— Я сегодня выступаю в «Первым делом».

— Знаю, — буркнул тот.

Машина двинулась по все еще погруженным в полумрак пустынным лондонским улицам в сторону студий «Стар телевижн» в Гринвиче. Роланд, рассеянно выглядывая в окно, мысленно уже отвечал на вопросы, репетировал остроумные ответы, пересказывал в уме наиболее забавные истории. Своим появлением на телевидении и манерой держаться он произведет настоящий фурор. Операторы будут восхищаться тем, как естественно он смотрится. Телезрители забросают программу письмами с просьбами еще раз показать «того интересного молодого человека». Его пригласят снова, уже на постоянную работу. А если повезет сегодня, то ему сразу же предложат вести собственное ток-шоу, где он будет брать интервью у разных знаменитых людей.

И плевать на тех, кто пытается встать у него на дороге. Он им еще покажет! Он станет влиятельным человеком, с которым хочешь не хочешь придется считаться!

Неряшливого вида девушка в джинсах и большом мешковатом свитере встретила его в вестибюле. Двумя руками она прижимала к груди стопку бумаг и вообще усиленно корчила из себя занятого человека, который вот уже несколько часов на ногах и работает.

— Идите за мной, — живо предложила она. — Сначала я отведу вас в гримерную, а потом познакомлю с режиссером. Хотите кофе?

Роланд, который с каждой минутой нервничал все сильнее, пробормотал что-то насчет того, что он предпочел бы чай. Через минуту он уже сидел перед зеркалом в кресле с целлофановой накидкой, застегнутой под подбородком, а в лицо его пристально вглядывалась высокая худая девушка в белом халате.

— Вам с молоком и с сахаром? — спросила та, что была в джинсах.

— Только с молоком, если можно.

Его слепил яркий свет лампочек, навешенных по всему периметру зеркала. Гример все не отводила глаз от открытых пор на его носу. Цвет лица у Роланда был нездоровый, желтоватый. Покончив с осмотром, девушка стала ловко красить его косметическим карандашом.

К семи часам он был готов и ждал в приемной, которую сотрудники студии прозвали Зеленой комнатой, вместе с остальными приглашенными на передачу «Первым делом» гостями. К ним вышел режиссер, поздоровался со всеми, но представлять друг другу не стал. Девушка с бумагами, похоже, была приставлена специально к Роланду, потому что она то и дело подбегала к нему и справлялась, все ли нормально. Между тем Хэла нигде не было видно.

Наконец до ушей Роланда донеслись слова, которых он одновременно мучительно ждал и боялся:

— Пойдемте вон туда.

Они двинулись по коридору, поднялись на два лестничных пролета, миновали еще один коридор, где к стене были прислонены какие-то декорации, и наконец вышли в просторный зал. Освещение там было настолько ярким, что Роланд в первую минуту зажмурился. В углу зала на диване сидела девушка-ведущая в летнем розовом платье, несмотря на то, что на дворе стояло студеное зимнее утро. Вокруг нее полукругом расставили кресла. На одном из них сидел известный эстрадный певец с пластинкой в руках. По полу змеились соединительные кабели и в специальных тележках медленно двигались включенные камеры, за которыми стояли сноровистые молодые люди. Зрелище испугало Роланда. Он замер на месте, ожидая, что сейчас будет.

Ведущая поблагодарила певца за то, что тот «заглянул на огонек», потом повернулась к камере № 1 и сообщила миллионам телезрителей, что после рекламной паузы в студии состоится обсуждение вопроса «Существует ли еще классовая система?».

— Оставайтесь с нами! — очаровательно улыбнувшись в камеру, сказала она. Вслед за этим прозвучала фирменная музыкальная заставка передачи и пошла реклама.

— О'кей, — услышал Роланд, как шепнула ему на ухо все та же девушка в джинсах. Она взяла его за руку и усадила в одно из кресел напротив ведущей передачи.

Тем временем Хэл, появившийся невесть откуда, рассаживал других гостей: профессора, титулованную старуху и молодца из «Классовых борцов» с эмблемой своей организации на футболке. Ассистенты студии прицепили им на лацканы маленькие микрофоны, ведущая уверенно и приветливо улыбалась гостям, а потом по всей студии разнеслось басовитое эхо:

— Готовность: десять секунд! Роланда прошиб холодный пот.

Черт возьми, что он хотел рассказать? Остальные гости выглядели уверенными и спокойными. Как будто выступление на телевидении давно стало для них привычным делом. Интересно, кому дадут слово вначале? Интересно, знает ли ведущая и остальные, как его зовут?

— Пять секунд!

Господи… Напряжение, охватившее Роланда, стало невыносимым. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, ладони стали липкими от пота. Ведущая торопливо навесила на лицо «экранную» улыбку, рекламная пауза закончилась, и на камере № 1 зажглась красная лампочка, предупреждающая о том, что они в эфире.

Роланд даже не слышал, что ведущая сказала в первую минуту и как представила телезрителям своих гостей.

— Так все-таки как вы считаете, существует ли еще классовая система? — спросила она профессора, краснолицего здоровяка, который больше смахивал на начальника футбольной команды, чем на ученого-социолога.

Роланд сидел весь натянутый как струна, лихорадочно обдумывая, что сказать, когда ему зададут тот же вопрос. Однако, когда это произошло, агрессивно настроенный Данни Фокс, выпятив грудь, на которой было огромными буквами написано «Классовый борец», влез без очереди, не дав Роланду и рта раскрыть.

— Во всем виновата монархия! — заголосил он. — До тех пор пока у нас на шее будут сидеть короли, мы будем иметь и высшие слои общества, и средние слои общества, и низшие слои общества!

Затем, не дожидаясь, пока ее попросят, слово взяла леди Элизабет Гринстед. Тоненьким дрожащим голоском она пропищала:

— Когда я была девушкой, молодой человек, каждый знал свое место!

— И вы хотите, чтобы так продолжалось и дальше — это положение устраивает вас, не так ли? — усмехнулся Данни Фокс.

— В нашей стране равноправия, пожалуй, побольше, чем… — начал профессор обиженно.

— Что вы вкладываете в слово «равноправие»? Кому нужно это равноправие? — не унималась леди Элизабет.

— Нынешняя система деления на классы несправедлива, вот что я вам скажу! — яростно набросился на нее Данни.

Она приложила ладошку к горлу, словно боясь, что он сорвет с нее нитку жемчуга.

— Молодой человек, я не виновата в том, что родилась аристократкой, а вы нет.

— А я вам и не завидую! — буркнул Данни. — Тоже мне радость!

Спор разгорался вокруг Роланда все сильнее, а он по-прежнему сидел молча, не имея возможности вставить слово. Тут он вспомнил, что весь разговор в эфире должен занять всего семь минут, потом последует прогноз погоды и выпуск новостей. Он понял, что если не поторопится со своим выступлением, то упустит представившийся ему великий шанс, будет отодвинут в тень кучкой невоспитанных экстремистов.

— Землевладельцы всегда предоставляли для пролетариата рабочие места… — ни к кому конкретно не обращаясь, поучала леди Элизабет.

— …представители высших слоев общества сознают свое шаткое положение, и это становится особенно заметно на примере всем хорошо известной круговой поруки, — бухтел профессор.

Данни Фокс меж тем вновь перешел в наступление:

— Если мы избавимся от монархии, высвободятся колоссальные средства налогоплательщиков, которые можно будет целиком направить на развитие здравоохранения! Вам известно, какие у нас в стране очереди на операции?

Сейчас или никогда! Если он промедлит еще немного, поезд уйдет. Бог с ними, с этими классами. Он предложит миллионам телезрителей нечто более занимательное!

— Королевское семейство, — вставил он наконец, — отмечено печатью безумия. Началось все с короля Георга III и до сих пор ничего не изменилось. Большинство женщин королевской крови по крайней мере раз в жизни производили на свет слабоумных детей. Но разумеется, народу об этом не сообщалось, роды не регистрировались, а младенцев сдавали в богадельни и никто и никогда о них потом не слышал. Это проклятие всех потомков Георга III. Недуг передается из поколения в поколение, следовательно, мы вправе сказать, что в генах нашей королевской династии существует роковой изъян.