— А ведь за этой стеной, ребята, ЗнамениеВремён, — обратился к нам Флавиан, — Иверская икона, Хранительница Афонскогомонашества! Представляете, чудесным образом приплыла она на Афон, вон, кстати,на стене изображение обретения «Иверской». Так же чудесно по воде она и покинетСвятую Гору. И тогда монахам надо будет покинуть Афон и разбрестись кто куда,где найдётся хоть какое-нибудь пригодное для молитвы место. Там они и осядут доВторого Пришествия Господня.
— А Афон как же, батюшка, — спросил Игорь, — чтож, все монастыри со святынями антихристу на поругание достанутся?
— Ну, святыни-то, какие смогут, монахи,наверное, с собой заберут, а Афон, как здешние монахи говорят, под воду уйдёт,со всеми монастырями. Землетрясение здесь будет небывалое по силе, и во многихместах вода с сушей местами поменяется. Эти катаклизмы даже в Евангелиипредсказаны — «и будут глады, моры и землетрясения по местам».
— А скоро это будет, отче? — поинтересовался я.
— Господь знает, Лёша, человекам это не открыто.Однако, глядя на то, как современная цивилизация стремительно сатанизируется,можно думать, что времени ей осталось не так уж и много...
— Это вы про ИНН, паспорта и пластиковыекарточки, отче? — вновь спросил Игорь.
— Да нет, информационно-технические технологиитут не причём. Страшен не прибор, а тот, кто на его кнопки нажимает. Страшносмотреть, как сами люди всё больше апокалиптическому стандарту начинаютсоответствовать.
— Какому стандарту? — удивился Игорь.
— Описанному в Евангелии и во Втором посланииАпостола Павла к Тимофею: «многие лжепророки восстанут, и прельстят многих»,«и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь», «в последниедни наступят времена тяжкие... Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды,надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы,недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящиедобра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы,имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся».
— Да, батюшка, это же прямо коллективный портретбольшинства наших современников... — не удержался я.
— Ну, может, ещё и не большинства, но уже весьмазначительной части. Когда большинство таким станет, наверное, антихрист ипоявится. Сейчас война идёт за каждую душу, каждый молитвенник может на балансдуховных сил повлиять, каждый праведник в миру, каждый монах.
— А монашеская молитва сильнее мирской? — ВзглядИгоря устремился на Флавиана.
— Во всяком звании, и в мирском, и в монашеском,и в священническом, есть свои подвижники, один Господь может силу их молитвыизмерить, нам этого не дано. Разница между монашеской и мирской молитвой скорее«количественная», а не «качественная».
Мирянину приходится больше сил и времени наземные дела тратить и в оставшееся свободным время по мере сил подвизаться вмолитве. Это, не считая, конечно, непрестанной молитвы Иисусовой, которуюопытный христианин почти со всяким мирским делом совмещать приспособляется.Причём через такую непрестанную молитву некоторые миряне удивительных дарованийот Бога сподобляются. Например, схимонахиня Сепфора, ещё будучи мирянкой,отягощённой семьёй, уже дары прозорливости и молитвенной помощи людям стяжалачерез смирение и непрестанную молитву.
А для монаха молитва и есть самая главная работаи дело всей жизни. Она же, при достижении определённого к ней навыка,становится и главным монашеским утешением и радостью, а затем и потребностьюжизненно необходимой, как дыхание, как пища.
Известны в истории Церкви и миряне, которыесвоей пламенной молитвой выше многих монахов поднимались. А бывают и монахи,ничего на поприще молитвы не достигшие. Так что в конечном итоге сила молитвызависит от личного желания эту молитву стяжать и приложенного к тому стараниякаждым конкретным человеком, без разницы — что монахом, что мирянином. Хотя,конечно, сама монашеская форма жизни к стяжанию молитвы более располагает, чеммирская. Собственно, ради этого — молитвенного общения с Богом — в монахи иуходят из мира.
— Ясно... — задумчиво протянул Игорь.
Вошёл Сергий, пропустив впереди себя в дверьневысокого, плотненького, достаточно молодого греческого монаха, которыйоглядел нас несколько недоверчиво, а Игоря — с лёгким испугом. Тем не менее оноткрыл нам инкрустированную дверь в часовню, сразу же строго предупредив: «Not foto»! Мы, смиреннопокивав головами, вошли.
В помещении часовни царил мягкий сумрак,пронизываемый лучами рассеянного света, струящегося из подкупольных окон. Одиниз лучей освещал стоящую слева по диагонали от входа Иверскую икону Богоматери.Она была высокая и узкая, покрыта потемневшей от времени чеканной ризой, откоторой веяло древностью и царственным благородством.
Лик Пречистой Девы был смугл и отрешён. МатерьБожья, не замечая стен часовни, горящих лампад, поклоняющихся Ей паломников,Своим взором словно пронизывала вечность, одновременно озирая прошлое,настоящее и будущее и духом пребывая в безграничном вневременном пространстве.
Господи! Ощущение реального присутствия здесьрядом, в этой часовне, Пресвятой Владычицы пришло ко мне настолько незаметно иестественно, что я даже не успел удивиться его возникновению. Просто я вдругпочувствовал, что Матерь Божья находится сейчас здесь. Сама. В этой самойчасовне. Среди нас. Просто и обыденно. Словно, проживая в этом монастыре иливообще где-то здесь, рядом, на Афоне, Она зашла сюда только что перед нами, илидаже вместе с нами, и остановилась, задумавшись, узрев нечто, привлекшее Еёвнимание там, в другом измерении вечности.
Мне захотелось тихонько шепнуть: «Ребята! Тихо!Внимание! ОНА САМА здесь!»
Но я промолчал, наблюдая, как Флавиан с Игорем иСергий кланяются и прикладываются к чудотворному образу, молятся, ставят свечи,как нетерпеливо перебирает чётки занявший стоявшую у входа стасидию греческиймонах, очевидно, отвлечённый послушником Сергием от какого-то важного для негозанятия ради открывания нам часовни. Я побоялся нарушить их молитвенныйнастрой, или отвлечь Пречистую Игумению горы Афонской от её задумчивогосозерцания, или просто самому потерять это необычное тихое счастье находитьсярядом с Той, на Которую «трепещут взирая Ангелы». Я молча, стараясь не спугнутьэто дивное ощущение, совершил поклон перед Иверской, тихонько поцеловал крайиконы, также тихонько поставил свечу, ещё раз поклонился и вышел наружу.Флавиан посмотрел на меня.
— Лёш! Ты как?
— Слава Богу! Всё в порядке. Потом как-нибудьпопробую рассказать, когда переварю.
— Хорошо, — кивнул Флавиан и повернулся кзакрывавшему дверь греку. — Евхаристо поли (большое спасибо)!
— Паракало (пожалуйста), — кивнул он и засеменилк келейному корпусу.
Мы остановились около мраморного источника настене архондарика, напились вкусной прохладной воды из висящего на цепочкековшика.
— Отче! Вы на вечерню в Пантелеимон хотитепопасть или в другой какой-нибудь монастырь? — спросил Флавиана послушникСергий.
— А мы успеем в Пантелеимон?
— К повечерию успеем! Даже можем по дорогезаехать к источнику на берегу, где Иверская к Афону приплыла.
— Тогда поехали!
— Вот! Это было здесь. — Послушник Сергийпоказал рукой на несколько каменных сооружений, к которым мы подъехали, спустившисьна самый берег моря. — Вот на этом месте, где стоит памятник с крестом, была вынесенана берег Иверская икона.
— Её привезли на корабле? — спросил слабоосведомлённый в истории Афона Игорь.
— Нет. Она приплыла сюда Сама, — ответил заСергия Флавиан. — Это было в девятом веке. Примерно за двести лет до этого, впоследний период иконоборчества при императоре Феофиле-иконоборце, к однойвдове, жившей с сыном недалеко от города Никеи, пришли воины, посылаемыевластями для розыска и уничтожения святых икон. Они обнаружили в домовой церквиочень почитаемую вдовой икону Божьей Матери, увидев которую, один из воиновударил её копьем, попав в нижнюю часть ланиты — щеки Богородицы. К ужасу воинаи всех присутствовавших из раны потекла кровь. Иконоборцы в страхе покинули домвдовы, но она, понимая, что они могут придти опять, решила предать икону волеБожьей. Вместе с сыном, тайно, вдова отвезла икону на морской берег и опустилав воду, молясь Богоматери, чтобы Она Сама сохранила свою икону невредимой. Ивот, во свидетельство Промысла Божьего о чудотворной иконе, она встала в воде ввертикальное положение и поплыла, уносимая морскими волнами.
