевыпуклости драгоценного оклада и заставляла трепетать моё взволнованное этимнеобычным ощущением сердце.

Не встречал я раньше такой иконы. А может, ивстречал, но по греховности своей, по грубости покрывающей душу корки страстейни разу не чувствовал того, что здесь, в Своём Уделе, дала мне почувствоватьХозяйка Афона.

Я стоял перед Отрадой и Утешением всегочеловечества, я чувствовал, что эта святая икона распахнулась передо мной,словно окно из затхлой комнатки земной жизни в безграничную Вечность Неба, имогучий поток чистого благоухающего неземными ароматами воздуха хлынул на меняиз этого «окна», и вся душа моя наполнилась молитвой, молитвой без слов, безпрошений, без мысленной работы ума. Молилось всё моё существо, тело, ум, душа,сердце, молилось жадно, взахлёб, как бы превратившись целиком в однивосторженные лёгкие, пульсирующие дыханием молитвы. Я чувствовал, что Там менялюбят, ждут, слышат, обо мне заботятся, что сейчас я могу просить всего, чегозахочу, и я получу просимое! Но мне не о чем было просить. В тот момент у менябыло больше, чем всё, больше, чем я мог бы представить себе своим убогим воображением.Я чувствовал, что Там всё про меня знают, что мне незачем и нечего желать.Кроме одного. Чтобы всегда пребывать в такой молитве. Я понял, что значит«Царствие Божие внутрь вас есть», Оно было внутри меня, и я был в Нём.

Не знаю я, как это передать словами, какглухонемому рассказать глухонемым на языке жестов о красоте услышанной им накраткое мгновение музыки.

Я посмотрел на Игоря и увидел, как по егоизуродованной шрамом щеке текут слёзы. Я обрадовался. Значит, и он получил свойПодарок, и ему открылось Небо. Слава Тебе, Боже, за всё!

Владычице, Мати Божия, благодарю Тебя!

ГЛАВА 13. СВЯТАЯ ГОРА.ПРОДОЛЖЕНИЕ

«Иверон» встретил нас суровостью пирга —сторожевой башни, пустотой двора и замершей, какой-то тревожной тишиной. Словнообороняющаяся крепость в краткий период передышки между боями. Мы, неторопливооглядываясь, вышли на центральную площадь с круглой водосвятной беседкой,тёмными шипами устремлённых в небо кипарисов и махиной красно-коричневого храмапосередине. Сергий повёл нас вокруг храмовой стены и, обойдя угол, мы оказалисьперед небольшой белой часовней с пристроенным к ней застеклённым притвором.

— Иверская часовня, — сказал нам Сергий, —посидите в притворе, я пойду поищу кого-нибудь, кто нам откроет.

Мы зашли в притвор. Прямо на противоположной отвхода стене была нарисована фреска, изображающая Страшный Суд, слева стоялабольшая деревянная стасидия с точёными балясинками, справа, в облицованнойсветло-сиреневатым мрамором стене, находилась закрытая небольшая двухстворчатаядеревянная дверь, вся поверхность которой была инкрустирована перламутровыморнаментом. Некоторые перламутровые вставочки были утрачены, но всё равно былопонятно, что в центре каждой створки главной фигурой орнамента было «ПроцветшееДрево Креста Господня». Мы присели на каменную скамью, выступающую из стены ипокрытую толстой, крашеной в коричневый цвет доской.