Вытащив из кармана афонские чётки, я тихоньконачал перебирать узелки:

— Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя,грешного! Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий...

Молитовка потекла тихонько-тихонько, постепенноотогревая пространство в груди, подбираясь к сердцу, чуть-чуть утесняя его... Взакрытых глазах промелькнули образы высоких стасидий в темноте Покровскогохрама в Пантелеимоне, тёмные фигуры в склонённых клобуках, ковчег с главойпреподобного Силуана...

— Батюшка Силуан! Помоги мне молиться! Господи,Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя... Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!Иисусе, Сыне Божий...

Вдруг... Или это мне только показалось? Нет! И вправду! Она вернулась! У меня радостно заколотилось сердце.

— Господи! Слава Тебе! Господи! Иисусе Христе!Сыне Божий...

Она вернулась. Та самая афонская молитва, безкоторой так тосковало моё слабое от страстей сердце.

Она вернулась намного тише, не так ярко исильно, как это было на Святой Горе, когда от радости взрывалось всё моёсущество, она затеплилась в сердце кроткой лампадкой, но это была она, та самаяафонская молитва — молитва общения, молитва взаимной любви, молитва, вводящая вдушу Царство Божие, молитва вновь обретённого блудным сыном, вернувшимся в домлюбящего Отца, Небесного счастья...

Флавиан, слегка отодвинув шторку, заглянул впономарку, посмотрел на меня, улыбнулся и задвинул шторку на место.

ЭПИЛОГ

Два месяца спустя сижу я в подполе под домом,горожу, согласно указаниям матери Евлампии, поступающим сверху через открытыйлюк, некое подобие короба для будущего урожая картошки, как вдруг Иринин голосвозглашает:

— Лёша! Вылезай! К тебе гость!

Вылезаю, отряхиваюсь, иду к дверям, смотрю —Игорь!

— Здорово, Игорище! Христос посреди нас!

— И есть, и будет, Лёха!

Мы обнялись.

— Давай, собрат афонит, заходи! Сейчас кофе с«неро» организуем, только лукума нет, весь гостевой запас мои разбойникислопали!

— Спаси тебя Господь! Прости, брат, некогда,машина ждёт. Я попрощаться заехал, уезжаю.

— Надолго?

— Возможно, насовсем, Лёха, какова воля Божьябудет!

— А куда?

— На «Агион Орос», Лёха, в Пантелеимон!

— Монахом станешь?

— Как Бог благословит...

— А Флавиан?

— Благословил ехать.

— А Семёныч?

— Я ему Сашку привёл, боевого друга по Афгану,командира разведгруппы, майора в отставке. Он меня дважды от смерти спасал,пусть теперь Семёныча стережёт, я ему как себе доверяю.

— А... Даже и не знаю, что и спросить... Ну, тыменя, Игорёк, огорошил! Позавидовать только могу, но — «не положено по уставу»!Ты там молись за меня и Иришку со чадами!

И если найдёшь там, на Афоне, где-нибудь подстасидией завалившийся кусок моего сердца, где-то я его там оставил... Так тыего протри тряпочкой, убери куда-нибудь до моего следующего приезда, ладно?

— Ладно, балагур! — засмеялся Игорь. — Уберу!Ну, давай! Счастливо вам тут!

— Тебе счастливо! Ангела в путь! Спасайся оГосподе!

Иришка подошла ко мне:

— Он куда, Лёша?

— В Рай земной, солнышко моё, на Афон!

— А мы что?

— «Не выходи из кельи вон, и будет в келье утебя Афон»!

— Это как, Лёша?

— Я тебе сейчас всё объясню, радость моя!

Покровское. Март, 2007