— А с ногой у тебя что? Тоже на соревнованиях?
— Угадал. С мотоцикла слегка сверзился, вотбойник на повороте улетел.
— Ленка видела?
— Видела, конечно, она же первая меня из этойкучи покрышек и вытаскивать начала. Прежде всех подбежала.
— Ругалась?
— Конечно. Она всегда ругается, когда ячто-нибудь ломаю. Грозит детей забрать и к маме в Калугу уехать. Но, однако же,сама со мной и на яхте гоняет, и по пещерам лазает, и на трофи-рейдахштурманит. GPRS-навигацию лучше меня освоила. Боевая подруга! Только за травмымои сильно переживает, плачет каждый раз, сперва ругается, а потом плачет. А яэти слёзы её видеть не могу, проще спорт бросить!
Вот, такой он, этот Витька Бухгалтер!
Положил я трубку, не успел главу Аввы Дорофеядочитать, опять звонок:
— Лёха! Спускайся, жду тебя у подъезда!
— Витёк! Давай, ты ко мне поднимайся! У менякофе, только вчера из Италии!
— Кофе потом. Ты мне здесь нужен. Спускайся, самвсё поймёшь.
Спустился. Выхожу из подъезда и — прямо противдверей на газоне вижу НЕЧТО! И из этого НЕЧТО вылезает мой детский друг Витюха,с загипсованной левой рукой и в каком-то ортопедическом «ошейнике».
— Лёха, здравствуй! Принимай подарок!
— Здорово, Витёк! А что, подарок — вот ЭТО?
— Это, Лёха, это.
— Витя, а что это за монстр?
Это не монстр, Лёха, «монстрами» или «котлетами»прототипы называют, специально под «трофи» или «триал» построенные. А этопросто внедорожник «Лендровер Дефендер», правда, как сам видишь, слегка«тюнингованный».
— Это называется «слегка тюнингованный»? А яподумал, что это луноход. С чего, вдруг, ты мне его подарить решил?
— Видишь? — он показал на гипс и ошейник. — Это,Лёха, была последняя капля терпения моей многострадальной жены! Я тут на своей«котлетке» слегка в карьер сверзился. Готовился к этапу первенства России поджип-триалу, хотел Юрику Самодурову с его «Кадаброй» нос натянуть, и... неповезло чуть-чуть. Надо было ещё на пару единиц колёса подспустить! Сперва на«свечку» встал, а потом «уши сделал», метров с шести...
В общем, сейчас сдаю тебе последний боевойаппарат. «Котлету» уже на разборку ребятам из «Автовентури» подарил, в нейжелеза ценного ещё много, «купешку» форсированную Виталику отдал, «мотик» БМВ-шныйГарику, помнишь, из третьего подъезда? «Квадрика» Серёге презентовал, а этумашинку — для тебя приберёг.
Ребята сказали, что ты сейчас большей частью вдеревне обретаешься, так это для деревни — самый лучший аппарат, к нему хотьплуг с бороной цепляй, куда хочешь пролезет! Я на нём половину Карелии изъездили четверть Алтая. На «Золотой бочке» и на «Гондурасе» в первой десяткедержался.
— Витя? Прости темноту безграмотную. Что такое«Гондурас» и «Бочка» эта «золотая»?
— Это, Лёха, соревнования такие внедорожные,трофи-рейды, подробнее некогда объяснять. Будет время — потом расскажу.
Вот, смотри — объём кузова для твоей оравыподходящий, сзади «откиднушки» дополнительные есть. А, уж груза вози на нём —хоть тонну, подвеска неубиваемая! Сам машинку «упаковывал», от души. Многиеребята, как узнали, что я из гонок ухожу, приличные деньги за неё давали. Нотакую машину, как друга, продавать нельзя. Только подарить.
Вот держи ключи, документы,доверенность-«генералку». Владей и радуйся! А я в Калугу за Ленкой покатил,дети уже, наверное, по папе соскучились.
Витька махнул рукой, и стоявший у соседнегоподъезда серебристый «Мерседесище» с мягким урчанием подкатился к нам.
— Видишь, Лёха, на чём мне теперь ездитьразрешено, и то — с водителем! Кошмар! Счастливо, друган!
Когда я с мощным тракторным рыком осадил нового«коня» у ворот своего Покровского дома, разглядывать диковинное чудищесобралось пол-улицы. Мать Евлампия аж охнула:
— Лёшенька! Это что ж за комбайн такой?
— «Лендровер Дефендер», мать Евлампия!Тюнингованный!
— Ишь ты! А ведь и точно — «расфуфендер»!
Так первое прозвище и прилепилось.
Зато Стёпку с Леночкой вытащить из «расфуфендера»смогли только под вечер.
Спаси, Господи, раба Твоего Виктора со сродники!
ГЛАВА 2. СТАРЫЙ АРТИСТ
Подъехав к церковной сторожке, я увидел отцаФлавиана, стоящего у ворот в полном «снаряжении», то есть в дорожнойпотрёпанной рясе, с большим кейсом-дипломатом, называемым самим Флавианом —«чемоданий», на могучей шее батюшки, вместе с наперсным крестом, висела расшитаябисером бархатная сумочка с дароносицей.
— Отче, здравствуй и благослови!
— Благодать Господа... на водителе бронетехникиАлексии... Христос посреди нас!
— И есть, и будет, отче! Осторожней, батюшка,голову не ударь, давай твой «чемоданий», узковата машинка-то для тебя!
— Как и положено боевой технике, Лёша! Я, когдапо благословению владыки к солдатикам в Чечню ездил, один раз километровтридцать внутри танка прокатился! Так у тебя здесь просто танцзал, по сравнениюс танком, меня по приезде из люка всем взводом вытаскивали, ох, и повеселилисьтогда служивые!
— Представляю себе. Куда едем, отче?
— В Крапивинки, Лёша, к умирающему вызвали,пособоровать и причастить.
— Крапивинки, Крапивинки... это где дачиартистические, что ли? Так туда же только от Т-ка трасса, значит на Т-ск?
— Нет, Лёша, туда от нас другая дорога есть,короткая, по просеке, по которой лесовозы ходят, мне её ещё давно Семёнпоказал. Не «хай-вэй», конечно, но для твоего «БТРа» — почти асфальт. Давайналево и мимо пасеки, а дальше я «проштурманю».
Насчёт асфальта отец Флавиан, конечно, несколькопреувеличил, но в целом, двенадцатикилометровый отрезок лесной дороги, точнееколеи, мы проползли на «понижайке» (так у нас — «реальных джиперов» — именуютпониженную скорость) почти без проблем. Разочка четыре с боем прорывалисьсквозь глинистые «окопы», но грязевая резина не подвела — прорвались. А ужвыехав на щебёночный грейдер, остаток пути мы, можно сказать, просто«рассекали».
Крапивинки я знал, был там два раза. Один разещё в студенческие годы, на старших курсах ездили туда с приятелем на дачу кего родственнику, известному режиссёру. Второй paз с тем же приятелем на ту жедачу, но уже к сыну режиссёра, в разгар «перестройки». Сам режиссёр к томувремени уже жил на ПМЖ в Израиле, работал полотёром. А сын его, как говорится,«крутился по полной» — продавал всё, всем и отовсюду. Мы и ездили-то к немутогда обмывать какой-то его крупный «гешефт». Обмыли... Прости, Господи!
Дачный посёлок с тех пор заметно изменился.Многие, некогда величавые резные строения, принадлежавшие разным «народным» и«заслуженным» артистам, поблекли, посерели, стушевались. И то тут, то тамповыскакивали из садов нахрапистые «новорусские» еврокоттеджи, сплошьоблепленные символами достатка — спутниковыми антеннами-«тарелками» и ящикамикондиционеров.
Нужный дом мы нашли достаточно быстро. Имоказался старый изысканный деревянный особняк, вероятно, конца 50-х годов,посеревшие брёвна которого, словно благородная седина, лишь оттеняли изяществопостройки в стиле «русский модерн». Калитку нам открыла скромного вида пожилаяженщина в брюках и толстом свитере, вероятно, в молодости бывшая красивой, сгрустными покрасневшими глазами.
— Здравствуйте, батюшка! Благословите! Простите,что я в брюках и без платка — здесь, на даче у Аристоклия Ивановича, ни юбки,ни платочка не оказалось. Проходите, пожалуйста! Будьте как у себя дома,Аристоклий Иванович задремал, я вам сейчас чайник поставлю, отдохните с дороги!Сегодня ведь не постный день? Вы сыр к чаю будете?
— Благодарю, не беспокойтесь. Вас как по имени —отчеству?
— Ах! Простите, батюшка! Я впопыхах непредставилась, меня Анной Сергеевной зовут, я бывшая жена Аристоклия Ивановича,первая его жена... А вас, батюшка?
— Зовите — отец Флавиан, Анна Сергеевна! А этоАлексей, мой старый друг и помощник.
— Очень приятно, Алексей! Присаживайтесь,пожалуйста.
Мы с Флавианом сели за большой круглый стол,стоящий на толстенных точёных «купеческих» ножках, покрытый старой плюшевойскатертью с густой, потускневшей от времени бахромой, на котором стояла большаяхрустальная миска, окантованная по верхнему краю серебряной прочеканеннойполоской, со свежими баранками, фигурная оловянная сахарница с щипчиками,полная настоящего колотого сахара, розетка с вишнёвым вареньем и высокая узкаяваза из тёмно-зелёного стекла с одинокой засушенной бордовой розой.
